Дмитрий Манасыпов - Питерская Зона. Запас удачи Страница 65

– Прихвати мой автомат, – попросил я Мару, – а я поковылял к калитке. Дай гранату, пожалуйста. И догоняй.

– Ты охреневший сукин кот, – резюмировала дева-воительница, – ты мне должен.

Да-да, это верно подмечено. Сильно должен. Но ты давай иди вон туда, он там лежит. Молодец, теперь догоняй.

Здоровяк взревел заводской сиреной. Ну, не злись. Я тебя не хотел доводить до такого состояния. Я вообще к тебе не лез. Дай нам просто уйти, и все, разойдемся. Но говорить ему про это не стоит, не поймет. Да и дыхание надо беречь, до калитки еще метров десять, не меньше. А это, скажу вам, страшно тяжело, как оказалось.

Мара подхватила меня под руку, закинула на себя и потащила. Господи прости, как мне стыдно. Очень стыдно. Но это потом, сейчас надо выбраться.

Почему не забрал у нее АК? Все просто. Рука мне нужна для маленького подарка воняющей смертью горе, все никак не желающей отстать от нас. Ну, не здесь же ее кидать, самих и посечет. Подарок дождется своего хозяина, это я вам обещаю. Дайте только выбраться наружу. И, к слову, изолента – очень ходовой товар за Периметром. Попросите у любого крутого сталкера, скажем, сигарету, и он задумается. Попроси дать моток изоленты, даст. Она всегда пригодится. Только рвать ее зубами очень невкусно. О, вот и калитка. Осторожно, милая, я немного могу упасть. Совсем чуть-чуть.

Через порог, вот так. Вышла? Хорошо. Где наш новый знакомый? О, прет, пыхтит и ревет. Неумолимый, как Красная армия у Берлина, и упрямый, как настоящий тупой баран. Иди сюда, сволочь, найди свою судьбу. Поторопись, тебе ковылять еще метров тридцать.

– Шомпол!

Мара выбила его махом. Вогнала в проушины на воротах и калитке, охнула, чуть сдвинув концы вместе. Ну а как же, это часть оружия, тут надо или силу, как у здоровяка, или мозги, как у нас с ней вдвоем. Но попробовать руками тоже интересно.

Я очень сильно люблю АК. Он универсален. Его ствольной коробкой можно открывать тушенку или кашу и ею же хлебать. Только со сноровкой. Его шомполом можно делать вообще занятные кунштюки. Например, запечатывать ворота. Особенно если правильно вогнать конец шомпола между его братом и стволом и надавить сильнее. Ствол вряд ли пострадает, а второй шомпол согнется – так туда ему и дорога. Жизнь дороже.

В общем, кое-как, но мы это сделали. Ровно к тому моменту, когда ворота вздрогнули от удара изнутри. И уж потом я примотал последнюю РГО к ручке и зацепил кольцо за проушину. Калитку здоровяк вышибет. И потом – бух, лови подарок. Так что, милая, тащи меня отсюда. А то вырублюсь. Что-то со мной не то.

Мара справилась. Охнула, закидывая меня на плечо, и припустила мелкой рысью за ближайшее строение. И так уж вышло, что мне довелось наблюдать всю красоту последующего момента в одиночку. Хотя красивого там не было ничего. Ровным счетом ничего.

Вспышка, хлопок, белое облачко, свист осколков, рев и влажно чавкающий звук выпадаемых внутренностей. Хотя чего уж, эстетическое удовольствие от вида падающего аки башенный кран здоровяка – было. И гордость. А вот потом-то я позорно вырубился. Прямо на плече у Мары. Но не из-за слабости. Из-за единственного осколка, долетевшего и тюкнувшего меня в самую маковку шлема.

Здравствуй, моя любимая и нежная темнота.

Ночь мы провели в каком-то местном здании. Я пришел в себя быстро и через час, щедро накормленный стимулятором из аптечки, помогал Маре баррикадировать несколько окон и две двери. И все не мог понять – что ее так веселило. Но спросил про это только потом, ночью, слушая звуки Зоны за стенами и грустно доедая остатки пайка.

– М?.. – Мара непонимающе уставилась на меня.

– Ржешь, говорю, что?

– А, вон ты про что…

Вот они, женщины. Нет бы ответить боевому товарищу, а она драматическую паузу выдерживает. Кокетка с краповым беретом, етит-колотит.

– Тебе Блед ухо укоротил?

Ох как мне вздохнулось-то, а! Напомнила, блин. Весь вечер я и так, и этак трогал тугой белый кокон на голове. Воды у нас было мало, и промыли только чуть, чтобы слышать хорошо. А вот замотала Мара меня на совесть. Обезболивающее уже отпускало, но пока терпелось. Но как же жалко, а?

– Да. И съел, гнида. Мое ухо, представляешь? Я теперь буду Хэт Одноухий, повелитель Промзоны. Все надо мной станут насмехаться и постоянно будут подкладывать под дверь одно свиное ухо. И тюбик суперклея.

