Владислав Жеребьев - Негоциант Страница 68

Выданный мне конь по стати и нраву подходил кому угодно, кроме меня. Здоровенный, черной масти, с большим белым пятном посреди широкого лба, он был задирист и строптив. На все мои робкие возражения и просьбу выдать чалую кобылу двадцати лет от роду, и потому, по моему мнению, меланхоличную и спокойную, мне было отказано.

— Не положено, — с некоторой издевкой в голосе басил позади меня непреклонный Парус. — Для господина барона самого лучшего коня. Если раньше я ехал, то теперь вашим будет. Да вы не сомневайтесь, Демон — конь замечательный, боевой. Я его на конюшне гильдии за три десятка полновесных золотых выкупил.

— Демон, говоришь? — Я покосился на возвышающуюся неподалеку черную громадину, фыркающую и стригущую ушами. Все эти звуки похожи были больше на разгоняющийся локомотив, чем на фырканье млекопитающего.

Ну в самом деле, не терять же авторитет у собственных людей? Хорош же я буду в их глазах, лошади испугался. Стыд и позор. Ладно, была не была. Подойти с левого бока, левую ногу в стремя, руку на седло, рывок — и я на коне. В прямом и переносном смысле. Демон повернул шею и уставился на своего седока внимательным взглядом. Черт, он же реально меня оценивает, пытаясь определить, кто же в этой паре ведущий, а кто погулять вышел.

— Но-о, тронулись. — Я тряхнул поводья, ожидая чего угодно.

Плавно, нехотя, черный гигант переступил с ноги на ногу и, вдруг сорвавшись в галоп, понесся вперед. Дружина моя, очевидно подумав, что так и планировалось, взяла с места и, наращивая темп, мы на полном ходу ворвались на лесной тракт. Бешеная гонка продолжалась минут двадцать, и я почти отдал Богу душу. Чертово животное неслось вперед сломя голову, всем своим видом давая понять, что если я рухну на землю и расшибу голову о придорожные камни, плакать по мне будет некому. Вцепившись руками в седло и низко пригнув голову, я попытался потянуть поводья на себя, призывая Демона к подчинению, да не тут-то было. На то он и Демон, очевидно, чтобы иметь свое видение нашего путешествия. По бокам с бешеной скоростью проносились стволы деревьев, мерное буханье огромных копыт дублировало стук моего сердца, еще секунду — и оно выскочит из груди от страшного ритма, треснет, разорвется пополам. Отчего-то свело скулы, да так, что физиономия моя в те секунды больше походила на африканскую маску.

Наконец Демон сменил гнев на милость, позволив мне выпрямиться в седле и отереть холодный пот со лба. Все точки над «i» он расставил, быстро доказав, что в этой паре я скорее ведомый. Ехидные взгляды гвардейцев я чувствовал спиной. Не каждый день приходится наблюдать, как твой наниматель несется сломя голову по лесной дороге, болтаясь в седле, как тряпичная кукла. Ну, ехидничайте, ехидничайте вволю. Закончим дело, устрою вам полевые учения со всеми вытекающими. Там и по землице сырой поползаем, и водные преграды брать будем, и врукопашную походим с деревянными мечами, раза в три тяжелее обычных. Впрочем, Парусу спасибо, отвлекся немного от смерти Дирека. Теперь дела, их слишком много.

Через несколько часов лес по краю дороги начал заметно редеть. Плотный кустарник мельчал, открывая вид на ровную, как поверхность стола, бескрайнюю степь, в это время года бурлящую жизнью и зеленью. Степные травы колыхались на ветру, раскачиваясь в унисон с ветром, будто живое зеленое море, ходили волнами. Ветер крепчал, заставляя кутаться в плащ и придерживать рукой шляпу, но останавливаться было нельзя.

— До темноты надо пройти как можно дальше, — пояснил поравнявшийся со мной Парус. — Чем больше за остаток дня пройдем, тем меньше времени проведем в этих проклятых землях. Нам бы пустой участок проскочить между восточным и западным Великими лесами.

— Великие леса?

— Да, Великие. Степь от нас отделяют плотным кольцом. Там степняки редко ходят, лес не их стихия.

— А что за пустырь такой, что пройти придется?

— Да не пустырь, скорее просека, земля там выжжена на несколько метров вглубь. Старики болтали, будто звезда с неба упала в свое время. Дурным местом считается. По тракту там идут, но ни влево, ни вправо не сворачивают.

— Звезда. — В душе у меня что-то кольнуло. — И давно та звезда рухнула?

— Уйму времени назад. — Парус попытался изобразить жестами древность и ветхость, получилось слабо.

— Сколько пути до того участка?

