Елена Горелик - Лев и ягуар Страница 70

Перестрелка шла жесточайшая. На борту «Гардарики» уже было около трех десятков убитых. Но сколько трупов лежало на палубе «Сент-Джеймса», определить было крайне затруднительно. Единственное слово, которое напрашивалось — тьма. Потери как минимум шесть к одному, если не больше, ибо точность и эффективность пиратского огня были просто убийственны. К тому же пираты были обучены сразу выбивать офицеров и лучших стрелков противника. Так что в первую же минуту на борту английского флагмана из офицерского состава остались в живых только старший помощник Грин, Оливер Хиггинс (хоть он и не служил на флоте, но имел офицерский чин), старший канонир, ну и, само собой, господин адмирал. Пираты целенаправленно, методично выстреливали всех, кто пытался командовать на палубе, а лишенные командиров матросы уже не могли действовать слаженно, командой… Фок-мачта «Гардарики» при ударе треснула, фор-брам-рея сорвалась и повисла на вантах линкора вместе с фор-брамселем. Несколько человек под прикрытием огня обрубили ванты, обрезали шкоты, и фок-мачта, обрывая стяжки, начала под тяжестью собственного веса неотвратимо заваливаться вперед.

Пока противники яростно обстреливали друг друга, случилось то, что должно было случиться. Матросы на реях линкора все-таки успели поставить два паруса — грот и фок. Даже перестрелка не помешала. Скорее, наоборот: не получая приказов от командиров, матросы решили проявить инициативу и подсуетились. Кроме того, ветер был достаточно крепким, чтобы высокий борт линкора и сам прекрасно «парусил»… «Сент-Джеймс» мало-помалу начал разворачиваться по ветру. Поначалу из-за бешеной перестрелки на это не обратили внимания. Но когда на баке «Гардарики» затрещала и без того поврежденная обшивка, застонала рвущаяся медь, а доски палубного настила в носовой части начали лопаться, все сразу стало ясно. Линкор разворачивало, и врезавшийся в него сен-доменгский флагман начал буквально выламываться из его корпуса. Теперь Галке оставалось только дождаться, пока ее верный корабль освободится, и… отходить подальше от обреченного линкора. Ведь острый, обитый металлом форштевень «Гардарики» прорубил ему борт в районе шканцев сверху донизу, до самой ватерлинии. И ниже.

Оливер Хиггинс крайне редко попадал в ситуации, когда при всем своем уме и опыте ничего не мог поделать. Но сегодня оказался как раз тот самый редкий случай. Грин ранен, от адмирала адекватного приказа не дождешься — он чиновник, а не военный, — прочие офицеры либо перебиты, либо изранены до такой степени, что не в состоянии руководить. От команды за несколько минут остались окровавленные, дезорганизованные, озлобленные ошметки. Корабль почти неуправляем. В дыру, оставшуюся в борту после нежданного визита «Гардарики», сразу пошла вода. А мистер Хиггинс скрипел зубами от бессилия. Сейчас ничего, ничегошеньки от него не зависело…

Свалившаяся фок-мачта «Гардарики» повисла на грот-стень-фордунах «Сент-Джеймса», и избавиться от нее было мудрено. А красно-белый флагман с изуродованной носовой частью осторожно отворачивал к северо-востоку. Ему тоже досталось. Но он хотя бы не так активно хлебал воду своими пробоинами. То есть, если бы дело происходило в открытом море, оба корабля погибли бы наверняка. Но в ста метрах от берега у обоих был шанс выброситься на отмель. И оба наверняка постараются не только использовать этот шанс, но и активно помешать противнику сделать то же самое.

Галка не могла знать, о чем сейчас думал старший канонир «Сент-Джеймса». А мысли у него были чернее некуда. Пиратский флагман на расстоянии пистолетного выстрела! Пиратский флагман поврежден, и любой массированный залп станет для него последним! Но из-за чертовой пробоины линкор начинает крениться на правый борт. Адмирал — сухопутная крыса. А старпом, смоленый фал ему в кормовую часть и сто акул в печенку, верещит благим матом: пушки за борт! Да пусть бы и за борт, лишь бы можно было хоть один раз пальнуть!.. Старший канонир злился, но прекрасно понимал: от залпа линкор сейчас просто рассыплется на куски. Даже на ходовых испытаниях новой боевой единицы, спущенной на воду год назад, от полного бортового залпа кое-где расходилась обшивка, и это считалось нормальным. Но сейчас при залпе у получившего огромную пробоину «Сент-Джеймса» на радость проклятым разбойникам просто отвалится корма.

— Пушки за борт! — крикнул он своим подчиненным. — Все пушки к чертовой матери!