Мара хмыкнула. И покраснела. И странно замолчала.

– Чёй-то это ты, а?..

Она вздохнула. Глубоко, проникновенно и с душой. Думаю, вот именно так крестьяне-подпольщики молчали перед командирами наших частей, когда понимали, что немного перепутали их с немцами и засыпали сахару в бак не той машины.

– Ну, Хэт… Володь… в общем… – Она почесала нос. – Я сделала тебя симметричным. Когда стреляла в крысу. Ты уж прости.

Твою… И… В…!!! Ну как так-то, а?!

То есть теперь я стану не Хэтом, а Корноухим. Беда просто, чего уж.

А, да, совсем забыл. Вы же понимаете, что эта педантичная зараза плевать хотела на то, чтобы подобрать мой выпавший из ослабевшей руки нож, но в обязательном порядке прихватила требуемые образцы. То есть чушки. Вот такие сотрудники у чертова Маздая.

Дела прошлые-6

Выгнуться так, чтобы не зацепило, у меня получилось. Но с большим-большим трудом. И вскакивать, чтобы драпануть, пришлось еще быстрее, чем до этого. А дальше…

А дальше, увидь это кто-то из тех, кто не отпускал меня к банку, они бы даже поржали. От души, как ретивые кони. Хотя, думаю, сразу после этого кинулись бы меня спасать. Нестись сломя голову, когда за тобой несется разъяренное «перекати-поле», получается очень даже хорошо. Прям пипец как получается. Никогда я так не бегал до этого момента, и вряд ли получится когда-то после. И хорошо, если повода не случится.

Мне очень-очень надо было бежать быстрее. Чтобы успеть провернуть ключ во второй раз. Черт знает, что там в подвалах банка, насрать! Сейчас куда важнее удрать именно от взбесившегося аномального колобка, так и скачущего за мной.

С физикой спорить тяжело. Хотя физику в школе учил плохо, но с этим согласен на все сто. «Перекати-поле» уже на первом повороте повело по широкой дуге, занося в сторону хлещущих ветвями деревьев. Мазнув на это представление краем глаза, даже помечтал. О колобке, запутавшемся в них. Но не вышло, прутастое и злобное гнездо смогло уклониться. Хоть отстало, и то ладно. Но ждать, как оно станет нагонять меня на прямой, не стоило. Пришлось поднажать, да так, что икры и ступни взвыли от напряжения. Бедра, думаю, отзовутся чуть позже.

Я даже не бежал. Скакал зайцем, какими-то совершенно дикими длинными прыжками. Вдох-выдох, колет в боку и горит в груди, но надо вперед. Так и несся, стараясь следить за колобком-убийцей и не споткнуться. Второй угол ничего мне не подарил. «Перекати-поле», огибая дугу после первого поворота, выровнялось и даже поднажало, как клонированный Бьёрндаллен. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от колобка не выходит. Фу-у-у-у…

Вписаться в предпоследний поворот, обегая двухэтажную коробку, получилось, лишь вцепившись в стену руками. Торчащая тонкая жесть подоконника, схваченная в попытке удержаться на чем-то скользком, хрустнула. Я выдрал ее почти наполовину, но развернулся, отчаянно скользя. И…

«Чертов кисель» таковым и является. Жидкая клейкая дрянь, вцепляющаяся в тебя и начинающая растворять. Вот только сейчас он меня спас. Если бы не безумное везение, выпавшее мне после пьяного обещания, хрен знает, вышло бы вернуться. Почему? Ну, вот так вот, и все тут.

Единственным относительно разумным свойством «киселя» является консервация. Или, вернее, заморозка. Так он прячется, когда рядом нет относительно живых и тяжелых представителей фауны. Включая крайне привлекательных «киселю» человеков. Вот по замороженной поверхности мне и выпало прокатиться. Ведь кому скажешь, не поверят. А проехался, лихо завернув за угол. Колобку, почти догнавшему меня, не повезло.

Звук из-за угла донесся очень странный. Как будто в чан клея вбухался контейнер офигенно больших зубочисток. И тут же попытался выбраться, если бы зубочистки были живыми. «Перекати-поле», даром что аномалия, попыталось. Чиркнули нижние концы его проволокопрутьев по «киселю», или просто тот совершенно проснулся и лихорадочно хватал воздух, ища меня… не знаю. Но озверевший колобок попал. По самое не балуй, как говорится. Да и хрен с ним.

Я оставил их наслаждаться собственным обществом. Право, они друг друга стоили. Прямо борьба крокодила и льва за тушку Мюнхаузена, оказавшегося между ними. Так и тут, вон, полюбуйтесь.

«Кисель» мертвой хваткой вцепился в аномального собрата. Или там сестру, хрен их разберешь. Вцепился, облепил липкими и вязкими языками, растворяющими органику аномалии. Тянул к себе, пытаясь утащить полностью, вздувался волнующимися огромными пузырями и не отступал.