Юрий Иванович - На древней земле Страница 7

Спустившись в шахту, пробежали пару узких сырах подвалов, поднялись по нескольким пролётам, нырнули в какой-то лаз и, наконец, выбрались через проём бывшего камина в большую залу. Она была без единой целой двери и окон, потолка и, даже, крыши. Вместо крыши, на десятиметровой высоте, чудом держались перекрученные железные балки, готовые рухнуть в любой момент.

Армата первым выглянул из углового окна и сообщил:

– Никого! Ну, кроме тех, что обычно.

– Где их машина? – я тоже выглянул, обозрев улицу, заваленную по обочинам самым разнообразнейшим и немыслимым металлоломом и полуистлевшими спальными модулями. Между ними бродили, сидели или ещё чем угодно занимались люди самых разных форм и норм поведения, в самых диких и несусветных одеждах.

– За тем углом, – Гарри показал взглядом на ближайший остов какого-то древнего завода.

– Далеко с другой стороны?

– Пока мы дойдём с этой, Роберт будет уже там. Он всегда у нас бегает, как мальчик на посылках. На него никто не обратит внимания. Давай, в темпе!

Роберт тут же, полусогнувшись, пробежал между хламом и обломками, валяющимися на полу, и скрылся в проёме с другой стороны.

– Пошли? – я спрашивал у Гарольда, так как не знал местности.

– Через соседнюю комнату! – скомандовал тот. – И дай мне руку! – заметив моё недоумение, подковырнул: – Ты что, забыл о своём кретинизме? Опять память потерял?

«Интересно, – подумал я, – долго ли он будет надо мной издеваться? Хотя…, последние полтора года…, совсем не могу поверить! Чувствую: наслушаюсь я ещё от них леденящих душу историй о моей… м-м…, болезни. Надеюсь, время для этого будет. А ведь они ещё и приврут, смеха ради!»

Мы шли по улице, проезжая часть которой была сделана из «вечного асфальта». Сейчас им уже давно не пользуются из-за слишком огромной стойкости к внешним факторам, а вот раньше! Мода не «Загальское чудо» была фантастическая: ведь производители (раса людей-карликов из системы Загаль) давали гарантию ни много, ни мало – на пять тысяч лет! Это уже как-то потом выяснилось, что обратное превращение асфальта в пушистую стружку специальным и опасным облучением обходится в миллион раз дороже, чем его производство и укладка. А ведь транспортные артерии меняются довольно-таки часто. Асфальт, правда, легко разрушался и в открытом космосе, но от этого было не легче. Я вспомнил как «убирали» подобные улицы при необходимости. Двух, а то и четырёхкилометровые участки отрезали друг от друга, поднимали гигантскими дирижаблями и топили в отведённых для этого, самых глубоких участках океанов. И там «Загальский асфальт» будет мокнуть ещё не одно тысячелетие (если не один десяток).

А здесь, подобная стойкость, не была излишней. Видно было, что вся жизнь местных обитателей вращается возле подобных «стержней» прочного и неизменного. И если бы не проносящиеся изредка огромнейшие грузовики, то, вероятно, даже всю проезжую часть давно бы заставили жилищными модулями (кто же хочет жить в зданиях готовых в любой момент рухнуть в любую секунду?), коробками, домиками и различными торговыми и стряпчими точками.

Гарольд иногда здоровался с кем-то, а я косил глазами, припадая на обе ноги и «давал» себя тащить за руку. Армата сразу же ушёл вперёд и я его уже не видел. Ну а нам, видимо, не приличествовала излишняя поспешность.

– Ты чего идёшь как гусь лапчатый?! – зашипел Гарольд обернувшись. – Иди, просто ссутулившись и подмыкивай негромко под нос! Ты же так раньше не ходил!

– М-мордашка м-милая м-моя! – замычал я в ответ, распрямляя ноги и ссутуливая плечи. – Тебе не угодишь!

Мы свернули на заброшенную улочку, ведущую к громадине полуобвалившегося завода. Здесь уже никто не жил, по крайней мере, на виду. Кому же была охота окончить своё существование под обломками. А если кто и жил внутри, то у них, наверняка, имелись более опасные угрозы для бренных тел, чем падающие глыбы с арматурой. Как мы, например. Интересно, сколько мы прожили в этом подвале? И все это время я ел эту ядовитую кашицу? Ужас, какой!

Дойдя до угла, стали аккуратно из-за него выглядывать. Машина у них действительно была внушительная. А если она и вправду летела! Только бы захватить её не повредив! В противоположном конце улицы послышались резкие выкрики продавца водой. Этого свидетеля нам только не хватало! А тут ещё, обгоняя нас, спешащей походкой просеменил какой-то местный, в длинном халате, островерхой шляпе и с огромной корзиной за плечами. Корзину он нёс с помощью ремня одетого на лоб. И только по острому, мелькнувшему в профиль носу я, с облегчением, узнал его: Армата! Он уже почти поравнялся с машиной, когда на противоположном тротуаре показался бегущий к «большой» дороге разносчик, скорей по привычке, продолжающий расхваливать холодные напитки.