— Отсюда часа два, не больше.

— Затемно успеем?

— Должны, с запасом даже.

— Так наддали. — Позабыв про свои недавние приключения, я ударил пятками по бокам Демона, и тот вновь сорвался в галоп.

Парус немного ошибся в расчете времени пути, так что, когда колонна наконец достигла легендарного и опасного черного пути, солнце уже завалилось за горизонт, освещая все вокруг каким-то призрачным красным светом. Багровые блики играли на доспехах гвардейцев, стелились по траве, и буйная, играющая красками весна окрашивалась в позднюю осень.

Иссиня-черный след случившейся на этой земле катастрофы прореживал вековые деревья, огромные ветвистые стволы, уходящие высоко вверх и будто задевающие верхушками облака, деля Великий лес на две части. Шрам, доставшийся земле от двигателей падающего на планету челнока, уничтожил и оплавил почву, а сама болезнь ушла вглубь, не оставляя окружающей природе ни одного шанса. Они падали, падали стремительно, каждую секунду ожидая страшного удара корпуса о землю. Может, молились, вспоминая всех оставшихся в ту пору богов, может быть, проклинали Предтеч, загнавших когда-то мудрую и сильную цивилизацию в эти дикие дебри.

— Как далеко идет этот след? — поинтересовался я, спрыгивая с широкой спины Демона и подходя к черной дороге. Поверхность под моими пальцами была гладкая, будто отполированное стекло. Мертвая, холодная, вечная. Она останется после краха этого мира, когда само королевство со всеми его интригами, планами и мечтаниями уйдет в небытие. Она останется, когда этот мир вместе с нашим вновь подвергнется атаке с небес.

— Никто точно не знает, — повел плечами Парус. — По территории королевства километров пять, не меньше. Точно никто не считал, а вот по степи… там много. Лет двадцать назад тогдашний советник Банус, покойный папаша Амира, выбив на исследовательскую экспедицию немало денег и с три десятка конных алебардщиков, вернулся через год, один. Измотанный, истерзанный, будто дикий зверь, попавший в клетку к торговцу зверьем. За спиной у него был меч, а в руках толстая книга.

— Ты сам видел? — удивился я.

— Что вы, — смутился Покоп. — Мне в ту пору лет тридцать было. Я видел Бануса уже позже, в столице, когда он, прорвавшись через городские ворота, неслыханное дело, верхом проскакал в сторону королевских покоев. Думали, старший советник окончательно свихнулся в своих дальних странствиях.

— И что потом? — улыбнулся я.

— Потом были негоцианты, — пояснил бывший стражник. — Они пришли в город, предъявили грамоты, подписанные королем, и начали строить дома, делать дороги и торговать всевозможными чудными вещами.

— Ясно. — Я оторвал руку от завораживающей черной поверхности. — Как ты думаешь, что они там искали?

— Говорят, упавшую звезду.

Последние несколько дней путешествия до побережья прошли для меня как в бреду. Лошади выдохлись и плелись еле-еле, с трудом держась на ногах, да и мои гвардейцы едва держались в седле. Сам же я больше походил на куклу из соломы, которую веселая деревенская ребятня привязала к бокам коня и запустила на местную ярмарку, на потеху честному люду. В связи с непогодой, задержавшей нас на постоялом дворе, время на привалы и сон сократили до минимума. Приходилось даже есть на ходу, благо фляга с вином и вяленое мясо позволяли столь вопиющее издевательство над любимым мной ритуалом приема пищи.

— Нам неприлично везет, — печально вздохнул Покоп, поравнявшись со мной. — Столько дней тащимся по тракту, а от степняков ни слуху ни духу.

— Может, у них отпуск? — предположил я, вяло пережевывая кусок солонины.

— Отпуск? — Парус непонимающе повертел головой.

— Ну есть у нас такое понятие, — устало кивнул я. — Когда ты бросаешь все дела, пишешь грамоту верховному командиру и едешь отдыхать недели на две, забыв все тяготы и невзгоды службы.

— Степняки в отпуск не ходят, — уверенно кивнул Покоп. — Но мысль, господин барон, весьма интересная.

— Экий ты ходок, — хохотнул я. — Раньше осени и не жди.

Черная стрела с белым оперением звонко ушла с чьей-то невидимой тетивы и с мерзким чавканьем вошла в глаз Демона. Несчастное животное взвилось на дыбы, секунду, как будто зависнув в воздухе, и рухнуло на землю, увлекая меня за собой.

— Кочевники!

Отряд стремительно рассредоточивался по обочине дороги. Выскакивая на ходу из седел, гвардейцы рвали с плеча арбалет и падали в жухлую, выжженную солнцем траву.