Горъ Василий - Законник. Страница 8

— А он умудрился заставить моего отца увести армию из Запруды… — остановив воспоминания, мысленно вздохнула я. — И при этом не потерять лицо и не опозорить свой род…

…Следующая оболочка отделилась от луковицы так, как будто обладала свободой воли. И, растворившись в небытие, оставила меня наедине с человеком, недолгие минуты общения с которым я считала самыми светлыми минутами в своей жизни…

…Кинжал Тома для меня чуточку тяжеловат. Но его клинок, выставленный в направлении, где, по словам графа Утерса, обитает волчья стая, создает иллюзию защищенности.

Нет, конечно же, я не обольщаюсь. И точно знаю, что нападения стаи не переживу. Но с оружием в руке можно умереть достойно. Дорого продав свою жизнь. Поэтому я не отрываю взгляда от отрогов горы, вслушиваюсь в каждый шорох и жду…

Голос, раздавшийся справа-сзади, заставляет меня вздрогнуть:

— А зачем вам оружие, ваше высочество?

Опустив ставший ненужным кинжал, я царственно поворачиваю голову направо и… отшатываюсь: мужчина, стоящий в двух шагах от меня, не мой похититель! Вернее, он, но…

…Черно-желтое сюрко, наброшенное поверх кольчуги с айлеттами. Черные кожаные штаны. Наручи, поножи, мягкие сапоги. Рукояти мечей, торчащие над плечами. Дорожный мешок в правой руке…

Кое-как справившись со своими эмоциями, я удивленно приподнимаю бровь и интересуюсь:

— Вы что, ходили переодеваться?

— Можно сказать и так… — словно не заметив издевки в моих словах, Утерс вытаскивает из мешка корпию и присаживается на корточки рядом со своим оруженосцем.

Такое невнимание к своей особе задевает меня за живое, и я, окинув взглядом его растрепанные волосы, презрительно кривлю губы:

— А что, парикмахера там не нашлось?

Граф непонимающе смотрит на меня, а потом УЛЫБАЕТСЯ:

— Лето… День… Ветер со стороны логова… Не стоило так волноваться, ваше высочество…

Я хмурюсь:

— От вашего оруженосца пахнет кровью… А волки — хищники…

— Им сейчас не до Тома. Прежде, чем пойти… как вы выразились, 'переодеваться', я зарубил парочку волков прямо перед пещерами…

Там, в прошлом, я задрала нос, презрительно фыркнула, и, не глядя, шагнула вперед. Камень, попавшийся под правую ногу, покачнулся, и я с ужасом поняла, что падаю! Прямо на жуткое нагромождение камней!

…Острая, похожая на нож, грань камня, летящего в лицо… Выставленные перед собой руки с растопыренными пальцами… Вспышка боли в колене…и чудовищный рывок в сторону-вверх… А потом — вопрос. В котором звучит УЧАСТИЕ:

— Вы не ушиблись?

Эмоции графа Утерса такие яркие, что я перестаю соображать. И прихожу в себя только тогда, когда его пальцы уже проминают мою стопу и щиколотку!

Вспыхнув, пытаюсь вскочить с камня и натыкаюсь на удивленный взгляд графа:

— Я сделал вам больно, ваше высочество?

Время остановилось само. И я, утонув во взгляде Утерса-младшего, в который раз потеряла голову от пережитых тогда ощущений.

Нет, в прикосновениях его рук не было ни тени желания. И штанину он задирал ровно на столько, на сколько требовалось для того, чтобы осмотреть и перевязать ссадину. Но при этом он искренне пытался почувствовать мои ощущения и облегчить мне боль…

…Несколько мгновений эмоционального безумия, и я, снова начав соображать, вдруг ощущаю слабенький укол… Взгляд на ногу — и по спине прокатывается волна леденящего ужаса: она истыкана илами!!!

Набираю в грудь воздух… и снова натыкаюсь на его взгляд:

— Боль прошла, ваше высочество?

Прислушиваюсь к своим ощущениям, и понимаю, что боли действительно нет! Но ответить не успеваю — за моей спиной раздается еле слышный стон…

Граф, доставший из чехла очередную иглу, замер… потом мгновенно оказался на ногах и с тревогой посмотрел на своего оруженосца. И у меня снова оборвалось сердце: ну, откуда в нем столько настоящих чувств? Откуда???

