Иар Эльтеррус - Иной смысл Страница 66

— Пойдешь. Это обязательно.

— Значит, посплю часок.

— Там камеры. Тебя накажут.

— А если бы я был, допустим, импотентом?

— Только по свидетельству врача. Седьмой, не нарывайся. Накажут всех.

— Как обезьяны в ящике, честное слово! — вызверился Стас. — Дрессированные обезьяны.

— Знаю. — Восьмой отвернулся, но Ветровский успел заметить горькую усмешку на его губах. И внутренне улыбнулся. Лед тронулся…

К проститутке он в итоге пошел. И час провалялся на кровати, раздумывая об аксиологии в концепции Платона.[23] Аксиология вкупе со здоровой брезгливостью оказалась сильнее молодого организма, и «девочка» просто не смогла ничего сделать, хоть и старалась.

— Все же добился своего, — сказал Восьмой.

— Да, у меня есть такая привычка.

— Вредная привычка. Здесь — вредная.

— Да? А мне кажется, как раз наиболее полезная.

Восьмой задумался, пытаясь понять, что именно собеседник имел в виду, и Стас внутренне улыбнулся. Все шло как задумано. Вернее, не как задумано — он просто не решался что-либо загадывать в этом кошмарном мире, ограниченном территорией корпорации, — но, по крайней мере, исключительно ему на пользу.

Большой проблемой оставался Стасов страх наказания, страх боли. Одновременно с тем остро стоял вопрос привлечения на свою сторону прочих соседей по бараку. На данный момент Ветровский был уверен: представься возможность, и за ним без колебаний пойдут Третий, Восьмой и Десятый. Оставалось еще пять человек: Второй, неприятный и замкнутый тип, севший за убийство, Пятый и Первый — неудачливые грабители, как ни странно — неплохие ребята, Шестой — тихий и забитый мужик, которого засадила собственная жена за «регулярные избиения», и Девятый, циничный мужчина лет пятидесяти, сидевший третий год за саботаж. В принципе со всеми, кроме Второго и Девятого, Стас вполне мог найти общий язык. Но если убийца ему хотя бы не мешал, то инженер невзлюбил юношу с первого дня и не упускал возможности сделать ему хоть какую-нибудь гадость. От него требовалось избавиться, причем как можно скорее. Ветровский прекрасно понимал, что как бы он сам перед собой ни храбрился, действительно долго в таких условиях ему не выдержать. Слишком привык к своей своеобразной свободе выбирать обязанности, слишком привык к молчаливой или не очень поддержке друзей, слишком привык к небу над головой и ветру в пальцах.

А еще чем больше Стас изучал людей, ставших рабами в корпорациях, тем больше удивлялся странному подбору. Здесь почти не было преступников, осужденных за что-то действительно серьезное. На десяток бараков — трое убийц, семеро грабителей, причем без «телесных повреждений», один насильник шестидесяти восьми лет от роду, в виновность которого не верил ровным счетом никто, включая персонал из «свободных», двадцать человек воров, из которых реально воровали от силы пятеро. На удивление много было бывших работников этой же корпорации, осужденных за воровство, саботажи, шпионаж и тому подобные вещи, — проще говоря, люди, которых корпорация хотела одновременно и подмять под себя, и лишить прав. Осторожно порасспросив, Стас выяснил причину: настоящих преступников корпорации покупали для других работ, на внутреннем жаргоне называемых «каменоломнями».

Больше всего Ветровского удивляло отношение заключенных друг к другу. Нет, это нельзя было назвать дружбой или теплотой, но в бараках действительно была принята взаимопомощь. На удивление мало встречалось стукачей, невзирая на заявления Аркадия Венедиктовича — доносчикам объявляли бойкот, а без поддержки выжить в корпорации не представлялось возможным. Работу предпочитали делать вместе, согласовывая действия, и если кто-то не успевал за остальными, ему помогали — ведь наказание в случае чего получит весь барак, просто непосредственно провинившемуся достанется чуть больше.

В общем, было с чем работать и на кого надеяться. Пока что Стас строил планы, один невероятнее другого, учился, в авральном темпе перелопачивая всю доступную литературу, всеми правдами и неправдами избегал любых придирок и искал подходы к соседям по бараку.

