Александр Афанасьев - Законы войны Страница 64

— Двадцать пять.

…только если оно находится на уровне роста человека. Почему-то человек почти не чувствует то, что находится выше его головы. Вспомните — как часто вы смотрите вверх? Не себе под ноги, не перед собой, не на уровне своего роста — а выше.

— Двадцать. Что ты делаешь, черт тебя дери?

Он еще раз подпрыгнул. Хвала Аллаху, тут мало дождей, и потому здесь не делают стоки. Если бы они тут были — то загремели бы почище вечевого колокола.

— Пятнадцать. Действуй.

Подтянулся, перевалился через невысокий край крыши, прикрывающей что-то вроде подъезда к вилле. Там, сверху, была еще широкая, открытая терраса.

— Десять. Замри!

— Ты ничего не слышал?

Араб замер, боясь пошевелиться…

— Не. А чего?

— Упало вроде что-то…

— Да ладно. Покурим…

Едва слышный треск — сигаретной головки о бок коробка.

— Занять позиции и ждать… Занять позиции и ждать… Твою мать, мы занимаемся всем чем угодно, кроме того, что должны делать.

— А что мы должны делать, земляк?

— Воевать, вот что! В провинциях духи кишмя кишат!

Звук, напоминающий зевок.

— Дурак ты, земеля. Если хочешь под пули лезть, я не возражаю. А мне и здесь хорошо. Поближе к начальству и к кухне…

— Я не для этого в армию вербовался.

— Скаутские костры в ж… не отгорели? Ничё, вот перебросят в Кандагар, там узнаешь, почем фунт лиха…

— Да заткнись ты…

— Лиховцев, в чем дело…

Новый голос. Араб его не слышал. Уверенный, командирский.

— Остановились передохнуть, господин штабс-капитан…

— Отставить курить, б… Обалдуи. Ничего не слышали?

— Никак нет… вроде.

— Что — вроде? Давно докладывать разучился? Устав учить отправить?

— Сержант Зозуля слышал, будто упало чего. Я ничего не слышал…

Молчание. Потом — шаг, едва один. Араб даже дышать перестал.

— Продолжать караульную службу. Гасилы грешные [106]. Лиховцев…

— Я!

— Не ори. Завтра мне пятый раздел устава расскажешь наизусть.

— Есть… — разочарованный голос.

— Все, двинулись, двинулись. Увижу сигареты — окурок сожрете. Дятлы.

Снова шаги, теперь размеренные. Уходят…

Еще шаги. Крыша тонкая. Едва слышно прикрылась дверь — судя по звуку, глухому и солидному, дверь непростая, может, даже и бронированная. Ушел? Или потопал ногами на месте, прикрыл дверь и стоит — с пальцем на спусковом крючке.

Как узнать?

А никак.

Много лет назад один китаец учил их искусству «шага гусеницы». Это когда люди думают, что ты стоишь, а на самом деле ты идешь. Одно из древних, почти утраченных искусств монастырей в Шаолине. Вот и здесь надо так же — только не идти, а ползти.

Что там, под крышей? Кто там? Может быть, кто-то только ждет движения, чтобы открыть огонь. Легкое движение пальца — и рой стальных ос оборвет его жизнь…

Он сдвинулся немного. Буквально на миллиметр. Потом еще.

Никто не закричал. Не начал стрелять. Не взлетела красная ракета, обозначающая тревогу.

Тихо…

Двигаясь в час по чайной ложке, он подобрался к окну. Оно было не только заперто, но изнутри еще закрыто ставнями и, судя по всему, стальными, настоящими.

Он прилепил к стеклу микрофон последнего поколения — похожий на вырезанный из липкой ленты круг размером с компакт-диск, гибкий и прозрачный. Он снимает звук с самого окна, за счет его микровибраций, возникающих от человеческого голоса.

Потом переполз к другому окну…

Не могло быть и речи о том, чтобы перебраться обратно тем же способом. Он просто не успевал, в помещении, к двум из трех окон которого были прилеплены микрофоны, закончились разговоры — а через несколько минут гости уже появились на крыльце. Захлопали дверцами машин…

Никому из них было невдомек, что напоминающий японского ниндзя человек, одетый в черное, лежа наверху, на террасе, слушает и даже снимает их.

— Виктор Всеволодович… — молодой голос.

Звук шагов. Едва слышный металлический щелчок крышки зажигалки.

— Ну?

— Я с вами отдельно поговорить хотел. По поводу Мутабара…

— Ну что там опять…

Араб понял, о чем, верней, о ком идет речь. Мутабар — это было имя и одновременно кличка генерала Мутабара [107], начальника Корпуса пограничной стражи в Афганистане. Он пользовался популярностью — как один из немногих офицеров-афганцев в генеральском звании.

— Это насчет крайнего каравана из Дарра Адам Хель. Люди Мутабара задержали его.

— Случайно?

— Нет, мы уже выяснили. Люди Мутабара распространяют слухи по всему приграничью, что только слово генерала Мутабара есть гарантия, а слово русских ничего не значит.

