Крепостной (СИ) - Злотников Роман Валерьевич Страница 64

Так вот, жизнь своим рабочим и мастерам он решил сильно не менять, а вот бытовые условия можно было и улучшить. Но не всем сразу — на это у него просто денег не было, он и на свой дом, считай, занял, а лучшим… Плюс такой подход должен был поднять мотивацию для остальных работать лучше. И Маркел был одним из первых, кому повезло… то есть, вернее, кто заслужил подобное везение.

Его новое подворье по меркам Даниила не представляло из себя ничего из ряда вон выходящего — если честно, сам проект бывший майор разработал на основе типового проекта жилого дома колхозника Белорусской ССР аж 1944 года. Когда он собирался строить свой собственный дом, то довольно неплохо изучил эту отпечатанную на жёлтой бумаге брошюру. Хотя свой дом у него вышел в разы больше и удобнее.

В основе лежала вполне привычная изба-пятистенка с сенями и тремя окнами по фасаду и типичной русской печью с лежанкой в качестве системы отопления… Но для нынешнего времени это был почти хайтек! И потому что здесь предусматривалась печь с трубой, а девяносто процентов сегодняшних крестьянских изб топилось «по-чёрному», и потому что здесь были запланированы полноценные окна со стёклами и двойными рамами — первой распашной, а второй, зимней — выставной, и потому, что в этом доме был предусмотрен «утеплённый» туалет. Не в самом доме, естественно, а на скотном дворе, поэтому и не «тёплый», а утеплённый. Но туалет! Да ещё и под крышей! Увы, в настоящее время крестьяне, извините за неаппетитные подробности, ссали либо с крыльца, либо вообще в ведро, которое потом просто выплескивалось из двери куда подальше. А про то, как они ходили «по большому» — лучше умолчим.

Короче, это было типичное подворье крепкого «середняка» начала XX века. Но сейчас-то на дворе шла ещё первая четверть XIX… Причём подворье было немного улучшенно. Потому что печь в этом доме Даниил выложил сам, лично. Подтянув в «ученики» парочку печников, которых ему отыскали в соседних деревнях. Ну, чтобы более печами не заморачиваться. Потому что, вроде как, уже не по чину… Ну да — ту самую печь Подгородникова, которую бывший майор считал вершиной развития русских печей. Нет, может, где были и лучше, но ему они как-то не попались… Печники, поначалу, к его «блажи» отнеслись снисходительно. Мол, чего этот молодой «барин» про печи знать может, чего они сами не знают, но когда разобрались… Короче — теперь печи в заводском посёлке они обязались класть его рабочим бесплатно. За науку. Но не более одной в месяц. Потому как на большее времени у них не хватит. Зарабатывать надоть…

— Греет «матушка», — ласково, с теплотой, будто речь шла о живом существе, произнёс Маркел. А затем снова низко поклонился. Не в пояс, а как это говориться «в пол».

— Спасибо, Ваша милость, уважили — так уважили. И ноги таперича не мерзнуть, и тепло в доме цельный день, и дров на неё уходить куда менее, — и стоявшие вокруг мужики загомонили. Кто согласно, кто восторженно… а кто и завистливо.

— Так по работе и честь, — усмехнулся бывший майор.- За Богом — молитва, за царём — служба, а за мной — работа никогда не пропадут. Ну — бывай… Но-о-о, родимая, — тряхнул он вожжами.

Дома его ждали гости. На коновязи у «терема» были привязаны две лошадки, а чуть дальше — у «барака-гостиницы» ещё два десятка. Данька слегка сморщился и вздохнул. Вот принесла нелёгкая… Он надеялся принять душ, поужинать и завалиться спать, но, видно, не судьба. Лошадей у «терема» он узнал — Мишкин ахалтекинец и конёк Саши Пушкина. С последним, кстати, нарисовалась проблема. Он же поэт, рифму на раз чувствует — вот и начал удивляться тому какие разные у Даниила стихи. Мол, в «Руслане и Людмиле» одна ритмика, в «Бородино» уже совершенно другая, а в песнях — третья. Ну и так далее… И очень это было ему удивительно. Мол, стихи одного автора очень друг на друга похожи — ритмикой, лексикой, любимыми и, соответственно, наиболее используемыми сочетаниям, а у Даниила всё разное. Необычно! А как оно может быть похожим, если изначально все те стихи, что бывший майор за свои выдаёт — разные люди писали? Вот и попробуйте это Пушкину объяснить… Так что Данька, от греха подальше, практически полностью перестал выдавать новые стихи и песни. Потому что — ну его нахрен!

Распаренный Михаил, встретил его в гостиной с чашкой кофе. Ну да — Данька обучил Прошку готовить «капучино». Правильно готовить… И, кстати, не его одного. Ещё когда Даниил находился в опале, к нему прислали парнишку с запиской, в которой ему было велено обучить его готовить тот самый кофе. Бывший трубочист противиться не стал — а смысл? Но Николай с Михаилом по-прежнему считали, что «настоящий капучино» можно выпить только у Даниила. Даже если он уже делает его не сам. Хотя им-то как раз бывший трубочист чаще всего заваривал его именно сам. Ну, по старой памяти.

