Дмитрий Новаш - Оракул Чернобыля Страница 7

Пока ждал вертолет, я решил провести ревизию имеющихся у меня предметов. Главным из них был нож, в данной ситуации это просто золото, затем в карманах куртки обнаружились: документы на машину, ключи от нее же, пропуск из КПП, зажигалка, две пачки сигарет, газовый баллончик (интересно а на местных мутантов он действует?), пол пачки жевательной резинки и один презерватив. Больше в моих карманах не оказалось ничего. Безвозвратно были утеряны лишь телефон и монтировка. Монтировку я, наверное, оставил в караулке, когда делал чай, а вот судьба телефона так и осталась неизвестной. Я растолкал все обратно по карманам, лишь из портмоне, для документов на машину, достав старые визитные карточки, которые пошли на розжиг костра.

Время шло, а вертолета все не было. Прошло часа три, и моя теория начинала разваливаться на глазах. По-видимому, они не патрулируют зону на вертолетах. Остается надеяться на дозорных блокпоста. Может они увидят. Я поджег костер, сел в сторонке и стал смотреть, как забирается пламя.

Мой сигнальный костер начинал разгораться. Сначала загорелись визитки, поджигая мелкие веточки, потом ветки толще, и через пару минут, из сырых листьев повалил густой белый дым. Я сидел у костра, любуясь своим детищем, и услышал сзади сухой металлический щелчок до боли похожий на звук от спуска предохранителя на автомате.

— Руки вгору, и медленно, — прозвучал за моей спиной сухой человеческий голос, — и не вздумай шалить.

— Я просто…, -начал было говорить я, но меня перебили.

— Я сказал руки вгору! — мне было достаточно всей серьезности ситуации, я замолчал и поднял руки туда, где, по мнению говорящего из-за моей спины человека, должна была находиться гора.

Автоматчик остался, сзади удерживая меня на мушке, а второй человек, который так же появился из-за спины, видимо его напарник, подошел к костру, и начал быстро разбрасывать его ногами, тем самым разрушая мою надежду на спасение. Он был одет в плащ защитного цвета, капюшон был отброшен назад, а на голове повязана того же цвета бандана. Из-под банданы свисали длинные седые волосы, касающиеся его плеч, на щеках двухнедельная седая щетина и шрам, поднимающийся от подбородка и тянущийся через всю щеку к правому глазу. Все его лицо покрывали небольшие морщины, и по виду ему можно было дать лет шестьдесят. На плече его висел автомат, неизвестной мне модели, а за спиной тощий рюкзак. Он разбрасывал костер своими увесистыми ботинками на шнуровке, и затаптывал уже разгоревшиеся ветки.

— Ты что, самоубийца? — задал мне вопрос голос сзади, в то время как его напарник продолжал тушить мой костер.

— Да, нет, я просто, — начал оправдываться я.

— Псих? — перебил меня голос.

— Да нет, же, я говорю, — я продолжил попытку оправдаться, но меня опять же перебили.

— Быстро и четко, кто ты? Что ты здесь делаешь, и на хрена тебе костер?

— Я таксист. Привез человека, а потом эта хрень за мной побежала. Ну, я и заблудился. А костер, что б военные увидели и забрали меня отсюда, — быстрее и четче рассказать им о своем злополучном приключении я не смог, получилось как-то так.

— Слышишь, Прохор, у нас уже таксисты по зоне бомбят, — голос сзади обращался к пожарнику, оба засмеялись.

— А периметр как пересек? — продолжал свой допрос голос.

— Простите, что пересек? — не понял я.

— Блокпост как прошел? — уточнил он.

— Да не было там никого, а потом в кустах стонал кто-то, я и пошел посмотреть, — человек, которого голос называл Прохором, уже закончил с костром и присоединился к напарнику.

— Походу проясняется кое-что, — голос уже обращался не ко мне а к своему напарнику.

— Да брось ты его Сникерс, уходить надо, — это уже Прохор голосу, по видимому обладателем которого и являлся человек по прозвищу Сникерс, — на кой лад он тебе сдался, а может он наврал все, а сам мародерствует здесь потихоньку?

— Да ты посмотри на него, с его мародер, как с меня балерина, — на меня не обращали никакого внимания, — а спецназовцы на посту, откуда, а воронки от свежей бомбежки. Скорее всего шестерку отрабатывали.

— Тебе не все равно? — гнул свое Прохор.

— Ты что грех на душу возьмешь, выброс скоро, — между напарниками завязался спор, — Он же и часа здесь не протянет.

— А делай что хочешь, — безразлично махнул рукой Прохор, — я с ним нянчиться не собираюсь.

— Значит так Таксист, — из ножен на моем ремне был вытянут нож, человек которого звали Сникерс, обращался ко мне, — сейчас идешь с нами, выброс скоро, а там посмотрим, что с тобой делать.

