Гордон Диксон - Жизнь коротка Страница 64

— Здравствуй, Филипп. Спасибо, что встретил.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь.

Пустые любезности не раздражали ее. Поддержка Фила могла понадобиться. Но она подумала: «Какое великое множество фраз истерто до бессмысленности столетиями повторений». Впрочем, и эту мысль никак не назовешь свежей.

— Он готов принять тебя, идем.

Она с удовольствием расспросила бы о настроении старика, однако понимала, что это поставит Фила в затруднительное положение.

— Пожалуй, тебе повезло. Сегодня он явно благодушен.

Дороти благодарно улыбнулась. Если Фил когда-нибудь отважится на ухаживание, она его не отвергнет.

Они шли по широким длинным коридорам с высокими потолками. Здание было построено еще во времена дешевой энергии, но теперь даже в Вашингтоне мало кто мог позволить себе расходовать ее в таких количествах. Интерьер усиливал ощущение простора: стены были пустыми, и только ковер под ногами да через каждые сорок метров изысканные по простоте произведения искусства баснословной стоимости нарушали однообразие обстановки. Идеальная по своей непритязательности белая фарфоровая ваза, по крайней мере тысячелетней давности, на грубой подставке вишневого дерева. Изумительная цветная фотография заснеженной проселочной дороги, выполненная на серебряной фольге; по мере приближения на фотографии менялось время суток. Хрустальный шар метрового радиуса с голограммой танца бессмертной Драммон; так как она перестала выступать до развития голографической техники, это, следовательно, была дорогая компьютерная реконструкция. Маленькая гласситовая камера с первой в мире вакуумной скульптурой — легендарным «Звездным камнем» Токугавы. Каждый экспонат выставки бесцеремонно вторгался в мысли, требовал внимания и напоминал о могуществе хозяина. Посетить сенатора в его собственном доме значило проникнуться чувством смирения. Дороти понимала, что это сделано умышленно, но не могла превозмочь себя. Это раздражало ее, а ощущение раздраженности, в свою очередь, раздражало еще больше.

В конце коридора находился лифт. Филипп ввел гостью внутрь и нажал на кнопку, не давая разглядеть этаж.

— Желаю удачи, Дороти.

— Спасибо, Филипп. Каких тем следует избегать?

— Ну… Не говори с ним о геморрое.

— Мне бы и в голову не пришло…

Он улыбнулся.

— Наш уговор об обеде в среду остается в силе?

— Если ты не предпочтешь ужин.

Он слегка поклонился и отступил назад.

Двери лифта закрылись, и она тут же забыла о существовании Филиппа. «Создания разумные неисчислимы; я клянусь спасти их. Пагубные страсти несметны; я клянусь искоренить их. Правда безгранична; я…»

Двери лифта снова открылись, прерывая клятву Бодисатвы. Дороти даже не почувствовала остановки; но догадалась, что опустилась по крайней мере на сотню метров.

Комната оказалась просторнее, чем она ожидала. И в этом огромном помещении царило большое механическое кресло; оно будто царило и над тем, кто в нем сидел. Обманчивое впечатление. Невзрачный владелец кресла на самом деле свободно распоряжался не только этим колоссальным домом, но и в значительной степени всей страной.

В комнате шла симфония ароматов, пассаж корицы из «Детства» Булашевского, ее любимое место; это придало ей смелости.

— Добрый день, сенатор.

— Здравствуйте, миссис Мартин. Счастлив приветствовать вас у себя дома. Прошу простить — не могу подняться.

— Вы так любезны, что согласились принять меня.

— Человек моего возраста в состоянии по достоинству оценить общество столь очаровательной и умной женщины, как вы.

— Сенатор, когда мы начнем разговор?

Он нахмурился и приподнял жидкую бровь.

— Не хотелось бы долго заниматься словоблудием. Ваш любезный прием обошелся мне в три тщательно подстроенные услуги и кругленькую сумму денег. Принимаете вы меня с нежеланием. Мне известно о восьми ваших любовницах; я по сравнению с любой из них жалкая замарашка. У нас нет времени, а дело — неотложной важности. Может быть, начнем?

Она затаила дыхание. Все, что ей удалось узнать о сенаторе, говорило о правильности такого подхода. Но так ли это?

Застывшее лицо разошлось в улыбке.

— Немедленно. Миссис Мартин, вы мне нравитесь, и это правда. Правда и то, что времени у меня мало. Чего вы хотите?

— Не догадываетесь?

— Пожалуй. Но я терпеть не могу догадок.

— Я категорически возражаю против законопроекта С-896.

— Мне это известно. Однако я допускаю, что вы пришли предложить сделку.