– Ей! – крикнул Армата, призывно махая рукой.

Разносчик, теперь я уже прекрасно рассмотрел Роберта, подбежал, поставил заплечный бак с бутылками и баночками рядом и, обмахивая шляпой разгорячённое лицо, стал ждать, пока заказчик не даст деньги. А тот всем своим видом напоминал прижимистого и скупого крестьянина, который если и расстаётся с деньгами, то чуть ли не целуя каждую монетку. Медленно достал завязанный в узел платок, медленно отсчитал нужную сумму. Одну монетку даже поднял вверх, как бы просвечивая её в луче заходящего солнца – не фальшивая ли. Разносчика это нервировало, видно было, что он торопится. Он то нахлобучивал свою шляпу на голову, то снова срывал и начинал яростно обмахиваться как веером. По нашим кодовым сигналам это означало: машина не просматривается внутри, непрозрачные стёкла. А это было чревато при применении парализатора. Стекло могло быть с отражающим слоем, а если и нет, то могло ощутимо снизить поражающий эффект при стрельбе.

И тут в здании глухо зацокали разрывные пули. Дверь машины неожиданно открылась и из неё выскочил юнец очень внушительного вида и, презрительно гаркнув:

– Пошли вон отсюда, крысы! – сделал шаг вверх по полуразрушенным ступенькам. Это был его последний шаг в жизни: Армата раскроил его глупый череп увесистым трофейным кинжалом. А секундой раньше Роберт задействовал парализатор, направив его в проем закрывающейся дверцы. Машина резко дернулась, потом клюнула носом, дергаясь, проехала метров десять задним ходом, забрала вправо и, с ускорением, грохнулась в одиноко стоящую стену. И, вроде как, замерла. Зато стала раскачиваться стена, зашатавшись как живая. Мы обмерли, наблюдая, куда она рухнет. И она обвалилась, к счастью, в противоположную от машины сторону.

Под этот шум, из темнеющего проёма, бывшего некогда парадного входа, прямо-таки выкатился, последний из моусовцев. Он действительно был опытным бойцом. С одного взгляда он оценил обстановку и стал стрелять по Армате и Роберту. Тех спасла только сноровка да чудом уцелевшая, до сих пор высокая тумба, стоявшая у подножия лестницы. Они рухнули за неё как подкошенные. А моусовец продолжал стрелять их автомата, раскрашивая в пыль кирпичную тумбу, одновременно отбегая задом в моём направлении. И при этом левой рукой он умудрялся стрелять из пистолета в портал, откуда только, что выскочил. Было очевидно, что его кто-то преследовал, Он даже имел явное ранение в ногу и сильно её тянул. Иногда оборачиваясь, он приближался к нашей засаде. Я уже мысленно представил, как мы с Гарри его заломаем, как вдруг моусовец, словно что-то почувствовав, метнулся через улицу к большому пролому в стене. А в приближающихся сумерках у него была неплохая возможность уйти, да и крабер вроде у него имелся. Вдруг успеет кому-нибудь дать сигнал?! Мне ничего больше не оставалось делать, как выстрелить ему прямо в голову из позаимствованного пистолетика у его, уже тоже покойного, товарища. Они, наверное, и встретились в тот же момент на том свете, удивляясь: как быстро судьба их вновь свела вместе.

А нам было не до них, мы бросились к машине. Как она нам была нужна! Роберт уже возился с дверкой, пытаясь её открыть.

– Армата! – скомандовал Гарольд. Надо было узнать о наших в здании: – Ищи Малыша и Николя. Давай им знать о себе голосом. Потом тащите сюда переводчика!

– Меня уже не ищи! – сказал Малыш, выходя из здания и хлопая по ладони пробегающего мимо Армату.

– Ты ещё больше вырос или мне кажется? – обрадовано спросил я, протягивая обе руки для приветствия.

– Не знаю, вырос ли я, но то, что ты вроде как заново родился, меня радует и воодушевляет! – мы обнялись. Затем он отстранился, разглядывая моё лицо и, с трагизмом в голосе, добавил: – Хотя, и огорчает тоже!

– Почему?

– Посуди сам: тебе стало легче ориентироваться в жизни, но вокруг сразу выстрелы, кровь, смерть… То ли дело витать в блаженном неведении относительно мерзостности бытия нашего…

– И ты меня поддевать собираешься насчёт моего недавнего недомогания? – зная Малыша, я в этом не сомневался.

– Слышь, ты, *Боендаль! – не дал нам порадоваться встрече Гарольд. – Открой-ка лучше машину! Ещё успеете наболтаться о «вашем, потустороннем» мире! – и хихикнул, радуясь удачному намёку на общность моей болезни и способа мышления Малыша.