Виталий Зыков - Безымянный раб (Другая редакция) Страница 7

Рошаг открыл глаза и торжествующе взревел. Ярослав каким-то шестым чувством понял — пришло время умирать. И от этой мрачной безысходности, этой суровой неотвратимости карающего удара стало почему-то так горько, что он, превозмогая боль, из желания хоть как-то навредить своему врагу, ударил камнем, который все еще продолжал сжимать левой рукой, по оставшемуся черепу.

На то, чтобы повернуться на правый бок, ушли все силы, и удар получился очень слабый. Наверное, таким ударом даже муху не убьешь, но все же этого хватило. Череп оказался неожиданно хрупким. Он был словно соткан из воздуха и от такого слабого удара, почти касания, просто рассыпался. Рассыпался в пыль.

На мгновение все вокруг замерло. Обряд оказался прерван. Рошаг неверящим, остановившимся взглядом смотрел на горстку пыли. Исчезли все звуки. Остановился ток энергии от скалы. Боль, окутывающая Ярослава свинцовым покрывалом, исчезла. Удары сердца, казалось, разорвут барабанные перепонки. Но так продолжалось лишь мгновение… Говорят, что в старину мореплаватели возили с собой бочки с жиром. Если корабль попадал в шторм, то этот жир выливался за борт. Масляная пленка смиряла разбушевавшуюся водную стихию на какие-то мгновения, но эти мгновения давали кораблю необходимую передышку. Шансы на выживание существенно повышались. Но не дай бог задержаться в этом окошке покоя в сердце шторма. Задержавшемуся кораблю или следующему за ним была гарантирована смерть. Что-то подобное происходило и вокруг Ярослава. Затишье было затишьем перед бурей.

И вот гром грянул. Слабая во время обряда вибрация скалы неожиданно начала нарастать. Вой, способный поднять даже мертвого, разорвал тишину. Вслед за воем обрушился удар энергии из скалы. Будучи невольными проводниками, люди начали корчиться на земле. Конечности, казалось, выворачивались из суставов. Трещали сухожилия. Кожа стала невесомой, прозрачной, похожей на древний пергамент. Стиснутые челюсти крошили зубы в песок. Жуткий, нечеловеческий крик огласил окрестности.

Пропускаемая телами энергия ударила в Рошага. Он боролся до конца. Его окутала мерцающая сетка серебристых молний. Поток, бьющий из распростертых на земле тел, рассыпался по поверхности сетки. Но вот и эта необычная защита исчезла, сметенная под напором токов Силы.

Рошаг умирал молча. Энергия вливалась в него потоком. Неспешный перелив усваиваемой Силы в начале обряда сменился хаотичным мельтешением разрозненных сгустков. Казалось, что этому не будет конца… Самым слабым звеном оказалась скала. Она не выдержала вибрации и ревущего потока Силы. Раздался страшный треск. Сеть мельчайших трещинок покрыла девственную чистоту камня. Ток энергии, проходящей сквозь людей, прервался. И опять затишье. Скрюченные люди и застывший монстр. Но вот шкура Рошага словно осветилась изнутри. Сначала это был ровный мягкий свет, но с каждым ударом сердца его интенсивность нарастала. Наконец, став нестерпимо ярким, словно осколок солнца, упавший на землю, свет исчез. Будто некто неизвестный повернул выключатель.

Лежа с закрытыми глазами, Ярослав видел всю фантасмагорию взбесившихся энергий от начала и до конца. Даже терзаемый болью, он фиксировал все в памяти. Это происходило без его участия, он не прилагал для этого никаких усилий. Видения словно возникали в его воображении.

Когда исчезла пульсация цветных линий и жутковатое свечение на месте Рошага, Ярослав разомкнул окаменевшие веки. Сил удивляться не было. Его охватила апатия. Рошаг оставался на своем месте. Стоял не шевелясь. Казалось, он ничуть не изменился, но это только казалось. Вот влажно заблестела его шкура. С каждым мгновением блеск усиливался. Побежали первые струйки.

— Да это же кровь?! — вырвался у Ярослава хриплый возглас.

Ран на теле монстра не было, но он истекал кровью. Из-под каждой чешуйки сочилась темно-красная жидкость. Неожиданно передние лапы монстра подломились, и он медленно завалился вперед. Слабая попытка Ярослава увернуться ни к чему не привела. Его придавила упавшая туша. Хотя туша — это громко сказано, только верхняя часть туловища крылатого ящера повалилась на то место, где лежали ноги Ярослава. Их он все же успел поджать, лишь голова на длинной шее упала прямо на него. От удара, уже в который раз за сегодняшний безумный день, перехватило дыхание. Но не это оказалось самым страшным. Тело мертвого, теперь уже понятно, что мертвого, монстра продолжало сочиться кровью. Красная жидкость вытекала, словно выдавливаемая прессом. Жестко зафиксированный длинной шеей Ярослав оказался буквально залит дымящейся субстанцией. Все его тело было покрыто неглубокими кровоточащими ранками, оставленными когтями монстра, и в эти открытые ранки попала кровь Рошага. У Ярослава было такое чувство, что на него плеснули кислоты. Каждая рана начала пульсировать и словно гореть огнем. Он взвыл, и чужая кровь темным потоком хлынула в открытый рот. Кровь, словно живое существо, вливалась в тело жертвы. Волны боли прокатывались по организму, и захлебывающийся кашель разрывал легкие. Ярославу никак не удавалось отвернуть голову от заливающего его потока. Сознание мутнело. Окружающий мир завертелся вокруг своей оси, все чувства потеряли яркость. Сознание забилось и рвануло прочь испуганной чайкой…

