Екатерина Белецкая - Священный метод Страница 7

Тот рассмеялся.

– Вот даже как, – пробормотал он. – Здорово. Что, Милтон, не дает покоя немецкая схема с головами и телами?

– Какая схема? – удивился тот.

– Да такая. Когда головы погибших Контролирующих и их тела использовали по отдельности, чтобы заставить «звучать» площадки. На Терре-ноль работали таким образом, причем исключительно немцы. Что, вы не знали?

Милтон пожал плечами.

– Не помню, – ответил он. – Может быть, читал. И что в итоге?

– В итоге это не сработало. И то, что вы сейчас делаете, не сработает тоже, – уверенно сказал Ит. – Вы будете таскать нас по этим порталам в любом виде, хоть живыми, хоть мертвыми, до скончания времен – и ничего у вас не получится. Ладно, пойду ждать. Пару часов ребята выдержат, они – не вы, им не привыкать.

Ри первым делом, разумеется, отправился куда-то за сложенную кое-как аппаратуру – понятно, с какой целью. Почти девять часов не пить тяжело, но это далеко не все неудобства. Скрипач, разумеется, пошел туда же – несмотря на то что в спину ему сейчас нацелилось целых пять лучевиков.

Ри вернулся минуты через три, и выражение на лице у него было непередаваемое – явное облегчение, смешанное с не менее явной злостью. Он решительным шагом подошел к столу, отпихнув по дороге локтем Милтона, сграбастал бутылку с водой и принялся жадно пить.

– Ну вы и суки, – с чувством произнес он, швыряя бутылку на землю. – Мразь…

– Вы что себе позволяете! – гаркнул Милтон.

– Это вы что себе позволяете!!! – заорал в ответ Ри. – Учтите, это первый и последний раз было! Издеваться над собой я больше не дам!..

– Милтон, мы не шутим. – Скрипач тоже подошел к столу, взял бутылку, отпил глоток. – Если вам в следующий раз захочется повторить такой же эксперимент, вам придется носить нас по площадке на руках, потому что сами мы ничего делать не будем. Ясно?

– Вы будете делать то, что вам приказано!!!

– В зад-ни-цу по-шел, – по слогам произнес Скрипач. – Понял? «Приказано», – передразнил он. – Приказал один такой. Ит, чего они хоть считали-то? – спросил он, полностью игнорируя задохнувшегося от негодования Милтона.

– А-ля Хайдельберг, – скривился Ит. – Следующим этапом, как мне кажется, будут шаманские танцы и столоверчение. Вынужден признать, что официалка стремительно деградирует.

Ри рассмеялся.

– Милтон, у вас корабли еще не разбиваются о небесную твердь? – спросил он. – Если вы будете работать в том же духе, до этого вполне можно дойти.

– Ага, – покивал Скрипач. – А еще можно ходить с лозой. Ну, так же, как воду ищут, когда колодец копают…

– А можно узнать, на какой хрен вам нужны вот эти активаторы? – Тринадцатый высунулся из сумки, которую сейчас держал Кир. – Уж простите-извините, конечно, но для такого портала низкочастотные активаторы ну ни разу не годятся. К вашему сведению, эти порталы не идентичны гексагональным порталам Терры-ноль, и про это, насколько я знаю, известно даже детям…

К Милтону, наконец, вернулся дар речи – и хорошо, что Тринадцатый успел нырнуть обратно в сумку.

– Я вам что, обязан докладывать, что мы делаем? – Милтон говорил свистящим злым шепотом. – А если говорить про Хайдельберг, то мне действительно проще будет разрезать вас на части, и…

– О, знает. А врал, что не знает, – Скрипач покачал головой. – Вот что, Милтон. Мы – сказали. Вы – слышали. В этом бреде мы больше участия принимать не будем!

Коммуникатор Милтона вдруг ожил, воздух перед ним сгустился – визуал был, разумеется, приватным.

– …да. Да, конечно. Да, сейчас, – забормотал Милтон. – Поближе подойдите, – приказал он, глянув на Ри. – Вас это, оказывается, тоже касается.

– К взаимопониманию вы, как я заметил, не пришли, – Огден был явно недоволен. – Ри, что вас не устраивает?

– Всё! – рявкнул Ри. – Для начала то, что эти убогие не умеют считать. И что у нас нет доступа к тому, что уже сделано. И что у нас нет физической возможности осуществить подобные расчеты. Вы понимаете, что это нереально?! Тот фарс, который был сегодня, я не могу назвать экспериментом, потому это не эксперимент, а фарс, действительно фарс!..

– Считать, значит, некому? – Огден хмыкнул. – Ну что ж. Думаю, через пару-тройку дней я найду вам подходящую счетную машинку. Благо что варианты есть. Так. Милтон, переводите оборудование на тот портал, что под Климовском. Нам нужно будет посмотреть не заряженную точку…

– Что? – Ит, который подошел к ним, напрягся.

