Валентин Егоров - Шпион Его Величества Страница 7

Услышав последние слова, Петр Алексеевич поднял голову, взгляд своих круглых глаз он так вперил в Алешку, сейчас он очень хотел услышать, кто этот идиот из его окружения и как долго будет продолжаться эта проклятая и, казалось бы, такая нескончаемая война. Но в этот момент Алексей Васильевич говорил с закрытыми глазами, поэтому не заметил этого страстного и столь вопрошающего взгляда своего государя. Он продолжил высказывать мысли о будущем родной державы, говорил о том, что в следующем году «владычица морей» перестанет соблюдать свой так никогда и не объявленный «нейтралитет» по отношению к России, а открыто перейдет на антироссийскую позицию.

Таким образом, Россия окажется в положении державы, которая будет вынуждена начать пересматривать свои позиции по отношению к Англии, отказаться от идеи союзничества с нею и начать поиски нового стратегического европейского партнера. В следующем году судьба явно будет благоволить великому государю России Петру Алексеевичу, его намерениям открыть отношения с далекой Францией. В сентябре этого года скончался французский король Людовик XIV, который в своей государственной политике в основном ориентировался на союзнические отношения со Швецией.

В управление Францией в качестве регента[25] вступил герцог Филипп Орлеанский,[26] младший брат Людовика XIV, который, в принципе, с симпатией воспринимает реформаторские изменения в российском государстве. Придя к власти, регент разрешил многим французским ремесленникам отправляться в Россию и искать там счастья и богатства, а двадцати русским дворянам даже позволил перейти на французский флот гардемаринами.

Эти события и отношение регента к России в какой-то мере будут содействовать большему сближению обоих государств. В любом случае Франция сегодня уже не та, что была при короле Людовике XIV, некоторые ее дипломаты уже ведут подготовительную работу по возможному приглашению русского государя в свою великую страну, а главное, это государство сегодня в своей европейской политике реально противостоит туманному Альбиону.

Когда Алексей Васильевич сделал небольшую паузу в своем рассказе, то государь Петр Алексеевич не выдержал своего столь долгого молчания и обратился к Алешке с вопросом:

— Слушай, мил человек, похоже, ты хочешь меня убедить в том, что Англия — плохая союзница, а Франция будет нашим лучшим другом? Так в этом меня убеждать не надо. Что касается Англии, то я это на собственном горбу испытал. А что касаемо Франции, то я не совсем убежден в прозорливости твоей службы, Алешка. Ведь Европа только о своей выгоде и пользе печется, ей до России совершенно нет никакого дела. Только приставив к ее груди солдатский багинет, она начнет тебя признавать и уважать. А когда разворачиваешься к ней спиной, то гляди, она сама готова свой багинет тебе в спину ткнуть. Так что политика, как говорят сами французы, дело дерьмовое и лучше от нее подальше держаться, а то можно здорово испачкаться, да и запахом смрадным от нее сильно несет. Ты, Алешка, лучше поясни мне, дубине стоеросовой и бестолковой, что ты имел конкретно в виду, когда о Франции говорил? — Петр Алексеевич сделал очередную затяжку курительной трубки и выпустил изо рта ароматное облако дыма.

— Государь мой, Петр Алексеевич, я только хотел сказать, что в следующем году тебе обязательно нужно съездить в Париж и поближе познакомиться с французами. Герцог Филипп, нынешний правитель Франции, в своем недавнем письме на твое имя, я ему ответ еще не отписал, дал понять, что он с радостью примет твое величество в своей столице и окажет тебе истинное французское гостеприимство. Это означает, что французам сегодня чего-то от нас тоже надо, иначе они тебя сами бы не приглашали, государь. Да и тебе было бы полезно пройтись по их Парижу, увидеть Францию и ближе познакомиться с французами. Посмотреть, как их можно было бы против англичан использовать. Ведь они с ними на ножах постоянно находятся. Только недавно друг с другом воевали за Испанское наследство. Так что думай и решай, государь, когда снова в Европу отправишься? На апрель мы договорились Катерину Ивановну за Карла-Леопольда выдавать, да их свадебку играть, в июне тебе в Пирмонт на минеральные воды съездить требуется, здоровье подправить. А после этого ты свободен и может во Францию смотаться.

