Владимир Колычев - Блокпост Страница 7

– Может, лучше совсем потушить? – спросил стоявший за пулеметом Баян. – Только внимание привлекать. И бэтээр тарахтит, не услышим, как зомби шуршит.

– Не услышим, – кивнул Якут.

– Выключай, – махнул рукой я.

И на всякий случай вынул из ножен свой ятаган с коротким клинком, которым я обзавелся еще будучи лейтенантом. Меч этот сваял мне алтайский кузнец, специализировавшийся на холодном рубящем оружии. В бою с монстрами нельзя целиком полагаться на карабины и автоматы. Это нам выгодно держать зосов на расстоянии, а они предпочитают ближний бой. Поэтому хорошие клинки пользовались спросом у бойцов истребительно-штурмовых подразделений, и алтайский умелец, говорят, сколотил себе на этом целое состояние. А оружие он, надо сказать, делал знатное, из булатной стали. Мне пришлось отдать за ятаган три свои офицерские зарплаты, но я нисколько о том не жалел.

Прямой и короткий меч различаются прежде всего балансировкой. У первого центр тяжести ближе к рукоятке, а другого – где-то на середине клинка. Прямой меч хорош для колющих ударов, а кривой – для рубящих. Изгиб рубящей кромки делал клинок более прочным, а высокое расположение центра тяжести значительно увеличивало его пробивную силу. Рубить можно было и прямым мечом, но для этого он должен весить около трех килограммов. А мой ятаган обладал массой вдвое меньшей, а рубил головы зосам за милую душу.

Глянув на меня, Якут обнажил свой кортик с кривым клинком, гордость британских мичманов девятнадцатого века. Баян ощупал висевший на поясе боевой топор с основным и вспомогательным, сильно заостренным лезвием.

Прожектор погас, и какое-то время мне казалось, что нас окутала совершенно непроглядная тьма. Но прошло время, и я различил в темноте сначала Баяна, затем Якута. Потом заглох двигатель бронетранспортера, и уши сдавила звенящая тишина. Ветер успокоился, не слышно, как он шелестит в траве за обваловкой, как гоняет мелкий хлам по заставе. Жутковатое ощущение. Хотя, казалось бы, в такой тишине легко можно было угадать приближение врага. Но я эту тишину воспринимал как затишье перед бурей. И чувствовал, как напряглись мои подчиненные.

– Командир, ты бы шел спать, – шепотом предложил Баян. – Мы тут сами.

Я кивнул, соглашаясь. Посты уже расставлены – двое на крыше, двое в боевых машинах, за спаренными пулеметными установками, дневальный у двери в казарме. Через полтора часа смена, я должен ее развести. И пока не пропищит будильник на часах, отсекая этот период времени, можно немного поспать.

Я четыре раза тихонько стукнул по железному люку – пусть дневальный знает, что с крыши спускается свой. Но только я взялся за ручку, чтобы открыть ее, как тишину прострелил волчий вой. Казалось бы, ничего особенного, но душа затрепетала в ожидании большей беды.

Люк я открывать не стал, вернулся к пулемету, от которого успокаивающе пахло смесью из пушечной и ружейной смазки. И пусть не видно цели, но мощь крупнокалиберного «ДШК» слегка ослабила нервное напряжение.

– Где-то у озера воет, – поежившись, сказал Якут.

– Зверопес, – добавил Баян.

Зверопес – это зараженный волк, и вой у него такой же нездоровый. Мне приходилось слышать, как голосят эти твари. Вот где настоящая жуть. Есть в этих звуках нечто потустороннее, вгоняющее сознание в мистический транс, в предсмертную депрессию. Я знал человека, который застрелился, не в состоянии вынести столь сильного воздействия на психику. А ведь это был закаленный в сражениях ветеран.

– Луны нет, а он, муть его, воет, – занервничал Якут.

– Плохо, что нет, – покачал головой Баян. – Когда на луну воют, это еще ничего. А так они в стаю собираются… Слышишь, еще одна сука завелась. Сейчас будет полный баян!

Действительно, к одному голосу присоединился второй, затем третий… И чем гуще становился хор, тем сильней вибрировали наши нервы. Этот вой предвещал смерть, разносчиком которой зверопсы и являлись.

Сначала на крышу выбрался Титаник, за ним появился Малыш. Какое-то время они молчали, встревоженно всматриваясь в темноту.

– Чего это с ними? – угрюмо спросил Малыш.

– Чего, чего, ясно, чего! На психику давят! Сейчас соберутся в стаю, подойдут ближе, как завоют, мы тут все с ума сойдем, – типичной для него скороговоркой отозвался Титаник. И в привычной своей манере снизу-вверх заглянув мне в глаза, спросил: – Правда, командир?

Я пожал плечами. Может быть – означал этот жест. Невозможно оспорить тот факт, что зверопсы своим воем травмируют психику. И чем ближе они будут к нам, тем сильней мы будем страдать.