— Это им уже не поможет, — зло процедила Галка, перезаряжая свой револьвер. Из тридцати сделанных ею выстрелов случилось четыре осечки. Многовато. Впрочем, для револьвера это как раз не страшно. — Пару минут форы, не больше. И нам — тоже.

— Ты ранена, — Джеймс и сам не обращал внимания на красное пятно, широко расползавшееся по его левому рукаву.

— И ты ранен, Джек. — Вся левая половина ее лица была залита кровью. — Но бой еще не окончен.

Фортуна, вдоволь наигравшаяся сегодня с обеими сторонами, очень своеобразно пошутила с «генералом Мэйна». Четыре пули лишь чиркнули по коже, не причинив особого вреда, но пустив немало крови. Со стороны могло показаться, что Галку в самый раз отправлять к доктору Леклерку. Она плевать хотела на любые раны, тяжелые они или легкие. Потом. Если повезет довершить начатое до конца. Но не сейчас.

Сбрасываемые с линкора пушки шлепались в воду. Два корабля шли впритирку, и команды продолжали обмениваться любезностями из ружей и пистолетов. Но стрельба с «Сент-Джеймса» постепенно стихала. Нет, у англичан не кончился порох. Просто крен корабля стал уже опасен, и люди бросились к шлюпкам, пришвартованным с левого борта. Не зря же их запасли в Порт-Ройяле в количестве десяти штук и приготовили для высадки десанта? В самый раз. А кому не хватит шлюпок… Парадокс: большинство моряков эпохи парусников почему-то не умело плавать. Что ж, никогда не поздно научиться.

А «Гардарика», рискуя лишиться еще и грот-мачты, снова забирала ближе к ветру. Бак начинал постепенно погружаться. Береговая отмель совсем близко, сейчас стоило бы по примеру англичанина сбросить за борт пушки, но — еще не время. Еще не поставлена точка в этой дуэли флагманов… Когда «Гардарика» миновала побитый еще самыми первыми залпами нос «Сент-Джеймса», грот-мачта линкора, не выдержав нагрузки и крена, с треском и деревянным скрежетом рухнула в воду. Громадный корабль все сильнее и быстрее заваливался набок. Пиратский же флагман, продолжая движение к берегу, оказался аккурат левым бортом к шлюпкам со спасавшейся с линкора командой, Вернее, с тем, что от нее осталось.

— Шлюпка с адмиралом, кажется, уже у берега, — мрачно сказала Галка. Адреналин схлынул. Сейчас навалится все — усталость, саднящая боль в неопасных, но обидных ранах, нервное напряжение опять даст о себе знать, в очередной раз «ударив по голове». — Что ж, тем лучше для нас. Живым возьмут красавчика… Алоиз! — окликнула она первого помощника погибшего Пьера. — Левый борт, картечью — огонь!..

— Браво, синьора генерал! — запальчиво воскликнул Бенедетти, наблюдавший таран «Гардарики» из бойницы. — Снимаю шляпу!

«Ирландия» с развороченным бортом уже завалилась набок, а спасавшиеся с нее английские моряки — кто умел плавать, конечно — понемногу выбирались на набережную. Где их, мокрых и дрожащих от бессильной злости, ополченцы сразу сгоняли в кучу и заставляли садиться на землю. «Сент-Джеймс» к тому времени уже касался нижней шкаториной[39] фока поверхности воды. «Гардарика» же, с развороченным носом, лишившаяся фок-мачты и чудом еще не потерявшая две остальные, медленно приближалась к пирсу. Бак флагмана возвышался над водой всего на пять или шесть футов и продолжал погружаться. Матросы старались укрепить треснувшую от основания до салинга грот-мачту хотя бы канатами, лишь бы дотянуть до берега. И вскоре обитое медью днище «Гардарики» заскребло по песчаной отмели.

Грот-мачта, не выдержавшая всех сегодняшних издевательств, со звуком, напоминавшим стон, завалилась направо. Но корабль… Да, корабль был спасен.

Франческо Бенедетти, взобравшись на стену, все это прекрасно видел. Видел на мостике флагмана синьору генерала, заметил, что ее лицо залито кровью, и, казалось, даже различал отдельные слова, доносившиеся с палубы. Безграничная усталость чувствовалась в каждом движении людей на борту «Гардарики». Что ж, они победили. Они предотвратили высадку вооруженного десанта и утопили огромный линкор. Но чего им это стоило?.. Капитан Бенедетти решил не быть голословным — снял свою щегольскую шляпу с перьями, сейчас изрядно помятую и запыленную, и под радостные возгласы канониров форта поклонился даме на мостике флагмана. Синьор Франческо умел ценить мужество, кто бы его ни проявил.

Генерал, заметив это, поклонилась в ответ. Она тоже умела ценить храбрецов.