Юлия Лукова - Прах земной [СИ] Страница 68

Зубакин угадал, сильного доверия между мной и главой Дома и впрямь не было. И так как условия работы с оплатой он предложил хорошие, причин для отказа у меня не нашлось. Тем более, если бы Карл имел нездоровые планы на Романову, я бы всё равно был вынужден её защищать. А предложение отца Мальвины в свете всего вышеизложенного выступало просто приятным бонусом.

Карл-Алексей.

– Ну? Рот открывай, что я тебя как маленького ребёнка уговаривать буду?

– Не уговаривай, я и сама могу поесть!

– Раз сказали мне тебя покормить, значит, я и буду тебя кормить. И точка.

– Ой-ой-ой, у тебя будто родительский инстинкт проснулся, – вздохнула Элена, дотронувшись до белой повязки на своих глазах и открыв рот.

Я поспешил дать ей ложку овсянки. Та ещё гадость, но если врачи принесли девушке именно это, то не мне её всякими пирожными пичкать.

– Он у меня каждый раз просыпается, когда ты в детство впадаешь.

– Нянька ты моя заботливая, – слабо улыбнулась Эля, с неохотой жуя кашу. Не смотря на слепоту, выглядела она довольно бодрой и весёлой. Валерьянки никак наглоталась?

– Не, эту должность уже Рич занял, – возразил.

– Кстати, вы с ним уже помирились? Он говорил, что ты на него разозлился из-за…

– Его вранья? – закончил я за девушку, с насмешливой, слегка кровожадной улыбкой повязав ей полотенце на шею.

– Эй, я же не маленькая! Так как?

– Конечно, помирились. Обычно я брехунов их же собственными кишками душу, но для этого козла решил сделать исключение.

Что правда – то правда. Убивать его я больше не планирую, лишь напомню зарвавшемуся убийце кто в жизни хозяин, а кто – слуга…

– Лёш, а ты часто по совести поступаешь?

– А тебе зачем?

– Пример для подражания ищу, – засмеялась Элена.

– Нет, не часто, – воспользовавшись случаем, я дал ей ещё несколько ложек каши.

– Ха, ты, получается, такой же, как Рич? Врёшь направо и налево, людей люто ненавидишь, за любое неосторожное слово убить готов?

– Да, да, да, – поставив пустую тарелку на прикроватную тумбочку, на которой уже примостилась большая ваза с букетом цветов и не одним, я обнял опешившую девушку. – Всё правильно.

– Ага, так я и поверила. Ты на человека гораздо больше похож, чем он.

– Сомневаюсь. А по совести, как ты сказала, я, правда, давно не поступаю, – сдув со лба чёлку, ответил уже серьёзно. – У меня её вообще нет.

– Да ну, она у всех есть, а ты что, особенный?

– Да. Можешь считать, мне сама судьба велит идти всегда налево, против правил.

– Приведи хоть один пример.

– Ну, однажды, лет эдак в четырнадцать, я сказал своему отцу, что если когда-нибудь потеряю левую руку – то буду вести самый разгульный, какой можно представить, образ жизни, а если правую – то исправлюсь. И что ты думаешь? Тем же вечером пьяный отморозок в переулке сломал мне левую руку!

– Он-то сломал, но ты же её не потерял, – засомневалась Элена, откинувшись назад на подушку.

– Всё равно это был знак, – говорю, не понимая, что стукнуло меня тогда дать себе такую нелепую клятву. – Ох, извини, Эльчонок, меня мои обалдуи вызывают, наверное, опять кому-нибудь голову случайно снесли.

Заметив на телефоне одиннадцать пропущенных вызовов от Криса, извинился я перед девушкой.

– Тяжело тебе, наверное, с бывшими неприкасаемыми дело иметь, – снова приняла мои слова за шутку Эля.

– Тяжело, – поддакнул я, чмокнув её в лоб и вылетев из палаты.

Если Себастьян опять приставал к Дженнифер, я его точно на дыбе растяну! Вопрос только, где её ещё в России достать…

На лестнице я столкнулся с каким-то растяпой с ярко жёлтыми волосами, и его лицо показалось мне неожиданно знакомым. Но времени на разглядывания не оставалось, и я, спустившись на первый этаж больницы и выйдя на улицу, помчался загород, где, по идее, и должны были сейчас ошиваться мои проблемные рабы.

Элена.

После того, как меня зарегистрировали в больнице, определили в палату и взяли все требующиеся анализы, Артём с Маргаритой заметно успокоились. Это было прекрасно слышно по их голосам и манере разговора.

Пожелав мне крепких снов, они с трудом заставили поехать домой Мальвину, которая на эту ночь хотела остаться со мной в клинике для моральной поддержки (как она сама выразилась). Но под родительским напором подруга сдалась и, надувшись, гордо удалилась вперёд них из палаты, на прощание несильно сжав мою руку.

