Крис Вудинг - Ускользающая тень Страница 64

Мы уже три оборота в дороге. Цель путешествия нам, рабыням, не сообщили, но на нашей половине дома ходили слухи, будто Хорика и нескольких других влиятельных Администраторов вызывает Старейшина, чтобы обсудить сложную проблему снабжения Дака, одного из главных приграничных городов.

Разумеется, мы с Аилой дождаться не могли, когда поедем. Невозможно вообразить, чтобы таким, как мы, позволили своими глазами увидеть самого Старейшину. Нет, на это мы даже надеяться не смели. Хватит с нас и того, что посетим ещё один великий гуртский город. Гурта славятся великолепной архитектурой, а мы тогда были в том возрасте, когда любая поездка — увлекательное приключение. Каждый город гурта уникальный, единственный в своём роде. Ещё одно доказательство превосходства их народа. Приятно сознавать, что мы находимся в руках таких достойных людей.

— Скоро остановимся передохнуть, — произносит хозяин. — Подготовьте всё…

Хорик вальяжно разваливается в своей комфортабельной крытой повозке. На изящные рамы натянута узорная ткань, внизу расстелены меха, повсюду лежат подушки. Хорик и двое его друзей — кто они такие, не знаем, но хозяину явно с ними весело — возлежат на диванах у стенок повозки и пьют вино. Мы с Аилой проверяем, не надо ли кому-нибудь подлить ещё, и достаём из дорожных сундуков парадные одежды и благовония.

Когда прохожу мимо Хорика, тот игриво шлёпает меня пониже спины. Зачем, не понимаю. Другие рабыни поговаривали про какие-то загадочные «обязанности», которые я буду исполнять, когда стану постарше. Мол, у Хорика «большие аппетиты». Сначала я решила, что речь идет о готовке, но уже в десять лет догадалась — нет, тут что-то другое. Поделилась тревогами с Аилой, но та сказала, что беспокоиться не о чем. Что бы ни приказал хозяин, это для моего же блага. Неужели я ему не доверяю?

Конечно, доверяю. Абсолютно и безусловно.

Вскоре подъезжаем к гостинице. Она располагается у самой дороги. Отсюда открывается потрясающий вид на пропасть, а всего в двух шагах — водопад, который с рёвом обрушивается вниз и впадает в протекающую по дну реку. Гостиница построена из брёвен, камня и бивней гортов. Здание округлое, с изящными изгибами и заострёнными шпилями. На краю скалы стоит беседка, окружённая маленькой светящейся рощицей. Среди карликовых микор и лишайниковых деревьев кружат летучие мыши и ловят насекомых, слетающихся к свету.

Мы с Аилой и другими рабынями поспешно спрыгиваем с повозки, чтобы подготовить спальни хозяев, пока те пьют и болтают. Их супруги в масках собираются в стороне небольшой группой и хранят молчание. На людях они никогда не заговаривают первыми, только если мужья к ним обратятся. Мне тогда казалось, что это очень изысканно и величественно.

Как всегда, мы, дети, превращаем работу в игру. Распределяем обязанности и соревнуемся, кто справится раньше. Строгая выучка и искреннее желание угодить хозяевам не позволяют халтурить, но я обычно выигрываю у Аилы, потому что первой успеваю выбрать задания, на которые требуется меньше времени.

Потом мужчины вместе с супругами поднимаются в свои покои, мы же спускаемся вниз и наводим порядок внутри повозки. Убираем, доедаем остатки еды, кормим чила. Хотя мне эти звери никогда не нравились — ужасно злобные, да и воняют просто невыносимо, — работаю на совесть. Чем быстрее закончим, тем скорее начнётся время музыки, а музыка — наша главная радость. Выполнив всю работу, спрашиваем у зазэ разрешения взять музыкальные инструменты. Та проверяет, всё ли в порядке, затем говорит, что мы можем идти. Спешим к беседке.

Она находится на берегу бассейна, подогреваемого при помощи углей, поскольку горячих ключей здесь нет. Другие рабыни уже на месте. Усаживаемся с краю — оттуда открывается шикарный вид на пропасть. Опускаемся на колени и начинаем подтягивать струны и настраивать инструменты. Я играю на зуке — это девятиструнный инструмент с металлическим грифом. Он издаёт подрагивающие, напевные звуки. Инструмент Аилы — оза, квадратный барабан из кожи. Она уверяет, что для того, чтобы освоить все тонкости игры на оза, нужно много лет. Но мне кажется, что оза — простой и скучный инструмент, хотя Аиле, конечно, этого не говорю.

