Андрей Буторин - Играй и умри Страница 7

– Чудны дела твои, Зона, – пробормотал сталкер, – тук тебя в так.

Стрелять по уродливой многоножке оттуда, где он сейчас находился, Сом поостерегся – пули могли пробить дверь и задеть того, кто за ней скрывался. Тогда он подбежал к гадине сбоку и со всей силы пнул гофрированную щетинистую тушу. Многоножка тут же выдернула из-за двери лапу, тело ее сократилось и мгновенно, словно тугая пружина, выпрямилось, направив, словно четыре острых копья, клешни на Сома. Не ожидая от твари такой прыти, сталкер едва успел отпрыгнуть в сторону. Хотел заглянуть противнику в глаза, но не нашел таковых на голой, словно колено, морде. Как весьма, впрочем, зубастое колено – распахнутый клыкастый зев он на этой морде обнаружил. Дальнейшего развития событий Сом ожидать не стал и выпустил прямо в ту пасть короткую очередь из автомата. Чудище тонко заверещало, но попыток проткнуть сталкера клешнями не прекратило.

– Ах ты ж вонь подрейтузная! – рассвирепел Сом и принялся поливать тварь, не жалея патронов. И все равно многоножка сдохла далеко не сразу. Обливаясь зеленоватой жижей, струящейся из ран, она долго еще продолжала извиваться и щелкать клешнями.

Убедившись, что гадина больше не представляет опасности, сталкер обратил внимание на искореженную дверь. Та была двустворчатой и очень напоминала дверь обычного пассажирского лифта. Имелась даже кнопка на стене возле нее. Сом нажал на эту кнопку в надежде, что двери откроются, однако ничего не произошло. Тогда сталкер просунул между створками пальцы, поднатужился и развел насколько мог в стороны искореженные створки.

То, что Сом увидел внутри небольшой кабинки, скорее всего и впрямь являющейся лифтом, едва не заставило его отпустить половинки двери. На полу за дверью сидел… сидело карикатурно напоминающее человека пугало. Да, у него имелись руки, ноги и голова. Но конечности, по шесть пальцев на каждой, были неестественно длинными и тонкими, а голова формой походила на поставленную торчком дыню. Лысую дыню – только «ирокез» из белых взъерошенных перьев. Глаза без ресниц и бровей были абсолютно круглыми, с неестественно белой радужкой, которую то и дело задергивала полупрозрачная пленка – совсем как у птиц. Вместо ушей – окруженные невысоким валиком дырки. А посередине этого комично-уродливого лица вместо ожидаемого клюва торчал вполне человеческий нос, разве чуть длиннее среднестатистического, зато всего с одной большой ноздрей по центру. Рот же у пугала Сом заметил не сразу, поскольку губы отсутствовали напрочь, но когда то вдруг «заговорило», ниже носа открылась тонкая темная щель.

– Кудлы-дау… – испуганно прокурлыкало птицеподобное существо.

По этому откровенному испугу, прозвучавшему в непонятной фразе, по взгляду, изумленно уставившемуся на него, сталкер понял, что перед ним все-таки разумное существо. Да и линялая рваная тряпка, обмотавшая бедра, говорила о том же. Но что это за хрень? Что за йодистый калий, солить твою плешь! Или эти вонючки-ученые проводили тут эксперименты и над людьми?..

Птицемен, как стал про себя называть его Сом, имел совершенно белую, хоть и весьма грязную, словно от катания в пыли, покрытую пупырышками кожу и поражал своей худобой. Кожа настолько плотно обтягивала ребра, что их можно было без труда пересчитать. Что сталкер и сделал. Ребер оказалось тридцать, по пятнадцать с каждой стороны грудины. Сколько ребер у человека, Сом не знал[6], но ему показалось, что у птицемена их определенно больше. Грудная клетка, хоть и весьма узкая, была явно длиннее человеческой и выпирала вперед наподобие киля. Сосков на теле не наблюдалось вовсе. Во всяком случае, спереди.

– Кудлы-а-а! – жалобно произнес птицемен.

– Кудлы-кудлы, – не зная, что предпринять, буркнул в ответ Сом.

– Кудлы?! – вжалось в стену пугало с ужасом в глазах, ставших полностью белыми, за исключением точек зрачков.

– Да хрен его знает, кудлы или не кудлы, – признался сталкер. – Ты вообще кто такой-то? Дуешь по инглишу? По дойчу шпрехаешь?.. А-аа!.. Какой там инглиш… – махнул он рукой, видя, что птицемен все сильнее вжимается в стену, а его глаза от страха начали уже вылезать из орбит. – Ты вот что, парень, смотри не обкакайся. А я домой пошел.

«В конце концов, – подумал Сом, – я его спас от этой клешнявой колбасы. А что с ним делать дальше, я все равно не знаю. Не в Зону же тащить, там ему верная смерть, только сбрякает. А вот мне и впрямь пора возвращаться, хоть помру вместе с друзьями, да и дело с хренцом, а то здесь из меня тоже такое вот чучело смастерят».