Клюющий носом от усталости Пётр ушёл последним, напоследок разрешив мне звонить ему в любое время дня и ночи, если что-нибудь срочно понадобится.

Оставшись один на один с собой, я ещё около двадцати минут слушала музыку на телефоне, но потом батарейка села, и тишина снова стала давить на уши.

Не представляю, как Рич может ей наслаждаться, это же настоящий нерводробитель какой-то!

Без музыкального сопровождения я продержалась недолго и вскоре вызвала дежурного врача, попросив его вколоть мне снотворного. Что удивительно, дядька согласился.

Была, конечно, вероятность, что я, заснув, снова перенесусь в банк, как и предрекал неприкасаемый, но этого не случилось, что поутру очень меня обрадовало.

Весь следующий день прошёл в суматохе, ко мне в палату вечно кто-то заходил, то медсёстры – занести очередной букет цветов от людей, которых я даже не знаю, то от новых посетителей.

Самыми первыми пришли меня навестить Маргарита с Малей, затем, отпросившись с работы, с другого конца города приехал Василий Исаевич, к обеду в палату заглянул Лёша. Мы с ним около часа болтали о разной фигне, но потом и он сбежал – воспитывать своих "обалдуев". За Лёшкой пришёл Миша, за Мишей опять Мальвина…

Ночи я ждала как манны небесной. Но когда она, наконец, наступила, а я уже приготовилась ложиться спать, в дверь снова постучали.

– И кто бы это мог быть? – устало пробубнела я, убрав в сторону привезённый Петром плеер с наушниками.

– Догадайся.

– О! Привет, Рич. Вот мне интересно, ты ещё позднее прийти не мог?

– Не мог, – присев рядом со мной на кровать, спокойно ответил неприкасаемый. – У тебя зрение ещё не восстановилось?

– Нет. Заставили бы меня тогда врачи эту повязку носить, – несколько ворчливо отозвалась я, вместе с тем жутко радуясь, что он пришёл меня навестить. Всё-таки привыкла я к его обществу, к этим странным разговорам по душам, молчаливой поддержке. Не думала, что когда-нибудь буду скучать по убийце, а он – волноваться за меня.

– Дай посмотрю, – сняв с глаз повязку, черноволосый приподнял моё лицо за подбородок и задумчиво сказал:

– Белок уже не такой красный, и зрачок реагирует на свет нормально, не то, что вчера. Скоро выздоровеешь, – ободряюще похлопал меня по плечу он.

Воображение тут же подкинуло мне картинку, где с лица мужчины чёрной тенью сползла вся неуверенность и беспокойство, а губы скривились в привычную полуулыбку. Жаль, что в действительно видеть его лица я сейчас не могла, как и проверить насколько близки мои фантазии к реальности.

– Хотя… что это у тебя тут за красная точка? – наклонившись вперёд, дотронулся до моей щёки Рич.

– Какая красная точка? – испугалась я, замерев.

– Шутка, – насмешливо произнёс неприкасаемый и крепко поцеловал меня в губы.

– А ты сегодня, похоже, в хорошем настроении, да? – удивлённо предположила я через несколько секунд, когда он отстранился.

– Как сказать. Я вообще о другом хотел поговорить, когда сюда к тебе собирался.

– О чём же?

– Ты не передумала возвращаться в Ластонию?

– Нет, у меня же там папа с этой… с мачехой живёт. А что?

– А то, что тебя там могут убить, – второй раз за наш разговор огорошил меня Рич.

– Кто?

– Наш Дом, кто же ещё?

– Так, время для посещений давно закончилось! Я вам на минуту разрешила зайти, а вы сколько здесь уже сидите? – влетела в палату Антонина Петровна, медсестра, что принимала меня вчера. Голос у неё был громкий, резкий, визгливый… одним словом, бедные мои уши.

– Успокойтесь, – приказал Рич женщине, поднимаясь. – Я уже ухожу. Элена, пока.

– Пока, – обиженно попрощалась я, злясь на дурацкие больничные правила и пришедшего так поздно неприкасаемого.

Сова он, понимаете ли!

Навестив Элену в больнице, Миша вернулся домой, закатил мотоцикл в гараж и, опасаясь кому-либо попадаться на глаза, поднялся в свою комнату.

С декабря прошлого года в их доме крутилось много людей, близких и дальних родственников, из-за чего огромный двухэтажный особняк стал больше напоминать тесный, бурлящий день и ночь муравейник.

Многочисленные тёти, дяди, бабушки, приехавшие издалека, частенько будили в Самохине-младшем раздражение и желание поплеваться ядом. Но отец заранее предупредил его о том, что хамить дорогим родственникам не следует, иначе легко можно схлопотать по шее.

Отчего Юрий Самохин, редко вспоминающий о существовании собственных братьев и сестёр, решил собрать под крышей своего дома всю родню со стороны жены, никто в семье не знал. Догадывались только, что во всём опять замешаны большие деньги.