Больше всего сблизиться удалось с Восьмым, который чем дальше, тем становился разговорчивее — в его понимании, конечно же. Это означало, что теперь Игорь не ограничивался десятком фраз строго по делу за день, а мог поговорить о чем-то другом. Правда, все так же коротко и сжато. Спустя два месяца после попадания Стаса в корпорацию Восьмой рассказал свою историю, и Ветровский в очередной раз поразился: как так получается, что среди бандитов из трущоб, отбросов общества, которых и за людей-то не считают, встречаются действительно достойные люди? Ведь окажись на месте Игоря… да хотя бы кто-нибудь из сокурсников Стаса, смогли бы они отказаться от хороших денег, дорогого товара и выгодного сотрудничества только потому, что этот товар — наркотики? Разумеется, нет. Если бы кто и отказался, то только из-за страха связываться с наркоторговлей, за это полагался неслабый штраф, а при определенных обстоятельствах — даже заключение. А Игорь отказался, хоть и понимал, что здорово рискует.

Вскоре в барак пришло пополнение — молодой парень-спортсмен, севший как раз за продажу наркотиков. Причем на самом деле за продажу. Стас с самого начала демонстративно проигнорировал новоиспеченного соседа, равно как и Игорь. Посмотрев на старшего барака и его приятеля, от наркоторговца отвернулись и остальные. А через три дня утром новенького нашли мертвым.

— У меня сын от наркоты помер, — коротко сказал Второй в душевой — одном из немногих помещений, где можно было относительно свободно разговаривать. Если знать, где камеры и микрофоны, конечно. — Я тогда торговца грохнул, за это и сел.

— Ты правильно сделал, — тихо отозвался Стас. — Я бы поступил так же.

Аркадий Венедиктович вызвал Ветровского к себе. Поил чаем, угощал сигаретами. Пытался разговорить. Стас ломал комедию, развлекаясь, как только возможно, — он уже не боялся. Вернее, не позволял себе думать о последствиях — иногда это полезно. Новомирский спросил прямо, пригрозив такой поркой, что Седьмого не откачают. Стас выкурил сигарету, напряженно обдумывая варианты, перспективы, возможные результаты. И сказал:

— Нам такого мудака не нужно в бараке. Мы его вместе удавили.

Через несколько часов, придя в себя после наказания, он долго не решался поднять голову и посмотреть на соседей. Хорошо понимал — теперь он или выиграл, или проиграл. И если последнее — то шансов нет.

— Спасибо, — только и сказал Второй, а Игорь кивнул, одобряя действия Стаса.

Второй сидел за убийство, и если бы была установлена лично его вина, мужику грозила бы «каменоломня». А так все отделались… сравнительно дешево. Недовольство высказывал только Девятый, даже угрожал выдать Второго Новомирскому, а заодно и Стаса — за ложь. Третий хмыкнул и напомнил, что делают со стукачами. Девятый заткнулся, но Ветровский отчетливо ощущал исходящую от него угрозу: инженер запомнил и прощать не собирался.

А барак тем временем вышел на первое место по результатам работы, и Стас подбил Восьмого, Первого и Пятого тоже заняться самообучением. Новомирский явно сначала хотел отказать, но Стас сумел его убедить, что корпорация приобретет большую выгоду в лице обученных специалистов, и эта выгода перекроет некоторые потери, связанные с сокращением рабочего времени половины барака.

Спустя пять месяцев с того дня, как Ветровский впервые переступил порог «России», в душевой к нему подошел Игорь.

— Чего ты добиваешься? — спросил он, глядя собеседнику в глаза.

— Я хочу, чтобы мы были командой, — честно ответил Стас. — Командой, в которой каждый может полагаться на всех. Командой, способной действовать согласованно, преследуя общие интересы и интересы каждого. Командой не потому, что судьба свела в одном бараке, а потому, что мы — команда. Я, наверное, не совсем понятно объясняю, но…

— Вполне понятно, — оборвал его Восьмой. — Но — зачем?

Стас отступил на шаг, скрываясь от камеры за стенкой кабинки, демонстративно указал взглядом на микрофон, и отчетливо произнес:

— Есть некоторые лазейки в законах. В том числе — есть возможность легализоваться, перестать быть заключенным. Получить право на свободу, рассрочив платеж штрафа. Да, придется работать на корпорацию пожизненно — но получать за это некоторые деньги, иметь отпуск, не подвергаться наказаниям, — словом, жить почти как нормальные люди.

Правой рукой он начертил на покрытой водной пылью пластиковой перегородке: «Мы уйдем».

— Мне нравится то, что я слышу, — после паузы произнес Игорь, сделав акцент на последнем слове. — Нет риска, только работа. Свобода привлекательна. Но…

— Если работать достаточно много, можно получить свободу, — осторожно сказал Стас. — Для этого надо много работать и даже рисковать, но и свобода будет настоящей.