Она постаралась скрыть свое удивление.

— Какую же? Что дало вам основание так думать?

— Вы возглавляете очень крупную и влиятельную организацию, не стесненную средствами. Но кое-что мне непонятно.

— Что именно?

— Ваша цель. Ваши аргументы шатки и неубедительны, и все-таки вы продолжаете упорствовать. Мне неоднократно доводилось видеть людей, позиция которых казалась нелогичной. Однако всякий раз, стоило лишь копнуть поглубже, обнаруживалась истинная причина, скрытая логика. Здесь же… С-896 явно полезен и выгоден группе, которую, по вашим словам, вы представляете, — людям искусства. Вот и задумываешься невольно, какова ваша истинная цель. Допускаю, что вы уступите это дело об авторских правах в обмен на то, чего действительно побаиваетесь.

— Сенатор, я действительно выступаю от имени всех людей искусства и — в более широком смысле…

Он скривился.

— …«от имени всего человечества». Право, миссис Мартин, увольте.

— Знаю, эту фразу вы слышали чересчур часто, да и сами произносили нередко. — Сенатор мрачно усмехнулся. — Но как раз сейчас это сущая правда. Я уверена, что, если С-896 будет принят, человечество ожидает тяжелое потрясение.

Он поднял тонкую высохшую руку и оттянул нижнюю губу.

— Теперь, уточнив вашу позицию, я смогу сэкономить для вас немало денег — завершив встречу и вернув соответствующую часть суммы за неиспользованные минуты аудиенции.

У нее словно все оборвалось внутри, но голос прозвучал холодно и спокойно:

— Не поняв даже скрытую логику наших аргументов?

— Было бы жестоко и бессмысленно заставлять вас зря тратить время. Видите ли, я не могу вам помочь.

Она хотела закричать, но тут же взяла себя в руки. «Спокойно, еще не все потеряно», — шептала какая-то частица разума; а другая твердила, что такой человек не бросает на ветер слов «не могу». Но он наверняка ошибается. Не исключено, что это начало торга…

Ни следа внутреннего смятения не выражалось на ее лице.

— Сэр, я пришла сюда не для того, чтобы предлагать сделку. Я всего лишь хотела сообщить вам лично, что наша организация собирается сделать денежное пожертвование в размере…

— Миссис Мартин, пожалуйста! Я не могу помочь вам. Независимо от размера пожертвования.

— Сэр, это весьма крупная сумма.

— Не сомневаюсь. Не имеет значения.

— Сенатор, почему?! — Она знала, что ей не следовало спрашивать.

Он нахмурился.

— Послушайте, — начала она, уже не в силах подавить отчаяние. — К черту деньги! Я не брошу свое дело, не убедившись в полной его безнадежности. Ответить — быстрейший способ выдворить меня из кабинета. Вам известно, что при мне нет записывающих устройств. Скажите!

Так же нахмурившись, он кивнул.

— Что ж. Я отказываюсь от вашего пожертвования, потому что уже принял предложение другой стороны.

Самый ужасный ее кошмар воплотился. Все кончено. Паника и напряжение исчезли, замененные скорбью столь великой, что сердце ее чуть не остановилось.

Слишком поздно! О Боже, я опоздала!

— …чувствуете, миссис Мартин? — говорил старик, и искреннее участие звучало в его голосе.

Она призвала на помощь все свое самообладание.

— Хорошо, сэр, спасибо. Благодарю вас за прямой ответ. — Она встала и разгладила юбку. — И за…

— Миссис Мартин.

— …любезное гостепр… Да?

— Поделитесь вашими соображениями. Почему я не должен поддерживать С-896?

Она моргнула.

— Вы только что сказали, что бессмысленно тратить время…

— Подай я вам хоть малейшую надежду — да. Впрочем, если у вас нет времени, я не буду настаивать. Но мне интересно.

— Отвлеченное любопытство?

Он, казалось, выпрямился еще больше.

— Миссис Мартин, я принял решение добиться определенной цели. Это не означает, что мне безразлично, благая это цель или вредоносная.

Дороти на миг задумалась.

— Если я сумею убедить вас, вы меня не поблагодарите.

— Знаю. Я видел выражение вашего лица минуту назад и… Оно напомнило мне одну ночь много лет назад. Ночь смерти матери. Если ваша скорбь столь же велика… Садитесь.

Она села.

— Скажите, что ужасного в том, что законы, охранявшие авторское право, будут приведены в соответствие с действительностью современной жизни? Обычно я стараюсь выслушивать обе стороны перед тем, как принять пожертвование, — но тут дело казалось настолько простым…