— Да нет мужики, спасибо конечно, но мне к блокпосту надо. А вы тут сами разбирайтесь со своими выбросами, — я встал и повернулся лицом к говорившему со мной человеку. Им оказался молодой человек на вид около тридцати лет, высокого роста и спортивного телосложения. Волосы на голове светлые и недавно пострижены, на лоб падала аккуратная сантиметровая челка и в сочетании с гладковыбритыми щеками создавала общее впечатление аккуратности этого человека. Особый колорит его лицу придавала странная улыбка, одной стороной губ, и щегольские спортивные солнцезащитные очки, с желтыми линзами, скрывающие истинный цвет его глаз. Одет он был, в отличие от его спутника в защитный комбинезон болотного цвета. Поверх комбинезона была надета разгрузка, так же выполняющая роль бронежилета, к которой с обеих сторон были прикреплены гранаты на специальных креплениях. За спиной у него висел туго упакованный рюкзак, по виду иностранного производства, на поясе висел пистолет в кобуре, а в руках он держал американскую винтовку М-16 с оптическим прицелом.

— Что ж ты тупишь Таксист, к военным тебе хода нет, — объяснял Сникерс, — тебя и близко к блокпосту не подпустят, выстрелят из подствольника пару раз и все, нет Таксиста. Ты за периметром мужик. Вне закона. Меня зовут Сникерс, его — Прохор. Хочешь жить иди с нами.

— Ладно, Сникерс, ты как хочешь, а я пошел. Догонишь. — Прохор развернулся и отправился в сторону леса.

— Догонишь Таксист, — сказал Сникерс и отправился вслед за Прохором.

Я не знаю, откуда Сникерс знал, что я их непременно догоню, но он был прав. Оставаться одному в лесу полном всякой хрени мне не хотелось, да и военных ждать после слов Сникерса перехотелось. Доля здравого смысла в этих словах была и, я решил, что уж лучше быть в данной ситуации с людьми, у которых есть оружие, а там посмотрим.

По дороге Сникерс меня проинструктировал о правилах передвижения по зоне. Оказывается, я должен был просто идти след в след за ведущим, не отклоняясь ни на шаг. Первым шел Прохор, за ним я, а замыкающим Сникерс. Нож было решено, мне не отдавать, до выяснения обстоятельств. Еще оказалось, что мы направлялись в какой-то бункер, до которого нужно было топать 4 километра, и в неплохом темпе скажу я, чтобы пересидеть там какой-то выброс. Больше со мной ни о чем не говорили, и все мои вопросы игнорировали, ссылаясь на то, что все решиться в бункере, а пока не было времени, и мне посоветовали поберечь дыхание и не отставать.

Прохор, хоть и выглядел неуклюжим громилой, да в придачу и не очень молодым для этого, но двигался он по лесу с ловкостью бывалого легкоатлета по бегу с препятствиями. Он легко огибал встречающиеся на пути деревья, заросли кустарника и воронки от взрывов, оставшиеся здесь неизвестно после каких боевых действий. Я изо всех сил старался от него не отставать, но это мне давалось с трудом. Наверное, сказывалась усталость, накопившаяся за последние сутки, да и мой образ жизни не давал мне никаких шансов в этом стремительном марш-броске. Странно, как я ночью умудрился так долго бежать, да еще в полной темноте. Наверное, когда вопрос смерти бежит за тобой по пятам, со злорадным хрюканьем или бульканьем, да еще и с намерением тобой полакомиться, — ты способен на большее, чем способен сделать вообще. Эх, был бы в голове такой тумблер, которым можно было щелкнуть и стать суперменом, а по окончании кросса переключить его обратно и снова стать обычным человеком. Усталость, нехватка сил и отсутствие сна пробудили в памяти знакомые ощущения, казалось, будто бы со мной такое происходило раньше, что это не в первый раз в моей жизни и плавно, сами собой в памяти всплыли воспоминания об армейских марш-бросках.

Усталость, недосыпание и голод — это нормальное состояние бойца первых месяцев службы в любых войсках постсоветского пространства. Вечные ночные подъемы и отбои, скудное питание, подавленное моральное состояние, а главное круглосуточная и добросовестная помощь старослужащих воинов в твоем становлении — делают из тебя настоящего мужчину. К этому быстро привыкаешь, и относишься как к должному, но ничто так ни пугает, первые месяцы службы, как неизбежная команда: — Рота, на марш бросок становись!

Я хотя и служил в ПВО, но марш-броски у нас проводились с завидной регулярностью и почему-то, обязательно, в полной выкладке. Складывалось впечатление, что нас готовили не для отражений воздушных атак противника, а для быстрого бегства с плацдарма боевых действий, а главное, для бегства с максимально возможным количеством военного инвентаря.