Железная Империя (СИ) - Фрес Константин Страница 74

Падмэ Амидала Наберрие, кто же мог подумать, что ты будешь когда-то рассчитываться своим телом с каждым, кому должна?

Кто же знал, что ты превратишься, выродишься в элитную шлюху, красивую куклу?

Кто же знал, что ты отречешься ото всего, что было в тебе, что так влекло, и станешь выживать, не брезгуя никакой грязью и не видя, как много уродливости в том, что ты делаешь, и что тебя окружает?

— Энакин…

Цепкая рука ситх-леди ухватила Аларию под локоть и рывком заставила подняться на ноги. Где-то треснуло белое платье, на подол которого наступили неловкие заплетающиеся, трясущиеся ноги, и призрак золотоволосого Энакина, отвернувшегося от нее, чуть покачивающего горько головой, растаял, унеся с собой огни давнего Корусата, уступив место черной огромной фигуре Императора, облаченного в броню ситха, стоящего к ней спиной, заложив руки за спину и рассматривающего панораму Бисса, расстелившегося у его ног.

— Аудиенция окончена, — злорадно прошипела сквозь сжатые зубы ситх леди, и в ее недобрых глазах мелькнуло выражение торжествующей мстительности. — Пшла!

* * *

Инквизитор появился только когда над Императорским дворцом зажглись первые звезды. Их особенно хорошо было видно из панорамного окна в кабинете Императора, огромные белые огни в черной высоте.

Император любил звездное небо; об этом знали все. Что думал о белых звездах Инквизитор, не знал никто, и поэтому к его приходу никто не задернул штор на огромном бронированном стекле, за которыми далеко внизу горел праздничными драгоценными огнями город, а наверху, на расчерченном неслышными полетами авиации небе, зажигались первые ночные светила.

Инквизитор, стрельнув глазами в сторону блестящей холодной прозрачной поверхности, недовольно дернул углом рта, но на этом выражение его недовольства и окончилось.

Своим неслышным шагом он пересек расстояние от дверей, закрывшихся за его спиной, до своего привычного кресла у стола Императора, и его рука осторожно, с долей благоговения и даже уважения, положила на полированный стол тяжелую золотую маску, тяжело и громко грохотнувшую об драгоценное дерево.

На сей раз Инквизитор не смеялся; откинув шлейф, он опустился в свое кресло, глубоко и удовлетворенно вздохнув, и его руки, тяжело опирающиеся на подлокотники, казалось, чуть вздрагивали от усталости, а все движения Инквизитора были чуточку замедленными.

На миг он прикрыл глаза, хмуря широкие брови, тяжело потирая лоб. Дарт Вейдер, мельком глянув на ситха, отметил, что на костяшках его пальцев, обычно таких безупречно чистых, выхоленных, как будто бы темнели следы от недавно заживших ран.

— Анексус ситх, — произнес Дарт Вейдер, чуть касаясь металлическими пальцами золотой поблескивающей маски, которая, казалось, запела под его прикосновениями. — Первая.

— Да, она, — ответил Инквизитор глухо. — Это не могло быть совпадением. Ее нарочно выставили вперед, Дарт Берт ушел, словно сарлакк в свою нору, подсунув ее мне. Теперь Малакор никогда не уйдет. Он будет кружить возле нас. Мы избежали основной ловушки, которая несла бы нам гибель, но попали в другую, не менее опасную. И расставил сети не Малакор. Он сам на крючке у того, кто дергает за ниточки. Он называл какие-нибудь имена?

— Нет, — ответил Вейдер, задумчиво выстукивая пальцами по своему обыкновению. — И разум его чист. Вероятно, он не знает. Но, скорее всего, ему просто все равно. Он пришел убивать — и он убьет, рано или поздно. И тот, кто дергает за ниточки, просто ускорил этот процесс, всего-навсего заслав нам Аларию. Так просто. Твои предложения?

— Убить, — резко ответил Инквизитор, не колеблясь ни минуты. — Убить ее, Владыка. Все ее слова — ложь, от первого до последнего, ложь, искусно сплетенная с правдой, петля к петле. Она играет, манипулирует вами, ведя к гибели, и ее нужно убить, чтобы прекратить ее игру.

— А как же тот, кто стоит за нею? Разве ты не хочешь узнать его имя? — хитро прищурившись, произнес Вейдер, но Инквизитор остался непоколебим.

Прикрыв глаза, он упрямо мотал головой, отрицая всякие доводы за то, чтобы продолжить эту странную лживую игру с Аларией.

