Андрей Левицкий - Выбор оружия Страница 64

Злой покосился на нас.

– Все равно осторожно, там Лесник еще.

Я покачал головой.

– Нет, Лесника нету.

– Есть, говорю. Куда ж он делся?

Я промолчал, и тогда Пригоршня сказал:

– Злой, партнер мой Лесника завалил.

– Ну? – не поверил сталкер, бочком приближаясь к раскрытой двери. – Он же на вертолете был. Сел, что ли, а ты тогда… Э, дурак, а почему вертолет не взял? На нем можно было бы вояк догнать, когда они еще только к озеру ехали…

– Злой, он его вместе с вертолетом завалил.

– Чего?

– Обоих, ага.

– Как это? Что ты мне заливаешь, малый…

– Тихо вы! – шикнул я. – Злой, Лесника нет уже, короче. Что это там…

В раскрытой двери на боку лежал издохший пес-пулеметчик с развороченным брюхом. Никита слегка попятился, пригнулся и бросился вперед, перескочив через зверя.

– Стой, Блейк, иуда!!! – заорал он через мгновение, грохоча каблуками.

Я заглянул, потом шагнул в зал, сложенный из крупных бетонных блоков. В дальнем конце над полом виднелось круглое отверстие, начало туннеля с неровными каменными стенами. В темноту полого, но дальше все круче вниз уходили узкие рельсы. Начинались они посреди зала, и возле стопорного башмака на них лежала перевернутая вагонетка, из которой высыпались коробки и рюкзак. Рядом вытянулось человеческое тело.

Все это промелькнуло перед глазами, и взгляд обратился к большой железной двери, к которой бежал Никита. Из середины ее торчал круглый ржавый штурвал. Дверь закрылась с надсадным скрипом, что-то приглушенно лязгнуло, штурвал начал вращаться.

Бросив автомат, напарник сделал гигантский прыжок, навалился на штурвал, расставив ноги, словно былинный богатырь, с корнем вырывающий из земли вековой дуб, нажал… Но за мгновение до этого из-за двери донесся приглушенный щелчок фиксатора. Пригоршня закряхтел, на спине под рубахой напряглись мышцы. Я уже был рядом с ним, но помогать не стал: и так все ясно. Штурвал провернулся немного в обратном направлении, потом холостой ход закончился, и он застыл.

– Опоздал! – Пригоршня попятился, взял лежащий на полу «вал».

Шрам осторожно всунул в помещение голову, потом вошел, перешагнув через пса. Позади него в проеме возник Илья Львович.

– Они все туда вбежали? – спросил я, быстрым шагом направляясь в сторону вагонетки.

– Да, пацан последним.

– Рожки для «узи» у тебя в рюкзаке остались? Достань мне.

Проходя мимо вагонетки, я скользнул взглядом по телу. На человеке были большие очки в черной оправе. Коротко стриженные волнистые волосы каштанового цвета, бородка и усики, а одет в комбинезон с кругом светлой ткани на груди, где было вышито нечто вроде перевернутой буквы «У». Лежащий рядом крысиный волк прокусил ему шею, но и сам погиб: незнакомец раздробил ему башку ломиком, валявшимся тут же. Ломик этот мне сразу понравился – тонкий, загнутый на конце, раздвоенный, как язык змеи, чтобы можно было вырывать гвозди и разгибать прутья.

На ходу подхватив его, я поспешил дальше. Сзади раздался выстрел, и сразу – сиплый вскрик. Я обернулся, машинально вскидывая лом. В дверной проем ввалился Злой, на спине его висел человеческий торс без ног, тощими руками сжимая шею сталкера.

– Снимите его! – завопил Злой, крутясь на одном месте.

Шрам с Никитой бросились к нему, подняв оружие, но не решаясь стрелять. Автомат Злого полетел на пол, сталкер задрал руки, пытаясь ухватить существо, скользя пальцами по лысому черепу.

– В сторону! – заорал я. Напарник отпрыгнул. Промчавшись между Ильей Львовичем и Шрамом, я обрушил раздвоенный конец ломика на хребет получеловека.

Классная штука! Удобный, в меру тяжелый, как раз нужной длины… Ломик раздробил позвонки, будто пластик, на пару сантиметров войдя в тело. Свисающий конец позвоночника изогнулся, руки напоследок сжали шею Злого – и монстр свалился на пол.

– Он за крысу держался, – прохрипел сталкер, массируя шею и подхватывая автомат. – Я ее пристрелил, а он на меня перескочил… Там другие бегут!

Из коридора доносилось множество звуков: топот ног и лап, шипение, какое-то уханье, стук когтей по полу. Я выглянул и сразу отпрянул. Никита сунул мне в руки два автоматных рожка.

– Это последние.

– В туннель! – крикнул я. – В тот, где рельсы!

– Вояк потеряем! – возмутился Злой, и Пригоршня, толкая Илью Львовича, заорал в ответ:

– Та дверь закрыта! Не открыть вообще никак!

– Пусть Химик артефактом ее!