Однако как только сталкер, ослабив усилие, начал сдвигать створки двери, птицемен протянул к нему длинные руки и взвыл:

– Ай-вай! Ай-вай! У-у-ту-ту-у!

Сделал он это столь жалобно, а во взгляде круглых глаз вспыхнула такая отчаянная тоска, что у Сома екнуло сердце.

– Ну, что ты на меня уставился, как на трусы с пелериной? – вновь развел он створки. – Какой тебе еще ай-вай? Трамвай, что ли? Ту-ту – укатить отсюда хочешь? Так не ходят здесь трамваи, браток. Рельсы кто-то слямзил, солить твою плешь.

– У-у-ту-ту-ууу… – теперь уже тише, но еще более жалобно проныло пугало. Из его правого глаза выкатилась крупная слеза.

Этого сталкер вытерпеть не мог.

– Йодистый калий! Да чего тебе от меня надо-то? – взвился он. – То об стену чуть от страха не размазался, то ревет теперь, как девка брошенная! Тебя что, с собой взять? Не могу, и не проси даже. И давай, вылезай, пока я двери держу.

Сом, не отпуская рук, чуть отодвинулся в сторону, давая возможность птицемену выйти, и мотнул головой: давай, мол, двигай. Похоже, тот понял, что от него хотят, но вопреки ожиданиям сталкера на ноги не поднялся, а пополз к двери, с усилием передвигая по полу руками. Ноги же безвольными плетьми потащились следом.

– Ох ты ж валять твою кладь! – обескураженно крякнул Сом. – Так ты еще и парализованный! Что-то тебе совсем не свезло по жизни… Только, пардон, руки у меня, вишь, заняты, так что пока сам давай.

И тут сталкер увидел то, что было до этого скрыто его взору, а именно спину несчастного. Точнее, пару выпирающих меж лопаток коротких, сантиметров по тридцать обрубков, словно култышки ампутированных по локоть рук. Они были прижаты к спине, но при движении птицемена все же слегка шевелились, словно пытаясь прийти хозяину на подмогу.

– Так ты что, и правда птица?.. – ахнул Сом. – Кто же это тебе крылья-то отрезал? Ну и скоты же эти ученые! Теперь понятно, почему они именно «стерв» наняли – потому что сами такие же стервы. Только еще гаже.

Птицемен ничего на это, разумеется, не ответил, продолжая упорно ползти. Когда он полностью выбрался наружу, сталкер отпустил наконец створки, которые тут же со скрежетом сомкнулись.

– Ну вот что, пташка, – посмотрел Сом на тяжело дышавшего возле его ног недокрылого бедолагу. – Давай договоримся так. Я дотащу тебя до ближайшего бокового ответвления, полежишь пока там. А я вернусь в Зону, мне друзей выручать надо. Если останусь жив – приду за тобой. Ну а нет – тут уж пардон. Знать, судьба твоя такая, солить твою плешь.

Сталкер закинул за спину автомат, подхватил птицемена под мышки и выволок его в основной туннель. Но стоило ему повернуть налево, туда, откуда он пришел, как парализованный чудик начал вдруг дергаться.

– Кудур-лу-ук! Кудур-лу-амма! – стал причитать птицемен, мотая пернатой головой в противоположную сторону туннеля.

– Не-а, – возразил Сом. – Не кудур. А вон тудур, – кивнул он в нужном направлении.

Однако несчастный бедолага, отчаянно вырываясь, продолжал дергаться и выкрикивать что-то на своем «птичьем» языке.

– Да не гоношись ты, тук тебя в так! – рявкнул на него сталкер. – Сказано тебе: донесу до ближайшего ответвления и оставлю. А туда, куда ты меня тянешь, я все равно не пойду. Мне еще только в лапы военных попасть не хватало.

Вряд ли птицемен что-нибудь понял из этого объяснения, но вырываться перестал. Лишь обреченно опустил дыневидную голову.

– Вот то-то же, – одобрил Сом. – А то ишь, развел тут эпический опус.

Боковое ответвление обнаружилось скоро И оказалось вовсе не искусственным, по крайней мере на вид. Освещение в нем отсутствовало.

– Так даже лучше, – будто оправдываясь, сказал сталкер. – Отойдем чуток подальше, где совсем темно, и тогда тебя никто не увидит.

«Правда, унюхает, если есть чем», – тут же подумал он, вспомнив давешнюю безглазую многоножку.

Сом не то чтобы стыдился, но чувствовал себя неловко, ведь придется оставлять парализованного птицемена на съедение всякой гадости, – откуда она и взялась, последствия научных экспериментов или проделки Зоны? – однако поступить по-иному он все равно не мог. Идти туда, куда рвался птицемен, – наверняка найти огромную дополнительную проблему на свою задницу. А тащить «пташку» в Зону – значило почти наверняка обречь и его, и себя на верную смерть. Тут и к дедке не ходи. И так-то, в одиночку, он не был уверен, что уцелеет, но все-таки куда лучше, когда руки развязаны. Да и шанс хоть какой-никакой есть и самому живым остаться, и друзей выручить, и за этим чудиком вернуться.