— Убить, убить, убить, — упрямо и зло твердил он, и гнев закипал в его ледяных глазах. — Убивать всех, кто осмелится прийти и заявить о себе.

— И оставить идею завладеть Фобисом? — все так же насмешливо произнес Дарт Вейдер, пряча улыбающиеся губы за сцепленными руками. Лорд Фрес нервно дернул плечом:

— Где гарантии, что она знает об этом? Где гарантии, что Фобис у того, кто дергает за ниточки, а не у Малакора? Где гарантии, что он так могуч, как говорят? И где гарантии, что он вообще существует?

— Он существует, — произнес Вейдер с такой страстью, что у Инквизитора не осталось ни единого сомнения касательно желаний и помыслов Императора. — И я хочу его.

По губам Инквизитора скользнула ироничная усмешка, его светлые глаза сделались непозволительно непочтительными, и взгляд стал отчасти издевательским.

— О, я понимаю вас, — подчеркнуто вежливо произнес ситх, склоняя голову и пряча насмешливые глаза под опущенными веками и темными ресницами. — Это в вашей натуре — стремиться к невозможному. К освобождению; к абсолютной силе, которую невозможно отрицать.

Вейдер снес колкое замечание Инквизитора со все той же насмешливой ухмылкой, хотя все эти почтительные витиеватые слова, сложенные в хвалебное предложение, практически означали — "бывший раб, желаешь стать выше всех, подложив под свою ногу Фобис?".

— Вам никогда не понять меня, Инквизитор, — все так же улыбаясь, мягко произнес Император, но в его ласковом голосе прозвучала яростная сталь, и глаза полыхнули огнем. — Тот, кто рожден в высшем обществе, никогда не научится так настойчиво хотеть брать и так добиваться своих целей, как бывшие рабы, приложившие все свои силы, чтобы расчистить себе путь наверх.

Инквизитор обаятельно улыбнулся, проглотив изящно возвращенную ему колкость касательно своего аристократического происхождения.

— Спорно, — сладко пропел он, щурясь. — И те, и другие, могут многому научить друг друга, потому что преследуют абсолютно разные цели. Рабы желают освободиться от своих оков, а аристократы… они стремятся к чему-то другому. Но в итоге каждый стремится освободиться от оков, которые находятся здесь, — Инквизитор выразительно коснулся виска указательным пальцем. — В голове. И у каждого оковы свои.

Их безмолвный поединок взглядами словно взлетел до самой высшей точки накала и замер там, словно не найдя больше сил для продолжения, и ситхи практически одновременно потушили пламя в горящих упрямых глазах и свели острый разговор к светской болтовне.

Инквизитор рассеянно качнул головой, думая о чем-то о своем.

Пожалуй, он был зол, и от этого осмелился на небезопасную дерзость в адрес Императора, но злость его была хорошо замаскирована под тяжелыми мыслями о предстоящих боях.

Он думал о том, сколько еще раз ему придется встретиться лицом к лицу с повелителями Ужаса, но боялся и жаждал этих встреч, так, словно отведал родной крови.

— Что? — резко поинтересовался Император. — Все ли здоровы? Виро Рокор вернулась?

— Да, да, — рассеянно ответил Инквизитор, глянув на Дарта Вейдера отсутствующим взглядом. Ноздри Императора гневно вздрогнули, и Лорд Фрес ощутил раздражение, волнами расползающееся от старшего ситха.

— Кто? — прямо спросил Император, сверля Инквизитора тяжелым взглядом, и тот, вздохнув украдкой, так же прямо ответил:

— Главком Лора Фетт. Ранена, но легко. Доставлена в медицинский центр. Проходит лечение в бакта-камере. Думаю, пару дней — и она снова вернется в строй. Ничего особенного.

Его ледяные глаза, не мигая, вызывающе смотрели в гневные глаза Императора. Инквизитор лгал, и Дарт Вейдер знал это. Но Лорд Фрес лгал не потому, что хотел обмануть Императора, а потому что у стен бывают уши.

Инквизитор не мог сказать вслух, что главком Империи упустила одного из врагов.

Вспугнув его, словно дикого зверя, напугав его светом, шумом и громкими голосами, штурмовики вынудили золотолицего монстра в темных доспехах, схожих с одеяниями древних инквизиторов, истекающего силами и липким потом, который обычно выступает на выкрученном болью теле, покинуть его тайную нору, и гнали потом по лабиринтам академии, отрезая всяческие пути к отступлению, вместе с жалкой горсткой сопровождающих его асассинов.