– Долго слишком, – это уже произнес я, перепрыгивая через мертвое тело возле вагонетки. Никита со Шрамом метнулись за мной, так что Злому ничего не оставалось, как последовать их примеру. Шум в коридоре стал громче, и монстры из автоклавов начали один за другим вваливаться в зал.

Туннель стал горизонтальным, а после раздвоился. Рельсы шли по более узкому прямому рукаву; тот, что повернул влево, был куда извилистее и шире. На пару секунд мы с Никитой замерли у развилки, вглядываясь, потом, не сговариваясь, свернули в широкий туннель, освещая путь фонарем.

Эхо донесло шум сзади, и бегущий последним Злой заозирался.

– Посветите!

Шрам, не останавливаясь, положил фонарь на плечо, направив луч себе за спину.

– Пока не видно их, – сказал Злой, несколько раз оглянувшись. – Убери, слепит. Мы, выходит, за вояками гонимся, а твари эти – за нами. Шрам, теперь ты последним давай, прикрывай нас.

Опередив сталкера и Пригоршню, он пошел рядом со мной. Мы двигались быстро, но не бежали, слишком все устали, а Илья Львович вообще еле передвигал ноги. Туннель повернул в одну сторону, потом в другую. Эхо изменилось: впереди, за очередным поворотом, было открытое пространство. Что-то блеснуло прямо передо мной. Тонкое, протянувшееся от стены к стене в полуметре над полом…

– Осторожно! – выкрикнул я, и Злой, тоже заметивший лесу, отшатнулся, ухватив за плечо идущего слева Илью Львовича. Но не успел – нога старика зацепила лесу. Мгновение та натягивалась, а потом раздался взрыв.

Под стеной один на другом лежало несколько валунов, за ними и притаилась граната. Я упал, камни просвистели выше, застучали… Старик вскрикнул.

Я вскочил, следом поднялся Никита, потом остальные. Илья Львович лежал на правом боку. Камни и осколки гранаты превратили тело от поясницы до плеча в кусок подрагивающего кровавого мяса, с которого свешивались изорванные и расплющенные остатки руки.

Я бросил ломик, рванул пряжку ремешка на плече, крикнув Никите:

– Палку какую-нибудь притащи, быстро!

Он огляделся и бросился по туннелю обратно, на ходу вытаскивая нож. Илья Львович пытался перевернуться на спину, целая его рука дергалась, растопыренные пальцы ловили воздух.

– Держите его! – приказал я, кладя контейнер на пол. – На боку, чтоб раной кверху!

Боль придала старику силы – сталкеры едва смогли удержать его. Илья Львович разбил Шраму губу, а Злого так схватил за кисть, что тот скривился и, вырвав ее из скрюченных пальцев, громко выругался.

Из глубины туннеля донесся топот ног. Я сдвинул крышку одной из ячеек, обмотал тряпкой пальцы, и когда в поле зрения возник Никита, сунул руку в контейнер.

Внутри был артефакт под названием мороженое. Белая масса запузырилась, я швырнул ее в углубление, где раньше лежала граната. Подскочивший Никита передал длинную толстую щепу, которую отколол от шпалы.

– А почему ты лом свой не… – начал он.

– Металлом нельзя в мороженое тыкать.

Оно уже кипело, набухая шапкой пузырящейся пены. От стены потянуло холодом. Илья Львович выл, отбиваясь, сталкеры с трудом удерживали его.

– Кто ж это ловушку устроил? – спросил напарник, тяжело дыша. – Вояки ведь другим путем побежали…

– Может, старая она. – Я сунул конец щепы в мороженое и помешал. – И откуда ты знаешь, вдруг она для тех, кто с другой стороны мог по этому туннелю прийти?

Холод стал сильнее, кожу на запястье жгло. Ярко-белая светящаяся масса опала, поверхность начала кристаллизоваться – вскоре хрустящая корочка наста затянет «включившийся» артефакт.

– С другой? Так к чему ж мы приближаемся, Химик?

– Сейчас увидим. Эти, которые за нами бегут, отстали?

Никита, подняв автомат, обернулся.

– Когда палку с доски срезал, слышал шум. Быстрее давай, они вот-вот будут.

Все это нам приходилось выкрикивать, потому что Илья Львович непрерывно вопил от боли. Я наклонил щепу, несколько раз провернул ее, поднял – будто сладкая вата на палочке, на ней повис длинный пенящийся кокон мороженого, за которым от основной массы протянулись тонкие хрустящие нити. Они лопнули, я крикнул: «Держите крепче!» – и ткнул щепой в рану.

Старик завизжал. Я стал намазывать мороженое на его тело; когда субстанция почти закончилась, накрутил на щепу еще, потом в третий раз – и наконец мороженое в углублении стало затвердевать. К тому времени левый бок раненого покрывал сплошной искрящийся слой. Он натягивался, изгибаясь, когда Илья Львович дергался, но не лопался и не ломался, хотя его испещряли мелкие трещинки. Из мутно-прозрачного вещество стало белым, как снег, полностью скрыв рану.