Сергей Мельник - Месть Страница 8

Как и положено старым добрым опусам старины, пришло время молодому барону жениться. Есть такая старая добрая традиция среди баронов, после того как помахал саблей-бляблей над головой, надо обязательно кого-нибудь поймать и жениться на нем. Так уж нам баронам предки завещали. Ну и наш Арчибальд, не будь дурак, вы не поверите, поймал в своем лесу самую настоящую эльфийку, удумав на ней жениться! Тут надо сделать небольшое отступление, уточнив, что вроде бы в те далекие времена подобные мезальянсы были в порядке вещей, причем документально были зафиксированы даже случаи потомства среди таких пар. Ну и считалось это вроде как престижно, иметь в своем роду хотя бы унцию крови самой первой цивилизации мира. Хотя за эльфов я говорить не берусь, так как их отношение к подобным проявлениям братской любви, насколько можно было судить по архивам, сохранившимся до наших дней, было очень неблагоприятным. Что иногда приводило к тому, что первоначальные хозяева мира, гневаясь, нет-нет да и выводили из своих запретных городов стройные ряды своих воителей, дабы, так сказать, засвидетельствовать свое почтение знатным мордобоем в местном колхозе.

За прошествием тучи лет, не сохранилось информации о том, под каким именно предлогом барон оформил этот брак, удалось лишь узнать, что наша пани эльфийка, мягко говоря, не совсем была положительно расположена к своему венценосному мужу. Из хроник следовало, что доблестный муж постепенно превратился из славного воителя и мудрого правителя в рогатое животное, от ветвистости и высоты чьего головного убора могли помереть от зависти местные олени и лоси. Муженек не находил себе места, а также места своей жене, каждый раз отлавливая гулящую жену в очередном из притонов. Он ловил ее и ее кавалеров, бил ее и ее мужиков, запирал за семью замками и десятью дверями. Но, увы, свет красоты этой эльфийки уж слишком ярко манил мотыльков-мужчин, летящих к ней в объятия, невзирая на опасность, препятствия, преодолевая на своем пути все заслоны и каменные стены.

Вот тут то и начинается история. Арчибальд фон Фарго замуровал в семейном склепе свою жену, соорудив нечто вроде колодца, по которому спускал к ней по веревке еду, пообещав ей, что если она не прекратит, то навсегда останется в этом каменном мешке с мертвецами. А если еще хоть один мужчина притронется к ней, то заложит камнем все выходы и входы, обрекая ее тем самым на погибель.

Она не прекратила. Что там да как случилось, уже никто не скажет, но факт остается фактом. По словам одного из свидетелей той истории, вышло, что в один из солнечных дней перепуганные каменщики из-под палки замуровывали последний вход, наблюдая, как по лицу фон Фарго бегут дорожки слез, а из тьмы колодца доносится смех женщины. Она смеялась над ним, пообещав ему, что даже смерть и эти камни не смогут остановить ее. Так ли это, мы уже никогда не узнаем. Но с тех пор поколение за поколением той семьи безрезультатно пытались чуть ли не три столетия кряду заделывать стену в колодец, которую возвел их покойный предок, но она раз за разом расходилась в кладке, открывая неизменно проход внутрь, то ли отпуская красавицу наружу, то ли зазывая очередного гостя к себе в объятия.

— Вот такое вот начало у этой истории, мальчики. — Спицы бывшей королевы продолжали монотонно отбивать дробь, кидая петлю за петлей на творимое таинство создания самого настоящего бабушкиного шарфика, либо же носка или шапочки, что иной раз можно принять за одно и то же. — Именно это мне и поведал один специалист, которого все же сумел нанять граф. И что самое смешное, тому специалисту даже не понадобилось прибегать к своему искусству, достаточно было просто посидеть пару часов за хрониками в библиотечном архиве.

— Но специалист все же взялся за дело? — Сэр Дако явно нервничал.

— Нет. — Она покачала головой. — Специалист, как ты хорошо, наверно, знаешь, все же женщина, а подобные истории в наших душах всегда находят благородную пищу для себя.

— Но как-то удалось же молодому Раху законопатить ту дырку! — высказался Гарич. — Не мог же простой ремесленник переплюнуть столько мастеров, часть из которых, бьюсь об заклад, на голову превосходили его!

— Согласен. — Кивнул Энтеми. — Ту барышню не могли столетиями остановить, а тут какой-то мальчишка пришел и прикрыл ей дверку. Что-то здесь не сходится, как бы и в самом деле не обошлось без чьей-то помощи.