— Хватит, Алешка, на меня давить и своего требовать. Хочешь меня в Европу отправить, так и быть по сему. Поеду я в Европу и скоро поеду. Катьку замуж выдадим и на водах Пирмонта полечимся. Но ты, мил сударь, больше думай о Франции, что с ней будем делать. Хорошо будет, если нам удастся ею англичан попенять, постращать, к пониманию привести, что не только они самые важные в Европе. Франция может стать важным пунктом нашей европейской поездки. А снова по Европе мы должны так проехаться, чтобы все европейцы поняли, что перед ними новая Россия, а не старая боярская патриархальная Московия. Ты лично, Алешка, будешь за организацию поездки во Францию и за трату там денег отвечать, поденный дневник вести будешь, а также будешь мне готовить информацию о людях, с которыми будем встречаться. Но на твоих плечах остается вся державная и деловая переписка, так что заранее готовь своих кабинет-курьеров. Приготовленные бумаги оставь, опосля посмотрю и что надо подпишу. А сейчас иди прочь, найди и позови Нартова, мне надо обещанные Антошке Девиеру шахматы завершить точением, а все некогда. Пускай он и доточит.

Только Алексей Васильевич поднялся со стула и отправился к выходу из государевой токарной комнаты, как за спиной снова послышался голос Петра Алексеевича:

— Слушай, Алешка, а чего ты с Петром[27] снова сцепился, чего вы там не поделили? Имей в виду, хотя ты человек смирный и покорный, но я не позволю вражды и крови между вами. Вы оба мне нужны, так что прекращайте лаяться и со злобой друг на друга при людях посматривать. А теперь ступай и зови Нартова.

В день двадцать четвертого января одна тысяча семьсот шестнадцатого года великий государь Петр Алексеевич с супругой Катериной и шестьюдесятью сопровождающими лицами придворных чинов и вельможных сановников покинул Санкт-Петербург и отправился в свое второе большое путешествие по европейским странам.

Глава 2

Александр Данилович Меншиков сидел в глубоком кожаном кресле и большой пилкой поправлял длинный ноготь на мизинце левой руки. Ноготь уже достиг большой длины, поэтому Александр Данилович работал с должной осторожностью, будучи полностью поглощен этой филигранно тонкой работой. Его пилка для ногтей больше напоминала наших времен драчевый напильник с большой и красивой костяной ручкой и отвратительно грубо и плохо нанесенной насечкой. Поэтому каждое движение ему приходилось делать с огромной предосторожностью, чтобы не повредить или не сломать ногтя. В какой-то момент Меншиков прекратил работу пилкой, отвел руку с ногтем в сторону и пару минут полюбовался своей работой. Несколько раз он поворачивал мизинец с ногтем из стороны в сторону, стараясь с наиболее выгодного угла рассмотреть подпиленный ноготь и оценить качество проделанной работы.

— Ну что, брат-писарь Алешка, что ты можешь мне рассказать о проделанной тобой работе? — негромко промурлыкал Александр Данилович, продолжая рассматривать ноготь, даже не поворачивая головы в мою сторону.

Я стоял, низко склонив голову, и смотрел на свои совершенно стоптанные башмаки, которым наступил полный и окончательный конец. Если приподнять ногу и посмотреть на их подошву, то ее, подошву, я имею в виду, там не увидишь. Прямо из ботинка будет торчать моя грязная ступня. Слава богу, что можно было ходить мелкими шагами, высоко не поднимая ноги, а то получился бы полный конфуз. Все люди смогли бы увидеть, что башмаков как таковых у меня уже не было, сохранился один их только верх.

— Ваша милость, за прошлый месяц государственные крестьяне за аренду одних только ловель заплатили нам четырнадцать рублев пятнадцать копеек и три полушки, — начал отвечать я на вопрос Александра Даниловича Меншикова. — Налог за конское поголовье составил сто пятнадцать рублев сорок шесть копеек и пять полушек.

Но Александр Данилович меня тут же прервал и, прекратив рассматривать идеально отточенный ноготь, строго посмотрел в мою сторону.

Мы с ним были практически одного возраста, но я пироги на базаре никогда не продавал, мне так и не удалось побывать любимым денщиком государя нашего Петра Алексеевича. Потому все еще пребывал в чине подьячего в ингерманландской канцелярии Александра Даниловича. А Меншиков к этому времени уже был Светлейшим князем Священной Римской империи, генерал-губернатором Санкт-Петербурга, который только что начали строить на берегах Невы. Он был богатейшим человеком, а грамоты и по сию пору не выучил. Первое время, когда я приносил ему бумаги на подпись, то он вместо подписи крестик ставил и кружком его обводил. Пришлось его научить рисовать свою фамилию, когда нужно было чего-либо подписать. Так он и по сию пор занимается этим рисованием, а грамоту учить и по сей момент ему некогда.