Живодер - Джош Рейнольдс Страница 79

Лица братьев на Исстване и после него. Тысяч невинных на Терре.

Своих детей, когда горел их мир.

— Но теперь моя очередь лечь на камень. Чтобы всходило солнце, родили поля и люди мои жили в покое.

Он взобрался на алтарь и сжал нож обеими руками. Потребовалось мгновение, чтобы выставить его как надо. Взять себя в руки, хотя он уже много раз проделывал с собой вещи и похуже. Фабий прижал кончик лезвия к груди.

Он почти не почувствовал, как нож вошел в тело. Однако почувствовал, что произошло потом.

Фабий закричал — и раздался звук, как будто могучий ветер взревел среди невидимых деревьев. Затем — тишина.

— Ну вот, было не так уж трудно, правда?

Фабий, окровавленный и задыхающийся, метнул злобный взгляд на своего генетического отца. Скатился с алтаря и осмотрел себя. На груди никаких следов раны, а сам он снова облачен в доспехи. В ухо бубнит хирургеон. Вокруг снова раскинулся сад. С опушки выглядывают демоны, весело хихикая. Некоторые ему даже показались знакомыми. Твари, которых он встречал прежде и которых изгнал, теперь пришли позлорадствовать над его капитуляцией.

Почувствовав тошноту, Фабий выставил перед собой нож. На лезвии еще блестела кровь.

— Если бы у меня хватило сил содрать с твоих костей чешую, отец! Я бы преподал тебе урок агонии, который ты никогда не забудешь.

Фулгрим вскинул бровь:

— Фабий… Я никогда не слышал, чтобы ты так разговаривал. — Он улыбнулся. — Возможно, ты все-таки не такое большое разочарование. — Фулгрим взял нож и слизнул с него кровь. — Думаю, домой ты сумеешь добраться и сам. Дражайший Нарвон и этот ежик с копытами ждут.

— А что с нашей сделкой? И как насчет помощи, которую ты мне обещал?

Фулгрим оглянулся через плечо, продолжая скользить прочь:

— Сделка останется в силе, сын мой. Не бойся. Хотя, может, еще передумаешь, прежде чем мы с тобой закончим.

С этими словами он исчез среди зелени, оставив после себя лишь отзвуки издевательского смеха. Фабий шагнул было за ним, но передумал.

Когда он развернулся, Мелюзина ждала его.

— Мелюзина… — попытался сказать Фабий.

— Еще не сейчас, отец. — Она отступила назад, ускользая за пределы досягаемости. — Но скоро. Они придут за тобой. Ты должен подготовиться.

Фабий уронил руку. При этих ее словах оба его сердца дрогнули. Он коснулся груди.

— Когда?

Когда он поднял глаза, ее уже не было.

Часть третья. БИТВА НА ВЕЛИАЛЕ IV

993. М37

Глава 20. ПРОБУЖДЕНИЕ БАШНИ

Гексахир привел Олеандра в зал собраний. Тот занимал самую нижнюю точку Башни, и, обозрев неевклидову геометрию места, Олеандр почувствовал, как желудок подкатывает к горлу.

— Так, Олеандр, — предупредил Гексахир, — надеюсь, ты будешь вести себя как следует. Никаких попыток к бегству.

Олеандр не ответил. Зал напоминал огромную костяную спираль, утыканную балконами и длинными скамьями из ороговевших связок. Каждый виток спирали равнялся одному ярусу, обращенному с потолка к середине зала. Длинный помост, сделанный из чего-то похожего на сросшиеся позвонки, тянулся от высокой арки входа к подиуму в центре. Подиум был оснащен гравитационными блоками, которые позволяли ему подниматься и перемещаться по залу. На нем размещались несколько развалин, чтобы следить за работой механизмов, и трибуна.

Другие, тяжело бронированные развалины, охраняли помост и входы, разбросанные по спирали. Но это были не те корявые помощники, которых использовали для работы в лабораториумах и при налетах, а каста воинов. Броня у них каким-то образом была прикреплена к телу, а опасное на вид оружие хирургически вживлено в предплечья.

Гексахир заметил, куда смотрит Олеандр.

— Еще одна вещь, за которую стоит поблагодарить твоего учителя. Когда я изучал его организм, мне пришла в голову мысль воспроизвести более практические аспекты его болезни. Но силовая броня мон-кеев грубая, а моя разработка много более изящна. Каждый воин отращивает себе собственную броню, вытягивая силикаты из крови и костного мозга. Пластины нарастают несколько недель, покрывая тело, словно крабий панцирь. Прочные, как керамит, но самовосстанавливающиеся.

— Умно, — отозвался Олеандр. Он огляделся по сторонам. Многие скамьи и балконы были заняты. В зале присутствовало не меньше сотни гемункулов, а то и больше. — Я даже не знал, что вас так много.

— Обычно нас меньше. Но Диомона созвала синод. Всем составом ковен собирается в очень редких случаях. Как правило, только когда приходит время избрать нового главу.

— То есть они собираются сместить тебя, — догадался Олеандр. — Прими мои соболезнования.

Гексахир насмешливо фыркнул:

— Не обольщайся, Олеандр. Новый глава избирается только тогда, когда прежний… теряет здоровье. А убивать меня здесь, на глазах у всех, посчитают верхом неприличия. Нет, нет, им просто любопытно, вот и все. Сплетни в наших краях ценятся не меньше новых образцов.

— Ну, ты дал им богатую пищу для пересудов.

Гексахир взмахнул болевым жезлом. Олеандр захрипел и забился в конвульсиях. Гемункул некоторое время смотрел, как тот дергается, но потом вздохнул и тихо признался:

— Пожалуй, ты прав. Я позволил гордыне ослепить себя. Я представлял это все как дуэль, а нужно было просто устроить дезинсекцию. Но теперь, когда, спасибо арлекинам, известно, где он, можно довести это дело до устраивающего всех завершения.

Гексахир спрятал жезл обратно под одежды и двинулся по проходу. Олеандр, спотыкаясь, последовал за ним.

— Вот тебе урок, Олеандр, — продолжал гемункул. — Нет врагов кроме тех, что мы создаем себе сами. Все остальные это лишь временные помехи и досадные мелочи, которые следует устранять по возможности наиболее эффективно.

Он поднялся на подиум, и тот с мягким гудением вознесся наверх, где принялся неторопливо описывать круги над зрительным залом. Олеандр остался стоять на помосте.

Гексахир шагнул к трибуне. Присевший возле нее развалина держал на вытянутых руках архаичный с виду громкоговоритель. Гексахир щелкнул по аппарату, чем вызвал глухой «бум!», эхо которого прокатилось по всему залу, Гемункул откашлялся и начал:

— Братья и сестры, я предстаю перед вами с тяжелым сердцем. Несмотря на все мои усилия, наша добыча ускользнула из западни и скрылась в неизвестном направлении.

Пчелиный гул насмешек и оскорблений поднялся от рядов сидящих на скамьях гемункулов. Для Олеандра все они походили на разъяренных насекомых в потревоженном улье. Гексахир поднял руки, и постепенно наступила тишина.

— Я тоже рассержен, друзья мои. И ярость пылает во мне вдвое