Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2 Страница 8

– Вше верно – был у наш такой, – согласился Аррод. – Его жвали Шандир Оленьи Уши, но, к нешчастью, в пошледней штычке с южанами он лишился швоих легендарных ушей. И головы – тоже. Вот почему шир Шемниц приглашил на его мешто Жейна Ринара. Но и он, как видишь, до наш не доехал – прямо проклятье какое-то! Жато доехала эта пигалица. Которая, похоже, умеет только бахвалитьшя и набивать шебе цену, что бы ты там про нее ни говорил.

– А если я точно скажу тебе, какая завтра с утра будет погода, ты заберешь свои слова обратно? – спросила у него Ойла.

– Нет, не жаберу, – мотнул головой Бурдюк. – Но ешли твои шлова окажутшя правдой, я, так и быть, штану к тебе немножко добрее.

– Завтра с утра опустится густой туман, который рассеется лишь после обеда. И если ты хочешь отправиться в путь с рассветом, тебе лучше прямо сейчас показать мне, куда вы намерены отправиться. Потому что утром ты можешь ошибиться и ткнуть пальцем не туда, а я останусь среди вас единственная, кто будет видеть дальше собственного носа.

– Туман? Ш чего бы вдруг? Непохоже на то, чтобы холодало, – усомнился Аррод, поглядев на небо и поскребя затычку в щеке. – Шкорее, наоборот – теплеет.

– Помяни мое слово, – пообещала Ринар. – Могу побиться с тобой об заклад, хотя, мне не интересно спорить с тем, у кого нет шансов у меня выиграть.

– А ты оштра на яжычок, маленькая штерва. Гляди, не уколи им кого-нибудь шлишком больно, чтобы тебе не отрежали потом яжык под шамый корень, – Бурдюк погрозил ей пальцем. Но затем отмахнулся от нее и вновь обратился к ван Бьеру. – Ну так что ты ответишь, кригариец? Ты ш нами или нет?

– Зависит от того, во что вы меня втягиваете, – ответил ван Бьер. – Если это карательный поход, и ваша цель – жечь деревни, чтобы отрезать армию южан от поставок провианта, то я пас. В Промонтории меня уже зовут Кошмаром Фенуи. Не хотелось бы мне заработать здесь еще одну позорную кличку.

– До местных деревень нам нет никакого дела, – признался Шемниц. – Кроме одной – той, где окопались промонторцы, которых мы ищем. Они нужны нам, чтобы выведать у них, где они припрятали один крайне важный груз. Захватив который, мы переломим ход войны и обеспечим Эфиму победу над югом.

– И что это за груз? – спросил Баррелий. – Если не имеете права говорить о нем, так хотя бы намекните, что он собой представляет.

– Несколько осадных машин, – ответил полковник. – Довольно мощных и современных. Такие, что используют силу Громовержца, поэтому с нами идет святой сир Гириус. Южане везли эти машины на север, чтобы отбить у нас вейсарские города. Но после дождей, что в прошлом месяце лили три недели кряду, случилась распутица, и техника застряла где-то в горах. Нам поручено либо отвоевать ее, либо разрушить. Было бы замечательно, удайся нам первое. Но это маловероятно, учитывая, что южане отбросили нас к вейсарской границе. Так что придется уничтожить машины, как бы ни хотелось генералу Брассу заполучить их в качестве трофеев.

– Что ж, благодарю за разъяснение, сир, – кивнул монах. – Это хорошо – такая работа мне по душе! И я не ошибусь, если предположу, что за нее мне причитается отдельное вознаграждение?

– Не ошибешься, – подтвердил Шемниц. – В случае успеха ты получишь дополнительную награду в размере твоего нынешнего десятикратного жалованья. В случае же неудачи, если выживешь – в четыре раза меньше. Но так или иначе, в накладе не останешься, обещаю.

– Весьма щедро с вашей стороны, должен признать, – заметил кригариец. – И то, что люди Бурдюка, включая большого сердитого человека, сейчас не бранятся, меня радует. Значит, влезая в ваше дело, я никого не обделяю, и они тоже получат достойную оплату… Отлично, сир, по рукам! И все же, что вы скажете насчет Ойлы?

– Если дочь покойного Зейна будет нам полезна, я дам ей… ну скажем, половину от награды, какую обещал ее отцу, – ответил сир Ульбах. – Но если ее слова окажутся бахвальством, и от нее не будет пользы, она не получит ни цана. Или получит, но только уже из твоих денег.

– Я хочу не половину, а две трети папиных денег! – подала голос Ринар, которой не понравилось, что этот вопрос решался без ее участия. – И клянусь, что уже завтра начну их отрабатывать.

– Я выплачу тебе его награду целиком, если ты будешь не только предсказывать погоду и вести нас через лес, но и драться наравне с остальными, – ответил на это Шемниц. – Твой отец умел убивать южан, пусть он и проиграл им свою последнюю битву. А ты сможешь?