– Не заряженная точка – это та, на которой не было боевых действий, – невозмутимо пояснил Огден. – Уважаемый Милтон вам не объяснил, что они смотрели? Вы что, всерьез считали, что мы ищем резонанс? Как бы не так. Ладно. В общем, Ри, будет вам счетная машинка. Сейчас возвращаетесь на корабль и ждете. И будьте повежливее с нашей научной группой. Потому что по их расчетам для эксперимента нам вполне хватило бы и двух… объектов. Всего наилучшего.

02

Серый бетонный коридор, решетчатые железные двери разделителей, холодное лязганье металла; скупые, короткие команды охраны – за месяцы, проведенные здесь, она привыкла подчиняться и выполняла всё, что ей говорили, на автомате. Встать, лицом к стене, идти дальше… Это превратилось в неотъемлемую часть жизни, и сейчас у Берты и этой части шел спор – кто кого? Берта, впрочем, в исходе спора не сомневалась.

Каждый раз этот проход по тюремному коридору до комнаты, которую называли допросной, поражал её какой-то неимоверной графичностью и ритмом. Эти действия напоминали ей старое, многолетней давности, кино, в котором она по недоразумению была сейчас вынуждена играть.

И музыка.

Возможно, всё дело было в музыке.

Кто-то на этом этаже каждое утро слушал Эдит Пиаф, и Берта, до этого Пиаф никогда не слышавшая, была поражена – и этим летящим, громадным голосом, и словами песен, и (она уже успела прочесть) трагической и короткой судьбой этой маленькой француженки. Какая сила и какая проникновенная дерзость… Музыка была слышна еле-еле, скорее всего, где-то, за какой-то из дверей, стоял проигрыватель, и некто невидимый крутил каждое утро одну и ту же пластинку – пять песен разных лет. Сборник. Она прочла в журнале, что выпущена эта пластинка еще при жизни Пиаф, но в России её издали сравнительно недавно, три года назад.

Читать разрешали.

Это, пожалуй, было единственное, что ей разрешали.

Одиночная камера, в которой она сидела, к иным занятиям не располагала – при попытке, например, сделать гимнастику могли и побить. Одного раза, впрочем, хватило, чтобы научиться осторожности: теперь Берта разминалась только тогда, когда была уверена – не следят.

С остальными, разумеется, контактировать не было никакой возможности. Да, и Джессика, и Фэб тоже находились в этой тюрьме (привезли их сюда всех вместе), но где именно и что с ними, Берта не знала.

Держаться.

Только держаться, ничего другого не остается.

Держаться и ждать…

Около двери ей снова велели встать лицом к стене, она встала. Лязгнул ключ в замке, дверь со скрипом открылась. Следующий час, само собой разумеется, будет не очень приятным, поэтому сейчас нужно собрать волю в кулак и приготовиться терпеть.

Да, это непросто, но с месяц назад Берта придумала себе отличный способ переживать допросные часы практически без всякого ущерба для себя.

Она придумала комнаты. Комнаты, в которых всё было так, как раньше, в которых были они, те, кого она любила, и когда было нужно, она просто входила в эти комнаты и попадала туда, где ей не были страшны ни допросы, ни слова, ни давление извне; потому что там не существовало тюрьмы и нынешних событий, а было кое-что другое, было то, ради чего стоило жить.

За неведомой дверью пела Пиаф. Сейчас – Марсельезу, и Берта невольно улыбнулась, потому что Марсельеза ей всегда нравилась. Задолго до всего этого нелепого кошмара.

Allons enfants de la Patrie,Le jour de gloire est arrive!Contre nous de la tyrannie,L’etendard sanglant est leve,

Огден, сидящий за столом, поднял голову от каких-то бумаг, лежащих перед ним, и окинул Берту неприязненным взглядом.

Entendez-vous dans les campagnesMugir ces feroces soldats?Ils viennent jusque dans vos brasEgorger vos fils, vos compagnes!

– Доброе утро, – вежливо поздоровалась Берта, садясь на привинченный к полу стул. Конвоир расстегнул наручники на её руках, она привычным движением завела руки за спину, и через несколько секунд наручники сомкнулись снова – её приковали к спинке стула.

Боятся.

Они её боятся. Ну конечно! Тётя прожила много-много лет в обществе двоих агентов, одного боевика и одного заместителя начальника кластера, пусть и бывшего. Небось научили каким-нибудь приемчикам. Надо страховаться.

«Интересно, я бы смогла сломать ему шею, если что? – подумала Берта, продолжая улыбаться Огдену. – Наверное, смогла бы. Но этого нельзя делать ни в коем случае, да и не изменит это ничего. Будет у меня после такого поступка пара минут на то, чтобы насладиться моральным удовлетворением, а после этого сюда прибежит двадцать человек и размажет меня по полу. Нет уж, спасибо. Известно, что каждый Буратино сам себе злобный враг, но не до такой же степени».