Я очень любила играть. Каждой нотой благодарила хозяев за то, что допустили меня к столь чудному занятию. Где ещё я смогла бы обучиться этому дивному искусству, кто вложил бы в мои руки зук? Способности мои проявились ещё в раннем детстве, поэтому решено было обучать меня музыке. Мне нравилось играть, потому что я это делала лучше всех, за исключением старших рабынь, за плечами у которых были годы практики. Но учитель сказал, что со временем я превзойду их, если не брошу занятий. Утверждал, что в первый раз видит такие ярко выраженные способности у такой маленькой девочки.

Через некоторое время пришли ещё две музыкантши и тоже стали настраивать инструменты, а мы с Аилой тем временем репетировали. Мы знали много песен, от старинных гуртских баллад до необузданных, духоподъёмных военных песен и горестных песен-плачей. Музыка гурта поражала меня своей проникновенностью. Никогда не могла остаться равнодушной, мурашки так и пробегали по телу. Я думала — да, только выдающиеся люди могут сочинять такую музыку. Вспоминала обрывки мелодий из прошлой жизни — колыбельную, разудалую песню, которую отец горланил хором с друзьями. Но все эти простенькие, незамысловатые напевы ни в какое сравнение не шли с гармоничными контрапунктами музыки гурта.

Хозяева заходили в беседку по двое, по трое. Другие рабыни подавали еду и вино, а мы играли. Некоторые гурта раздевались догола и купались в бассейне. Жёны проводили время где-то в другом месте, отдельно от мужчин.

Гурта говорили между собой, но я не понимала о чём, поэтому просто сосредоточилась на игре. Это были влиятельные мужчины, обсуждавшие темы, недоступные для понимания маленькой эскаранки. Меня предметы их беседы даже не интересовали. Я просто наслаждалась своим мастерством, каждой трелью и взмахом смычка, радуясь, что доставляю хозяевам удовольствие.

Им моя игра нравилась. После одной баллады, в которой зуку принадлежала ведущая партия, — это была моя любимая, — Хорик подошёл ко мне с мужчиной, одним из Администраторов. Для гурта он был коренаст и широкоплеч, с маленькими внимательными глазками и заплетённой в косу бородой. Такие обычно носили старики, но этот человек был ещё молод. Все музыканты встали и начертили в воздухе знак Абсолютной Покорности.

— Вот, пожалуйста, — произнёс хозяин, обращаясь к спутнику. — Готов поспорить, вы никогда не слышали, чтобы маленькая девочка играла так проникновенно…

Я просияла от гордости, но длилось это недолго.

— Бывает, что и звери проникновенно воют, — возразил другой Администратор. — Предлагаете их тоже объявить выдающимися музыкантами?

— Да бросьте! Вы должны признать, что у девочки талант…

— Хорошо, допустим. Но предполагать, что эти… люди думают и чувствуют так же, как мы? Что за нелепость! Их эмоции столь же неразвиты и примитивны, как у зверей, которые служат нам пищей…

Хорик смеётся, но в глазах его читается разочарование. Его попытка произвести на этого человека впечатление не удалась. Я чувствую себя виноватой и опускаю голову, мечтая сквозь землю провалиться.

— Да, конечно, вы правы, — соглашается Хорик. — Я не подумал. Как можно считать цивилизованными людей, которые даже Законов не соблюдают?

— Эти существа недостойны даже того, чтобы мы их в рабстве держали, — отвечает собеседник.

— Белек Аспа, ваша способность убеждать феноменальна, — объявляет Хорик и уводит его из беседки. — Что ж, вернёмся к нашей теме…

Если Хорик и собирался сказать, что это за тема, то не успел, потому что как раз в этот момент в спину ему вонзилась стрела и окровавленный наконечник проткнул грудь насквозь.

На какую-то секунду все замерли от потрясения. Не знали, что делать и куда бежать. На лице Хорика так и застыло удивление, а мы приросли к своим местам и глядели на него, словно ожидая распоряжений. Вдруг Хорик икнул, изо рта потекла кровь. Потом пошатнулся и мешком свалился в бассейн. Тут поднялся крик, началась паника. Ещё один гурта, друг Хорика, вместе с которым он путешествовал, попытался вылезти из воды, но вторая стрела угодила ему прямо в лоб.

Все кинулись врассыпную, кто куда. Меня толкнули, зук с протестующим гулом упал на пол рядом со мной. Я наклонилась, чтобы поднять его, и вдруг услышала, как в воздухе свистят целые тучи стрел. Одна из них вонзилась в ограждение совсем близко от моего лица. Я закричала и шарахнулась в сторону, налетев на Аилу.

Испуганная Аила вцепилась в меня, а хозяева тем временем выкрикивали ругательства или просто вопили от страха неожиданно тонкими голосами. За всю свою жизнь мы с Аилой ни разу не видели гурта напуганными. В гневе — сколько угодно, в печали — да. Бывало, они ругались и ссорились. Но гурта в страхе? Это зрелище потрясло нас до глубины души. Мы думали, что страх им неведом.