– Пока не знаю, – засомневалась Ойла, видимо, припомнив свой вчерашний неудачный боевой опыт, и ее глаза растерянно забегали. – Наверное… Время покажет.

– Вот видишь: поэтому мы и говорим пока о половине оплаты, – отрезал полковник. – Разве не справедливо?

– Справедливо, сир, – заключил вместо Ойлы ван Бьер и легонько толкнул ее локтем в плечо, намекая, чтобы она прекратила ерепениться. – Пусть она скажет вам спасибо за то, что вы ее не прогнали. Что же до меня, то я буду благодарен, если кто-нибудь укажет мне место, где я смогу поставить свою тележку и расстелить одеяло.

– Твое место – в круге для поединков! – пробасил Ярбор. – Выходи и докажи, что ты достоин называться кригарийцем! Или каждый в нашем отряде отныне будет называть тебя трусом!

– Ума не приложу, чем тебе насолили кригарийцы, большой сердитый человек, – покачал головой Баррелий. – Однако чую, просто попросить тебя не обращать на меня внимания не получится. Ну да ладно, надеюсь, вскорости ты насытишься кровью южан и моей уже не захочешь. Потому что мне от твоих придирок ни тепло, ни холодно – я сказал тебе все, что хотел, и не намерен повторяться…

Глава 5

Надо ли уточнять, что после того, как Ойлу зачислили в отряд – пускай и на «половинчатых» условиях, – она стала еще выше задирать передо мной нос? Она была старше меня всего на год, но я как-то вдруг очутился единственным ребенком в отряде. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: насмешками, оскорблениями, тычками, подзатыльниками и иными горестями детской жизни, от которых я успел в «Вентуме» малость отвыкнуть.

И вот теперь они снова вернулись ко мне, да еще в многократном размере!

Лишь дружба с кригарийцем спасала меня от по-настоящему серьезных унижений, на которые, я уверен, наемники Бурдюка тоже были способны. Не все, конечно – встречались среди них и относительно приличные люди. Но большинство их, кабы не ван Бьер, могло бы запросто избить меня до полусмерти, например, за подгоревшую кашу или расплесканное вино. Или просто за нерасторопность, с которой я, как им виделось, исполнял их распоряжения.

Что ни говори, а без работы меня не оставляли. Даже когда отряд двигался, я сидел в повозке и трудился: штопал чьи-нибудь штаны, чистил доспехи, вылавливал блох из одеял и накидок, ощипывал дичь… Ну а на привалах и вовсе носился как угорелый. Потому что спасибо мерзавцу-Баррелию – он отрекомендовал меня всем как кашевара. А поскольку доселе наемники варили еду по очереди, все они несказанно обрадовались, что теперь у них есть постоянная кухарка.

Не обрадовался только я. Раньше мне приходилось кашеварить лишь для ван Бьера, и то не каждый день. А теперь на моем попечении было аж шестьдесят семь голодных ртов! Включая таких привередливых едоков, как полковник Шемниц и курсор Гириус. И, разумеется, Ойлу. И хоть она не жаловалась на мою стряпню, зато не упускала случая обсмеять меня, когда в мой адрес летели упреки и шуточки.

Ее смешки были вдвойне обидны, потому что это напоминало предательство. Ринар из кожи вон лезла, пытаясь выглядеть ровней с наемниками. А поскольку издевки над кашеваром считались у них любимым развлечением, она без зазрения совести участвовала в этой забаве. И хотя я знал, что Ойла вовсе не такая отвратительная, какой она теперь желала казаться, мне было от этого не легче. И я, скрипя зубами, сносил ее смех молча, хотя всякий раз мне хотелось наговорить ей такого… такого!..

Отчасти ван Бьер был прав, когда загрузил меня работой. Теперь ни одна сволочь не могла назвать меня бездельником или обузой. Тем паче, что в «Вентуме» я и впрямь неплохо освоил поварское мастерство. Когда монах валялся со сломанной ногой и ему надоедала солдатская похлебка, он научил меня готовить на костре из простых продуктов более вкусные блюда. И это мне даже нравилось – до сей поры я и не подозревал, что во мне сокрыт талант повара.

Нравилось ровно до сегодняшнего дня. А теперь вот разонравилось. Потому что между неторопливой готовкой пищи для себя и готовкой в суете и спешке для толпы отпетых мерзавцев есть гигантская разница. И как бы я ни старался, как бы ни лез вон из кожи, пытаясь им угодить, все равно вместо благодарности мне доставались одни упреки и оплеухи.

Не шпыняли меня лишь трое: полковник Шемниц, курсор Гириус и… нет, не Баррелий – он тоже иногда поругивал меня или подтрунивал надо мной. Третьим человеком, от кого я не слышал насмешек и не получал тумаков был, как ни странно, одержимый ненавистник кригарийца – Ярбор Трескучий.