Николай Полунин - Цербер Страница 7

— Одному человеку подарил. Вырастешь, я тебе тоже подарю.

— Вы их из ружья? — солидно спросил мальчик в пляжной шапочке с удивительным козырьком.

— Ты, Вовка, знаешь, что не из ружья, — отвечал, не оборачиваясь, Павел. Он заканчивал работу.

— Ножиком?

— И не ножиком.

— Дядь Паша его трансформером! — радостно взвизгнул какой-то карапет.

— Дядь Паша всех пять волка голыми руками, — чуть укорачивая и кривя грамматику, пояснил солидный Вовка и оглядел всех. — Поэтому у него шрамов столько.

Руки Павла, шея и лицо, где не было закрыто курчавой жесткой бородой, являли собой прямо-таки переплетение шрамов самой разной величины и конфигурации. То же было и по всему телу, поэтому Павел в любую жару носил тельняшку с длинными рукавами и линялые джинсы, не подворачивая.

— Ничего, мелкота, — сказал Павел, накидывая колпачки на свечи, — на мне заживает быстро.

Он вылез и захлопнул створки лючка. Уже хотел скомандовать изготовившемуся на водительском сиденье Вовке: «Запускай!» — но тут на верхней ступеньке лестницы, что вела с причала на берег, появилась голенастая некрасивая девочка.

— Вовка! — закричала она. — Автобус суббот-воскресных отдыхающих привез, твоя мама приехала, иди! Вовка умоляюще уставился на Павла.

— Ладно, — сказал Павел. — Без тебя не буду. На полчаса считай себя свободным. И все свободны — марш!.. Ребята кинулись вслед за Вовкой.

— Марш новых отдыхающих встречать, — повторил Павел задумчиво, глядя на убегающую мелкоту с непонятной стороннему взгляду грустью.

«Тоже не мешало бы взглянуть, — подумал он, — какие они там еще новые. Распускаться мне никак нельзя, а то подловят. Хотя если до сих пор никто не явился, теперь и подавно гостей ждать нечего. Быльем поросло. Волна улеглась, да только путь назад тебе заказан. С такой рожей тебя на первом углу узнают, да, Геракл? Да и вообще… вот именно — вообще».

С неожиданно вскипевшей злостью он посмотрел на свои испещренные шрамами руки невероятной мощи, приблизил ладони.

— Заживают, — прорычал сдавленно. — Быстро заживают…

И вдруг с размаху ударил тыльной стороной руки о гвоздь, торчащий с изнанки высокого настила пирса; он все еще находился в катере.

Гвоздь прошел насквозь. Павел глухо застонал и следующим движением сдернул руку. Темная кровь закапала в черную воду озера.

Павел опустил руку в воду, поболтал ею там. Видны были кровящие точки в местах входа и выхода гвоздя.

«Ишь, ты, Христос. Как есть чистый Христос. Чистой Ляшской воды Христосик».

Он стал успокаиваться после своей вспышки. Вынул все еще кровоточащую кисть из воды, прижал к груди, побаюкал.

— Дядя Паша, вы поранились? — Голенастая девочка-подросток не ушла вместе с остальными. — Вам больно?

Она никогда не замечала шрамов Павла. Он ей очень нравился. Он был такой красивый.

— Поранился? — удивился Павел. — Мне больно? С чего ты взяла, Танька? Смотри, у меня все в порядке.

В доказательство он пошевелил пальцами сперва одной, потом другой руки. И верно — ни следа отверстия, ни следа раны, ни следа крови.

— Я и не думал раниться. Что я — косорукий какой? Но на тельняшечьей груди алели свежие полосы и пятна, и девочка Таня недоверчиво смотрела на них.

Глава 10

«Что это, удача? Везение, случайность?» — думал Михаил по мере того, как чрезвычайно интересная женщина лет двадцати пяти — тридцати, так неожиданно оказавшаяся рядом посреди огромного города, рассказывала о своем сегодняшнем сновидении.

Рассказывала «визию», которую сегодня дали Михаилу. Он непроизвольно прикрыл фигурку карикатурной Смерти рукой. Улыбнулся замолкнувшей женщине. Та, кажется, и сама была не рада своим внезапным откровениям.

— Дайте мне прикурить, — сказала женщина. Безусловно, она была хороша. Она была даже красива. Смугловатая, с усиками на губе и двумя приметными родинками-мушками у рта и брови. Янтарного цвета кофточка, жилетка тончайшей палевой замши подчеркивает полную грудь. Удлиненные мерцающие глаза и маленькое ушко из-под спустившейся смоляной пряди. Очень со вкусом украшения и чрезвычайно тонкий тщательный макияж. С изюминкой баба.

Михаил почувствовал, что сегодняшний «такой» день его кончился.