Сознание плыло во тьме. Голодный, алчный мрак, пытающийся растворить в себе саму основу души, засасывал Ярослава. В этой темнице не было времени. Само это понятие отсутствовало, как отсутствовало тело. Вяло текли тени мыслей. Неожиданно окружающий мрак прорезал тонкий лучик света. Он становился все более уверенным. Вдруг стены темницы начали вытягиваться в трубу. И вот сознание уже несется по тоннелю, освещенному ярким светом в его дальнем конце. Скорость нарастает, и конец тоннеля приближается. Проходят какие-то мгновения, и яркий свет затапливает все вокруг…

Сухой кашель сотрясал грудь. Что-то твердое упиралось в грудину, чьи-то руки ритмично давили на спину. Подбородок оказался измазан чем-то липким. Во рту невообразимо гадко. Общее состояние организма характеризовалось одним словом — мерзкое. Глаза застилала мутная пелена, прерываемая мелкими золотистыми черточками. Слух уловил знакомую речь.

— Сильней дави! Резче, резче! Кашляет — значит, жив. Второму не так повезло.

Голос был явно женский. Рядом раздавался истеричный плач и чей-то успокаивающий бубнеж. Давление на спину прекратилось. Чьи-то сильные и, похоже, мужские руки помогли сесть. Ярослав открыл глаза. Перед ним на коленях стояла симпатичная черноволосая девушка с красиво вздымающей тонкий свитерок грудью (это Ярослав заметил, даже находясь в столь плачевном состоянии!) и участливо смотрела на него. Повернув голову, он увидел державшего его парня.

— Оклемался? — Голос был сухой, немного напряженный. — Встать сможешь?

— Да. Наверно. Не знаю…

— Ничего. Попытайся. Мы тебе поможем.

Парень схватил его за одну руку, черноволосая — за другую. Резкий рывок, и он на ногах. Ощутимо покачивало, но Ярослав устоял. Добровольные помощники осторожно отпустили руки.

— Ничего. Спасибо. Я сам… — Ярослав сделал осторожный шажок. Поташнивало, и немного кружилась голова, но жить можно.

Поискал взглядом источник шума — невдалеке горько плакала девчонка лет восемнадцати. Лицо закрыто обесцвеченными волосами. Плечи мелко вздрагивают. Рядом, приобняв ее, стояла другая девушка, именно ее голос успокаивающе бубнил. Хотя было заметно, что успокоение требовалось и ей самой. Та, что успокаивала, была, видимо для разнообразия, окрашена в рыжий цвет. Она подняла глаза на Ярослава и тут же их опустила. Кончики ушей покраснели.

Все это происходило на фоне покореженного автобуса. Рядом с передним колесом лежал второй невольный участник обряда. Он был весь буквально залит кровью. Глаза закрыты, не дышит. Рошаг лежал неподалеку. Только в этой мертвой груде уже нельзя было узнать гордого и жестокого мучителя. Поджав под себя лапы, он вытянулся стрункой, словно тянулся к чему-то, только шея была сдвинута в сторону. Ранее казавшаяся непробиваемой шкура мешком висела на скелете. Тут и там сквозь прорехи сверкали белизной кости. Вокруг тела расплывалось темное пятно.

Монстр лежал на очищенной от пыли и камней площадке. Темно-серая скала когда-то была идеально ровной, но сейчас ее покрывала сетка мелких трещин. Большинство из них было пропитано кровью. От покрывавших землю линий сохранилось несколько знаков, словно вплавленных в скалу. Но оставалось стойкое ощущение незавершенности системы. Это будило в душе смутное беспокойство… Кто-то толкнул Ярослава в плечо.

— На, утрись. — Парень протягивал ему тряпку, бывшую когда-то белой рубашкой.

Ярослав перевел взгляд на себя. Он был точно броней покрыт засохшей кровью. Ощупал лицо. М-да, с лицом то же самое. Неожиданно от всего пережитого задрожали колени, через мгновение колотило уже все тело. Стараясь взять себя в руки, он молча схватил протянутую тряпку и принялся оттирать стягивающую лицо грязь.