Тяжелое дыхание. Сигаретный дым. Потом какой-то непонятный звук — вроде удар, а потом — нечто похожее на приглушенный стон.

— Сам придумал, сучонок? Ты кому уши натянуть пытаешься, гнида? Я, почитай, без малого пятнадцать лет на Востоке. Мутабар никогда не скажет такое, что бы он ни думал! Если бы он был таким дураком — давно б лежал в земле.

…

— Ну, говори.

— Господин полковник, но караван действительно задержан!

— Идиот. Пойди и выкупи его. Мутабар хочет денег и ничего больше. Он продаст тебе за полцены твою же контрабанду, чтобы не искать оптового покупателя.

— Но как же обязательства перед англичанами…

Еще один звук удара.

— Мал еще, чтобы рассуждать о таком. Иди работай. Попробуешь еще раз соврать… знаешь, что будет.

Араб, затаившись, слушал — ему не надо было переводить, чтобы понять, о чем речь. По какой-то договоренности с англичанами — из города Дарра Адам Хель вышел караван с оружием и боеприпасами для боевиков. Ему была гарантирована зеленая улица — но его задержали люди Мутабара, генерала, отвечающего за пограничную зону. Русские не вмешались, потому что афганцы в кой-то веки раз сделали все сами. Теперь караван разгрузился где-то на складах, и оружие ждало своей участи. Точнее, генерал ждал, кто к нему придет и с каким предложением. Если предложение будет приемлемым — оружие ночью вывезут, а на следующий день по акту бросят в металлургическую печь такое же количество металлического лома. Если никто не придет — что ж, тогда уничтожат оружие и будут ждать другой караван.

Вот только англичане недовольны, и сильно недовольны. И кое-кто среди заговорщиков уже продвигает их интересы…

Снова шаги. Звук двигателя, скрип открывающихся ворот. Одна машина пошла. Здесь их всего три…

— Ну?

— Баранки гну… — раздраженный голос.

— Меняем?

Это простое слово в контексте звучало зловеще.

— Всех не поменяешь…

Звук, с каким выпускают в воздух табачный дым.

— Я с самого начала был против того, чтобы связываться с англичанами.

— Да помню…

Снова звук зажигалки. Это от нервов — куришь одну за одной.

— Ты понимаешь, что при определенном раскладе мы англичанам уже не нужны. Кто им мешает сдать нас, как стеклотару в пункт приема.

— Пока мы контролируем ситуацию.

— Вот именно. Пока. Знаешь, если перед тобой сидит несговорчивый собеседник, возникает большой соблазн заменить его на сговорчивого. Очень большой соблазн. И как показывает практика, желающие обычно находятся. Этот шакаленок явно не будет набивать себе цену.

Снова звук выдыхаемого дыма.

— А ты? Какова твоя цена, Миша? А?

— Виктор Всеволодович… Я же всегда за вами был. Вы моего сына крестили… За что…

— Ладно, не пыли… Нервы что-то сдают. Полечить, что ли…

Сухой смешок.

— Деньги ушли?

— Да, как обычно.

Звук выдыхаемого дыма.

— Хоть одна хорошая новость. Но сборы надо увеличить. Там комбинат открывается. Надо к ним подъехать. Займись. Проблемы никому не нужны и все такое.

— Есть.

— И найди пару человек. Не из тех, кто совесть в детском саду на жвачку сменяли. Хотя бы в гимназии…

— Есть.

Неопределенный звук.

— А в Петербурге что?

— Все сделано.

— Уверен?

— На сто процентов.

Они хорошо понимали друг друга. Они чертовски хорошо понимали друг друга, даже несмотря на то, что в предложениях, которыми они обменивались, начисто отсутствовали то подлежащие, то сказуемые. Они давно занимались тем, чем они занимались, и уже давно понимали друг друга с полуслова.

— Ладно, поехали. Тревожно мне что-то…

Звук шагов, хлопки дверями машин. Моторы…

Занавес.

— Ну?

Я снял наушники. Несколько человек — голоса при желании опознать не трудно — говорили о том, что должен был случиться взрыв на рынке, на котором упали сборы. Террористический акт и государственная измена.

— Что делать будем?

Хороший вопрос. Что со всем с этим делать? Главное — своевременный!

— Что предлагаешь? — вернул подачу я. Вот кто-нибудь пытался поставить себя на мое место, а? Раскрыться можно запросто: если где-то что-то идет не по плану — обязательно начинается расследование, чтобы установить причины этого. Его будут вести не идиоты-самоучки, его будут вести профессионалы, которые сохраняли криминальную сеть на протяжении как минимум нескольких лет невидимой, своевременно и эффективно реагировали на все угрозы. Более того — этим профессионалам будет жизненно важно докопаться до причин — они не могут не понимать, что все ходят под виселицей за измену. Они будут копать — и первыми в списке будем мы, потому что мы уже засветились — через Аскера. Единственный путь не допустить этого — ничего не предпринимать. Сделать так, чтобы задуманное — свершилось. На рынке произойдет взрыв — и это как раз и будет самым веским доказательством того, что мы сейчас наснимали. Одного его будет достаточно, чтобы многих отправить на виселицу.