Под левой грудью неприятно кольнуло, и луковица, которая все время маячила перед внутренним взором, начала медленно бледнеть… Я тяжело вздохнула… и вздрогнула: на ее месте вдруг возникло хмурое лицо отца. Его губы шевельнулись, и я снова услышала слова, сказанные им в день, когда меня вернули в Свейрен:

— Таран! Эту тварь переселить в Южное крыло, в покои покойной принцессы Кариэны. Выделить ей пару толковых телохранителей и довести до них мой приказ: ни шага из покоев без их сопровождения…Ясно?

— Да, ваше величество… — кивает воин.

В его глазах — злорадство. А в глазах моего отца — ненависть. И едва заметная тень тщательно скрываемого страха перед Видящим, не ограниченным Словом Подчинения…

Мысленно усмехаюсь последствиям своей проделки, опускаю очи долу и… вздрагиваю, услышав следующую фразу отца:

— А завтра я отведу ее в Кошмар…

'Ну, вот и ответ… Он — человек. А я — Тварь…' — мысленно вздохнула я. — 'Поэтому и живу в Кошмаре…'

— Вы что-то сказали? — растерянно спросила Марисса. И я поняла, что последнее предложение произнесла вслух…

Глава 6. Зигги Клещ

Бесшумно отворив дверь, Клещ сглотнул слюну и вытер вспотевшие ладони о рубаху. А потом шагнул вперед. Прямо на поющую половицу, с умыслом уложенную перед входом. И прислушался. Заранее предвкушая удовольствие от того, что на его ложе вот-вот вскрикнет и забьется от ужаса очередная жертва.

Однако в его Норе стояла мертвая тишина: в комнате не было слышно ни шороха, ни стона, ни испуганного дыхания!

Почувствовав жуткое, ни с чем не сравнимое раздражение, глава Серого клана Делирии в два прыжка оказался рядом со столом и принялся шарить по его поверхности, нащупывая оставленные Блажем и Оском кресало и кремень…

…С трудом найдя и то и другое, он кое-как зажег свечу, и, с трудом дождавшись, пока она разгорится, наконец, посмотрел на женщину, лежащую на кровати. И… растерялся: в ее огромных черных глазах не было и тени страха! Мало того, растянутая между четырьмя кольцами, она почему-то улыбалась!

— Доброй ночи, господин! Меня зовут Дилейна…

Дико посмотрев на кожаные ремни, приматывающие конечности женщины к углам кровати, Клещ снова перевел взгляд на ее лицо. И вдруг успокоился. Сообразив, что эта самая Дилейна просто пытается выжить!

Настроение, испорченное непривычным поведением жертвы, начало немедленно улучшаться. А когда Зигги увидел здоровенную ссадину на скуле и черный синяк, расплывающийся на ее правом виске, к нему вернулось и пропавшее было желание.

— Ну, здравствуй, Дилейна… — поставив подсвечник рядом с ложем, хрипло пробормотал он. И, усевшись на край кровати, прикипел взглядом к тоненькой и хрупкой шейке той, кто вот-вот должна была подарить ему несколько часов наслаждения.

Накатившее на него предвкушение оказалось настолько острым, что рука Клеща сама собой потянулась к голенищу. И, нащупав рукоять засапожного ножа, медленно потянула ее на себя… Клинок, словно радуясь прикосновениям хозяина, привычно лег в ладонь. И Клещ вдруг почувствовал себя совершенно счастливым…

…При виде слегка изогнутого лезвия, возникшего перед ее лицом, женщина нисколько не удивилась:

— Отличное решение, господин! Шнуровка платья на спине, я — привязана. Значит, без ножа меня не раздеть… А с ним вы не потеряете ни мгновения своего драгоценного времени…

…Увидев, как двигаются ее влажные чувственные губы, Клещ снова впал в прострацию. Ему вдруг показалось, что они живут своей жизнью, отличной от жизни хозяйки. И это ощущение оказалось таким сильным, что для того, чтобы понять смысл слов, которые с них срывались, Клещу пришлось дважды повторить их про себя.

Заметив его заминку, женщина слегка повела плечами, и под тонкой тканью ее сарафана тяжело колыхнулась полная грудь:

— Я советую начать сверху…

Очередной раз растерявшись, Зигги кивнул. И прикоснулся ножом не к ее горлу, а к платью! А потом удивленно наблюдал за тем, как его клинок полосует не ее кожу, а обычную ткань!!!

…Дождавшись, пока нож замрет где-то у ее живота, Дилейна снова шевельнула плечами — и из-под серого полотна показались темные, почти черные полукружия. И небольшие, но уже отвердевшие соски.

'Она — уличная девка. И просто знает, и с кем себя вести!!!' — пытаясь удержать пропадающее желание, панически подумал Зигги. И, кое-как вернувшись в привычное расположение духа, надрезал нежную кожу груди чуть ниже правой ареолы…