Анатолий Дроздов - Самец взъерошенный Страница 68

Трибун отвела меня в просторную комнату. Там нас встретила женщина в тунике и с лицом, изуродованном шрамами. Наше появление не вызвало у нее удивления. Ясен пень – предупредили.

– Его зовут Игрр, Нонна! – представила меня Валерия. – Новобранец. Переодень, выдай оружие и объясни правила.

«Нонна у них вроде каптерщицы», – догадался я. Валерия повернулась и вышла.

– Раздевайся! – велела Нонна.

Я сложил к стене сумку и мешок, снял пояс с мечом и кинжалом и потянул через голову тунику.

– Оставь! – остановила Нонна, когда я взялся за набедренную повязку. – Наши тебе не подойдут – слишком узкие. Носи свою! Под туникой не видно.

Надо же! Преторианки носят набедренные повязки! Прежде я не встречал их на женщинах. «Кошки» ходили в штанах, а у клиенток, приходивших ко мне на массаж, нижним бельем служила туника. Хотя все логично. Зачем аристократкам, живущим в чистоте, повязка? А вот солдат ползает по грязи, а та имеет подлую особенность забиваться во все места. В том числе… Ну, вы поняли.

У стены каптерки лежала стопка багряных туник. Нонна бросила одну мне.

– Надевай!

Туника пришлась впору – как на меня шита. Нонна одобрительно хмыкнула и протянула широкий кожаный пояс. Сандалии моего размера тоже нашлись. Подбитые железными гвоздями с выступающими головками, они походили на футбольные бутсы, только с открытыми пальцами. В мячик не поиграешь. Вот, значит, они какие, калиги легионеров… Я топнул одной обутой ногой, затем второй. Тяжелые, заразы, но не жмут. Получается, есть в Паксе женщины с ногой сорок второго размера…

– Здесь что? – спросила Нонна, указывая на сумку.

– Мои вещи.

– Сдать! В казарме не положено. А здесь? – она указала на мешок.

– Еда, – смутился я. – Будущих сослуживцев угостить. Так сказать, влиться в ряды.

– Влиться? – засмеялась она. – Хорошее слово. Надо будет запомнить. Насчет угощения сам догадался или подсказали?

– Догадался! – сказал я.

Эмилия про будущую службу мне ничего не сказала. Утром, едва поприветствовав, умчалась. Выглядела при этом хмурой. Хорошо, хоть вигилов дала в сопровождение. Кора, прощаясь, облила меня слезами. Хорошая она девочка, но…

– Молодец! – одобрила Нонна. – Еду можно. Новобранцу угостить сослуживцев при поступлении в когорту разрешается. Остальное – сюда! – она хлопнула ладонью по столу.

Я подчинился.

– Ого! – воскликнула Нонна, увидев мешок с деньгами. – Кого-то ограбил?

– Сделал удачную ставку.

– На бегах? – оживилась она. – Какой цвет?[46]

– В амфитеатре. Вчера.

Она пристально глянула на меня, но промолчала. Развязав мешок, высыпала деньги на стол.

– Пересчитаю и запишу в книгу! – пояснила. – Получишь обратно, когда уйдешь из претория. Разрешается передать родственникам или друзьям – многие так поступают. Легионеры живут только на жалованье.

Я едва сдержался, чтоб не выругаться. Эмилия – зараза! Трудно было предупредить? Я бы пару монет заныкал – в ту же набедренную повязку. Как теперь без денег?

Лицо Нонны выражало непреклонность, и я смирился. Пересчет занял время. Вчера я стал обладателем шестисот сорока ауреев и небольшой горки мелочи. Все это аккуратно внесли в книгу из сшитых и пронумерованных листов пергамента, и я поставил свою подпись. Вот и все – гол как сокол. Остальные вещи Нонна запихнула в мешок, к которому привязала бирку с моим именем. Трофейные меч и кинжал последовали туда же. В принципе я этого ждал, но все равно пожалел – хорошие клинки. Взамен мне выдали гладиус и кинжал с широким, почти треугольным лезвием. Едва глянув на оружие, я понял: дрянное. Железо, из которого оно сделано, явно мягкое. В завершение на меня надели панцирь – лорику, бронзовый шлем с нащечниками, вручили тяжелый щит – скутум, и копье – пилум. Весило все это счастье килограммов двадцать. Нелегка ты, солдатская доля!

– За одежду и оружие будут высчитывать! – предупредила Нонна.

Вот гадость! И без того обобрали, да еще это!

– Возьми из моих денег! – предложил я. – Там много.

– Нельзя! – покачала она головой. – Уже вписаны.

Я мысленно выругался. Нонна отвела меня к трибуну. В кабинете я щелкнул калигами и принял молодцеватый вид.

– Хорош! – одобрила Валерия и рявкнула: – Посыльная!

В кабинете тут же возникла преторианка. И где они прячутся? Когда шли, в коридоре никого не было…

– Когорта вернулась?

– Да, трибун! Готовится к ужину.

– Скажи Руфине, чтобы построила центурию. Я буду говорить.

Преторианка отсалютовала и исчезла.

– Ну? – повернулась ко мне Валерия. – Не передумал? Еще не поздно.

Я покачал головой.

– Тогда пошли!

Мы спустились по лестнице и двинулись к плацу. Валерия шла впереди, а я поспешал следом, громыхая, как танк на параде. Напяленное на меня железо, цепляясь одно за другое, издавало довольно громкий лязг. Подкованные железом калиги гремели по каменным плитам. Легионер, мать его! Идти, к счастью, оказалось недолго. На краю плаца торчал невысокий каменный постамент, к нему Валерия и направилась. Запрыгнув на возвышение, указала мне место на дорожке. Я громыхнул и встал.

Тем временем на плацу строилась центурия: с сотню преторианок без доспехов и оружия. Плотная тетка, как я догадался, та самая Руфина, наконец сбила ее в коробку и подбежала к нам.

– Аве, трибун! Центурия слушает тебя!

Валерия указала Руфине место с другой стороны постамента.

– Возле меня вы видите новобранца, – начала зычным голосом. – Его зовут Игрр. Вы наверняка слышали о нем. По пути в Рому Игрр храбро сражался с сармами и заслужил дубовый венок. Вчера в амфитеатре он бился в поединке с лучшей из наших бойцов и одержал верх. После того боя Игрр выразил желание служить в претории.

По багряной коробке словно пробежал ветерок. Центурион погрозила ей кулаком. Преторианки замерли.

– Гражданин Рома Игрр, – Валерия выделила голосом слово «гражданин», – имеет право служить в когорте. Он чистой крови, здоров и силен. Поэтому я согласилась, – трибун сделала паузу. – Хочу предупредить всех: когорта не лупанарий! Любую, кто посмеет к Игрру пристать, я прикажу высечь и выбросить за ворота. Если подобное совершит Игрр, я поступлю с ним точно так же. Понятно?

Ответом ей было молчание. Валерия, похоже, иного не ждала.

– В каком контубернии у нас вакансия? – спросила, повернувшись к центуриону.

– В третьем, трибун!

– Зови декана!

– Пугио! – рявкнула Руфина. – Ко мне!

Из рядов выбежала девчонка и помчалась к нам. Приблизившись к постаменту, она топнула калигами и отсалютовала. Мне поплохело – в прямом смысле этого слова. Передо мной стояла вчерашняя соперница.