— Вообще, и сама эльфийка не очень вписывается в образ Белой Смерти, как-то не подпадает она под образ мстительницы. — Графиня отложила в сторону свой труд, поднявшись и заботливо разливая нам в опустевшие кружки чай. — Все это время эта история была одной из местных легенд. Ладельерра, как звали ее, стала своего рода защитницей местных девчат, к ней туда бегали постоянно, словно к мощам святого, прося то помощи, то защиты, то совета. Многие верили, что она даже помогает. Думаю, соглашусь с капитаном, что-то случилось страшное, кто-то перешел границу дальше, чем это позволено живущим в этом мире, и не удивлюсь, что столь мощный призрак это дело чьих-то рук, а не просто ожившая и раздосадованная женщина.

— Некромант? — произнес я то, что они упорно обходили стороной.

— Похоже. — Сэр Дако вновь принялся нервно стучать пальцами по столу. — Не думаю, что нужно искать возвышенные мотивы, все, наверно, как всегда до одури просто, как удар топором. Рах нанял кого-то, а уж этот кто-то, то ли по причине неуплаты, либо же из других каких-то побуждений своей души, решил, что ему не нужны свидетели его труда. Возможно, Рах сболтнул лишнего, что ни говори, но подобные люди стараются оставаться в тени, по причине своей специфики.

— Если вы решили влезть в эту историю, — графиня уселась в кресло, аккуратно придерживая кружку чая, — то считаю просто первейшей необходимостью привлечение к этому вопросу схожего по аналогии специалиста.

— Да. — Дако опустил голову. — Я поговорю с небезызвестной знакомой и попрошу у нее помощи.

— Ну а нам как быть? — Гарич любил четкость во всем.

— Как уже говорил, основную массу предлагаю разместить на работах в корпусе легионеров. — Я потер усталые глаза. — Самого Фаву с сыном предлагаю все же разместить здесь в Лисьем. Парень, на мой взгляд, едва-едва небо коптит, и зимой в телеге или палатке он не протянет долго. Еще раз потерять то, чего, по моему мнению, он и не находил, для отца будет во сто крат тяжелее.

— Это опасно, Ульрих, поверь моему опыту. — Сэр Дако поджал губы. — Я считаю, что призрак привязан все же не к артели в общем, а именно к роду Рах. Мы такой добротой ставим под удар себя и всех жителей замка.

— Понимаю. — Я согласно кивнул. — Но парню нужен постоянный уход, иначе до весны, по моему мнению, он не доживет.

— Ульрих, эта доброта к тому, кто уже не с нами, пустая трата сил. — Взгляд бывшей королевы пригвоздил меня к месту, сканируя с головы до ног не хуже рентгена. — Возможно, исход юноши будет лишь избавлением, как для него, так и для окружающих. Все твои старания будут впустую.

— Впустую? — Я невольно улыбнулся. — В одном колесе тридцать спиц, но пользуются колесницей не из-за них, а из-за пустоты между ними. Кувшины делают из глины, но пользуются не глиной, а пустотой между ней. Так и дом строят, возводя стены, ставя двери и окна, используя в пользу лишь пустоту меж них. Это польза пустоты. Мы не видим ее, мы не можем ее познать, но без этой пустоты нет жизни.

Все недоуменно и обескураженно уставились на меня. Ну да, до Лао-Цзы еще дорасти надо, да и вообще, заладили одно и то же. Бросить на улице помирать того, кто даже моргать самостоятельно не может, это, ребята, выше моих сил.

— Вы мне тут про принципы меньшего зла не рассказывайте. — Я ответил графине вскинутой бровью на ее взгляд. — Знаю, проходили уже ваши международные принципы, где из двух зол выбирать нужно меньшее. Я другой человек, если есть два зла, считаю своим долгом надавать по мусалам обоим, а не сидеть и моргать по сторонам, решая, куда пойти, куда податься.

— Это, конечно, делает тебе честь. — Взгляд у Дако был неласковый. — Но как же риск, как же быть людям в замке? Они-то за какие принципы пострадать должны?

— За принципы всеобщей любви и братства. — Фыркнул я. — И вообще, мелочь и женщин вполне можно перевезти в здание администрации Касприва. Кто боится, милости прошу с вещами на выход.

— Я думаю, тебе все же не стоит проявлять мягкость, — вновь подала голос графиня.

— Человек входит в жизнь мягким и слабым, а умирает жестким и крепким. Жесткость и сила — спутники смерти! — тут же выпалил я.

— Сынок, послушай мудрых людей, что старше тебя. — Дако попытался воздеть многозначительно палец.

— Мудрый человек не выставляет себя на свет, поэтому блестит; он не говорит о себе, поэтому он славен; он не прославляет себя, поэтому он заслужен; он не возвышает себя, поэтому он является старшим среди других. — Он что, думает, что мой колодец уже пуст? Да у меня в свое время на кухне три года подряд висели отрывные календари с высказываниями мудрецов!