– Я этих тварей пачками убивал! – Взбодренный моим согласием Титаник смело перешел на откровенный вздор. – Они со всех сторон нападают, а я их бах, бах. Они же тупые, прут прямо в лоб, а у меня «эргэ-шестой», шесть гранат в барабане, бах, бах! Всех на куски! Только хвосты собирать успевай…

– А зачем тебе хвосты? – перебил его Якут.

– Ну, я слышал, если такой хвост засушить и на шею повесить, то никакой вой не страшен…

– Лучше гвоздем в ухе поковыряйся, – тихо сказал Якут.

– Что? Не расслышал.

– Он говорит, что лучше всего помогает хвост недогероя, – на свой лад пояснил Баян. – Если его через мозг из одного уха в другое просунуть, зверопсы вообще выть перестанут…

– А где такой хвост взять? – не уловив сарказма, подобострастно потянулся к нему Титаник.

– Якут, не одолжишь мне свой кортик? – ухмыльнулся Баян.

– Нет, не могу. Кортик – это моя жена, я ее в прокат не сдаю. Лучше я сам отрежу, ладно?.. Титаник, скидай штаны, хвост недогероя будем добывать!

– Я с ними серьезно, а у них шутки дурацкие, – капризно скривил губы Титаник.

И в позе футболиста, ожидающего штрафного удара, попятился к люку.

Водевильная сцена слегка разрядила обстановку, но ненадолго. Вой усиливался и продолжал рвать нервы. Я пробовал затыкать уши, но бесполезно: звук, казалось, прорывался через кожные покровы, проникал в кровь, эфиром растекался по мозговым центрам, холодящими парами туманил сознание.

– Уж лучше бы напали, суки! – сжимая рукоять пулемета, зло процедил сквозь зубы Баян.

Он и хотел нажать на гашетку, но не знал, куда стрелять. А попросту расходовать патроны не позволяла его прижимистая натура.

Зато с грохотом застучал вдруг башенный пулемет. Я спрыгнул на бронетранспортер прямо с крыши, рискуя промазать в темноте. Но нет, опустился на передок, руками упершись в башню, освещенную всполохами пулеметного огня. Верхний водительский люк был открыт, и через него я попал в боевое отделение, где бесновался Гуцул.

– Тебе что, мозги выжгло?! – крикнул я, оторвав его от пулемета.

– Псы… Псы там… – показывая в сторону строевого плаца, завывал он.

Я прильнул к ночному прицелу, совмещенному с инфракрасным прожектором, осмотрел простреленное пространство, но ничего подозрительного не обнаружил.

– Мозги протри! Нет там никаких псов!..

– Я не могу… Не могу выносить этот звук, – обхватив руками голову, стонуще протянул Гуцул.

Казалось бы, броня должна была заглушить волчий вой, но нет, он проникал сюда и давил на психику не столько децибелами, сколько гипнотическим прессом.

Я не стал отправлять в казарму проштрафившегося бойца, а послал к нему на помощь Шарпа. Все равно сон уже у всех прошел, а вдвоем бояться легче, чем одному. Удвоил я и второй экипаж, послав к Чижу Скорняка. Вернулся на крышу, откуда удобней всего было контролировать пространство как с внешней стороны поста, так и с внутренней.

Вой все усиливался. Прожектором, штурмовыми фонарями мы, как могли, высвечивали территорию вокруг нашего поста на крыше, подступы к бронированным машинам, однако признаков вражеской активности не замечали. Но все равно мне казалось, что зверопсы где-то рядом, я чувствовал, что вот-вот они пойдут в атаку.

Вой прекратился внезапно, в третьем часу ночи. Никогда я, казалось, еще не слышал столь приятной тишины, как сейчас. Я устало сел на мягкую точку опоры, спиной и затылком прислонившись к песочной стене пулеметного гнезда. Ветер колыхнул тесемку, которой был связан мешок, она приятно щекотнула мне щеку, будто подтверждая мысль, что жизнь возвращается…

Наступившая умиротворенность потянула меня в сон, и я уже засыпал, когда мое сознание пронзила страшная догадка.

Волчий вой держал нас в напряжении, все это время мы были начеку, чтобы враг не смог застать нас врасплох. Этот ночной кошмар вытянул из нас все силы. Но вот мы расслабились, утратили бдительность, именно этого зверопсы и ждали. Они опустили свои трубы, чтобы броситься в атаку…

Однажды, в далеком детстве, я чуть не отравился угарным газом. Сидел на кухне, рядом горели конфорки газовой плиты. Спокойно вдруг стало тогда на душе, уютно и тепло. Тихонько подкрался сон, мягко прикрыл мои глаза. Я уже почти заснул, когда вдруг осознал, что происходит. Порывисто вскочил, выбежал на улицу, вдохнул чистого воздуха. Тогда я и понял, что это такое, метаться как угорелый.