— И где ты так долго катаешься? У гостей уже желудок к позвоночнику прилип, а хозяина всё нет и нет.

— Прошка!- рявкнул Данька, расстёгивая китель… ну да, он сшил себе нормальный китель от ПШ. Почти такой же, в котором проходил всю свою сознательную жизнь. Даже с погончиками. Ну, лёгкими такими, как на модном плаще, который ему Марьяна прикупила в семьдесят седьмом в Челябинске. А так, всё похоже — боковые карманы с клапанами, наргрудные карманы, внутренний карман для документов, отложной воротник… правда без петлиц. Ну и сукно потолще. Раза в два. Но всё равно на порядок удобнее, чем нынешняя одежда.- Почему гости голодные?

— Да не ругайся на него, — расслабленно махнул рукой Михаил.- Мы сами сказали, что тебя ждать будем. Зато я под душем от души поплескался.

Это — да, плескаться под душем младший Великий князь любил. Поэтому и канючил больше всех, чтобы ему такой во дворце оборудовали… И, вот ведь зараза — непременно хотел, чтобы это Данька лично сделал. Потому как бывший майор уже не раз предлагал ему вариант — прислать пару человек, которые вместе с ним делали разводку воды по дому и прокладку канализации — нонешние-то трубы в одиночку тягать замаешься, чтобы они ему всё устроили. Уж на одну-то душевую их бы хватило. Ну, под присмотром Даньки, конечно… но он всё равно бы за то время пока бы они работали, в Санкт-Петербурге появился бы по делам минимум пару раз. Так что нашлось бы время заехать глянуть. Но Михаил упёрся — только лично Даниил!

— Ну, раз так — то накрывай на стол, — уже более спокойно приказал Прошке бывший трубочист. После чего повернулся к гостям.

— Я сейчас быстренько сполоснусь и через пять минут спущусь, Ваше Высочество.

Михаил скривился.

— Ну, вот ты опять начинаешь…- у них это стало чем-то вроде игры. Данька даже при встрече наедине или узким «близким кругом» начинал величать Николая и Михаила полностью как положено, а те сразу же делали вид, что им это не нравиться и что они, вроде как, уже давно договорились общаться запросто… А с другой стороны — это был некий маркер. Если Даниил сходу начинал разговор безо всяких реверансов — значит ситуация серьёзная и требует максимального внимания, а очень часто ещё и быстрой реакции. Во всяком случае, так у них было с Николаем. Ну а Михаил с детства привык повторять за старшим братом… Но бывший трубочист был почти уверен, что если он перестанет делать вот такие заходы с «величанием» в нормальной обстановке даже наедине — ни Николаю, ни Михаилу это не понравится. А зачем ему лишние проблемы?

На обед… то есть уже ужин у них был плов. У бывшего майора это было одной из «коронок». Так-то кухня в их семье лежала полностью на Марьяне, но он так же умел готовить несколько блюд — во-первых, шашлык… в их среде это всегда было исключительно мужским блюдом! Во-вторых — этот вот самый плов. И, в-третьих — пельмени. Они у них в семье вообще были семейным делом. Когда дети были маленькими, то в начале декабря, когда у них на Урале начинались устойчивые морозы, они забивали свинью, телка… ну, или, покупали телятину на рынке в соседнем городке, потом Анисим проворачивал на ручной мясорубке фарш, затем вместе с Марьяной замешивали тесто (одна она бы не справилась — теста готовили целую бадью) и садились всей семьёй лепить пельмени. Долго. И много. Полторы, а то и две тысячи. Считай на всю зиму. Пельмени складывались на большие деревянные подносы и выносились в сарай, под крышу, где застывали на морозе и так и лежали до весны… Так вот здесь он не только сам время от времени делал плов, но и обучил этому кухарку, в качестве которой он забрал из дворца ту самую девку-посудомойку, что выхаживала его после порки, а затем поставляла ему слухи со всего дворца, и с которой они того… кувыркались. Без последствий. В этом деле бывший майор был вполне опытен, иначе бы у них с Марьяной не трое детей было, а штук пятнадцать. Уж больно они с ней любили это дело… Потому как с противозачаточными в СССР почти до самого конца были большие проблемы. Нет, презервативы и всякие такое типа резиновых колпачков и спиралей для женщин, вроде как было, но до их посёлка в уральской тайге ничего не доходило от слова совсем. Да и эффективность всего этого была весьма сомнительной. Ну, если судить по тому, что, фактически до 1990-х, главным средством купирования нежелательной беременности в Советском союзе был аборт[1]. Причём, чаще всего криминальный. Потому что, несмотря на то, что в СССР он был вполне официально разрешён ещё где-то с начала 1920-х годов, отношение в обществе к тем, кто его делал было крайне негативным. А сделать аборт и оставить его в тайне можно было только подпольно. Так что ему пришлось научиться всяким хитростям от высчитывания сроков женских циклов до-о-о… всякого разного. Не будем углубляться…