— Я не ношу огня, — виновато развел он руками. При этом незаметно выбросил дурацкую куколку — зачем только покупал? — подальше в сторону. — Секундочку.

Елена Евгеньевна не без удовольствия отметила, как тотчас же среагировала девочка-официантка на его повелительный жест.

— Будьте добры зажигалку… прошу вас.

— Представились бы. — Елена Евгеньевна-вторая выпустила две тонкие струи дыма из ноздрей. — А то разглагольствую неизвестно перед кем.

— Меня зовут Михаил.

Ей понравилось и то, что он не сделал вид, будто обижен на «неизвестно кого», с расчетом обыграть эту свою мнимую обиду, заплести разговор. Просто представился и ждал, что скажет она. Цельный мужик.

— Елена Евгеньевна. — Упоминанием отчества она как бы воздвигала барьер.

— Я спросил вас о снах, Елена Евгеньевна, потому что мне самому они снятся очень часто. Всякие.

— Про что чаще?

— О разных людях.

— А о себе?

— Бог миловал пока. — Михаил неопределенно улыбнулся. — Да я в них и не разбираюсь.

— Удивительно. Сейчас в снах разбираются все, кого ни спроси. Вода — хорошо, символ жизни. Полеты во сне — неудовлетворенность. Если в пропасть падаешь — слишком большая дистанция между потребностями и возможностями, короче, слишком много о себе воображаешь. Вам никогда пропасть не снилась?

Елена Евгеньевна начинала раздражаться. «Умный» разговор усыхал на корню, как это всегда происходит с «умными» разговорами.

«Вокруг нее опасность, — думал Михаил. — Я ее чувствую с двух сторон, спиной и боком, значит, двое. Слежка? За ней? Опасность не для нее, а для меня, даже так — предостережение. Охрана? Кто ж она такая, женщина из «визии», баба с изюминкой?»

«Хорош мужик, — думала Елена Евгеньевна. — Слова клещами тянуть надо. Другой уж давно павлином бы хвост развернул, в десять кабаков позвал, ведро цветов велел подать, заговори с ним такая женщина. Или хоть шампанское. Да, но ведь других-то, павлинов, ты навидалась, голуба моя, и они тебе неинтересны. Может, бедный? Одет вроде ничего. Что же такое я увидела в его глазах? Или взять да и украсть его?»

— Знаете что, — сказал Михаил. — У меня появилась отличная мысль. Я вас сейчас украду, хотите?

«Ой!» — чуть не вырвалось у Елены Евгеньевны.

— Не знаю, какие у вас были планы на сегодняшний вечер, — продолжал он, — но судя по всему, вы отдыхаете. Будем делать это вместе, согласны?

И Елена Евгеньевна-вторая, вдруг превратившись в Елену Евгеньевну-первую, кивнула, ощущая себя полной дурой.

— Только я не хочу ни под какую крышу. Такой вечер замечательный.

Глава 11

Три с половиной часа вместили легкий ужин с незначительными разговорами, луна-парк и неторопливую прогулку рука об руку — ну как пятнадцатилетние, вы подумайте!

Елена Евгеньевна-вторая на страх Елены-первой возвращаться не желала, и та из них, что шла рядом с этим новым Михаилом, тихонько млела и влюблялась, как школьница.

Михаил установил, что действительно их сопровождают двое, топтуны, по схеме «один впереди — один сзади», третий в темно-синих «Жигулях» неприметной пятой модели периодически проезжает по их маршруту в ту или другую сторону.

Спутница начала его разочаровывать. В дамочке, которая похохатывала и закатывала глазки, ничего не было от загадочной красавицы, с которой он так романтически познакомился. Впрочем, на вечер годилась и эта. Даже лучше.

Он стал прикидывать, под каким соусом организовать продолжение вечера у себя дома, и ничего не придумал. Охрана его смущала. К чему она? Ревнивый муж? Богатый муж боится похищения с целью выкупа? Но такие дамы на улице не флиртуют. Они вообще стараются по улицам пешком не ходить. Не знает сама?

И наконец, третьим планом в нем росло неизведанное прежде вожделение. Скорее нервное, чем плотское. У него никогда раньше не случалось так — чтобы вот с той, которая обречена. Не важно, что он только передал ей извещение от Судьбы. Он — знает, он тоже причастен

Это было ново. Это будоражило.

— Ну вот, дорогой Михаил, — сказала Елена Евгеньевна. Они стояли в людском водовороте у метро «Парк культуры».

Елена Евгеньевна-вторая соблаговолила вернуться. Легкое приключение теряло для нее остроту, так и не начавшись.

— Спасибо за вечер. Я развлеклась и развеялась. Спасибо. Вы милый и интересный собеседник. Если угодно, подарите мне одну розу, красную, символ пламенной любви, и расстанемся на этом. Хорошо? Не обидитесь?