Александр Анфилатов - Утро нового мира Страница 8

Окрылённый первой удачей, он бросился в водоворот приготовлений, составил список из более чем тысячи вещей, что ему могут понадобиться на новом месте. Всё это было необходимо приобрести, и перевезти, и где-то складировать, пришлось снимать за плату гараж в Подмосковье и хранить там. Из этого списка, в частности, он приобрёл новый ноутбук и комплект батарей к нему. Так как за Вратами нет электричества, приобрёл автомобильный генератор, его он хотел поставить на повозку и иметь освещение в дороге. Ноутбук постарался закачать необходимой на новом месте информацией и базой программ. Необходимую информацию по его списку скачивал из Интернета его знакомый, хорошо в компах шаривший. Было и ещё много мелких вопросов на повестке дня, но они успешно решались. А вот главные — нет, вопрос с оружием также буксовал.

Использование холодного оружия для него не проблема, но вот сколько и какого взять? Быстро удалось купить только один клинок. Это был действительно шедевр. Обзванивая знакомых в поисках хорошего оружия, ему предложили купить антикварный японский меч. Меч стоил баснословную сумму — триста пятьдесят тысяч рублей. Конечно, для кого-то эта сумма может показаться небольшой, но для Ярослава это составляло четверть его сбережений. Жалеть не пришлось — катана оказалась замечательным оружием шестнадцатого века. Хозяин продешевил, продав за эту сумму, меч стоил наполовину дороже, но ему были срочно нужны деньги, а покупателя в данный момент не находилось. Клинок назывался «Лунный дракон» клана Канешиге, место изготовления — Мусаше-но-куни. И хотя за Ярославом не водилось увлечения японщиной, он по достоинству оценил великолепие оружия, балансировку, качество стали, благородство линий. Чувствовалась истинная школа настоящих мастеров. К такому мечу пришлось покупать комплект — вакидзаки, танто, козука, но теперь уже из новоделов, и стоили они несравнимо меньше.

Глава 5

Неудачи подготовки экспедиции в Москве вынудили свернуть деятельность и перенести её в Вологду. На родину возлагались определённые надежды, народ здесь был другой, менее испорченный и более восприимчивый к проповеди. Прибыв домой, обнаружилось, что дом его отца стоит пустой, квартиранты сбежали, ничего не заплатив за два месяца, — тётя Женя была не в состоянии их контролировать. Но отчаиваться было рано. Воздух родины благотворно влиял на сознание, хотелось деятельности, хотелось броситься в гущу событий. В душе чувствовался подъём, ведь он вернулся домой после года отсутствия. Атмосфера Москвы угнетала. Суета огромного города наводила депрессию. Здесь, в провинции, всё было по-другому, другие взаимоотношения между людьми, какие-то более душевные, что ли, навевали спокойствие, уверенность в завтрашнем дне, что всё будет хорошо, и успех будет сопутствовать предприятию. Возможно, верно утверждение, что дома и родные стены помогают, но дела действительно стали складываться лучше. По приезде Ярослава домой к нему стали приходить соседи выразить свои соболезнования, причём все его жалели совершенно искренне, советы давали от чистой совести, а помощь предлагали совершенно бескорыстно. Такой яркий контраст со столицей, где люди не знают своего соседа по лестничной площадке!

Сюда, в глубинку, конечно, тоже стали проникать скверные людские привычки, но на их городской окраине, мало чем отличавшейся от обычной русской деревни, царили патриархальные порядки. Именно в этот момент ему улыбнулась удача. Дело в том, что на соседней улице жил один обормот по имени Саня, восемнадцати лет. Ему по закону надо идти в армию, но он категорически не хотел и старался этой почётной обязанности избежать: и больным прикидывался, и в институт поступал, да только всё не катило. Здоров, как бык, оказался, в ВУЗ, не взяли, ума не хватило. Теперь слонялся без дела и дошёл до того, что прятался от призывной комиссии у разных знакомых. О нём слухи в посёлке ходили, что собирается Саня на север вербоваться, лишь бы в армию не ходить. На этот-то крючок его и надо было ловить. Ярослав подошёл к делу с хитрецой, не с ходу. Сначала в компанию таких же лоботрясов втёрся. Стал сказки да байки про армию травить: он служил два года, много всякого насмотрелся и было что рассказать. Ой, плохо молодым «духам» там живётся, хоть бери верёвку и вешайся. Мальчишка лопухи развесил, доверять начал. Тут его и поймал на удочку рыбак. Знаю, мол, место, где ни одна комиссия не найдёт и ментура своими грязными лапами не достанет. Парень и растаял, как сахар, потому как боялся армии, как чёрт ладана. Хотя физической силой обделён не был, но унижений терпеть не мог. Согласился ехать. Да и сулил ему Ярослав золотые горы:

— Не навсегда едем, не понравиться — возвратишься, а там время пройдёт, забудут о тебе комиссары. Вернёшься домой и заживёшь по-прежнему.

Саня ехать готов был прямо сейчас, так как его могли отловить в любую минуту, под белые ручки взять и в поезд посадить. Пришлось прыть его осадить и просить потерпеть, а для вящей надёжности жить тайно в его, Ярослава, доме.

Окрылённый такой удачей, бросился он искать ещё людей. Но не так быстро дело делается, как сказка сказывается. Только через неделю смог подобрать ключи к ещё одному человеку, да к человеку не простому, жизнью тёртому. А дело было так. Строят в наше время люди, у кого денег побольше, дома за городом хорошие, коттеджами называются. Обивался Ярослав по таким стройкам, работу подённую искал. Подрядился у одного толстосума в бане печь делать, да и приметил мужика, тот тоже на стройке подрабатывал, забор кирпичный делал. Да весело так, быстро и споро, с песнями да прибаутками. Как с таким не заговоришь, не познакомишься? Только песни всё блатные да тюремные, на груди иконостас наколот. Орёт на всю улицу да кирпичи кладёт, кладёт да поёт себе. Разговорились. Оказалось, зек он старый, девятнадцать лет отсидел, только что вышел. Две ходки сделал. Первую, на четыре года, по хулиганке. Вторую, уже на пятнадцать лет, за превышение мер допустимой обороны — Двоих хачиков их же ножом зарезал. Они вдвоём на него напали, он у них нож отобрал, да обоих отобранным ножом и кончил. Был суд. Посчитали, что необходимая оборона была превышена, да и судимость была уже и по той же статье. Припаяли по полной, снисхождений никаких не получил. Теперь, спустя пятнадцать лет, — ни кола, ни двора, живёт один, семьи нет, но не унывает. Работает, где бог пошлёт, благо много умеет и натура у него работящая. Ярослав посчитал, что такой человек был бы для него неплох, и подъехал к нему обычным своим манером. Тот просёк сразу, что к чему. Вилять хвостом да обманывать не получилось. Сразу потребовал доказательств. Пришлось принести ноутбук с записями, пообещать сводить за Врата. Серега — так его звали — проникся духом романтизма на удивление быстро. Даже жаргон блатной сменил. Согласился ехать сразу, только некие дела хотел вначале устряпать.

Совать Ярославу нос в чужие дела не хотелось, но осадок остался: правильно ли он сделал, рассказав этому уголовнику об экспедиции? Сильно подозрительный был этот человек. Человек совсем незнакомый, опасный, и ждать от которого можно было чего угодно, любой пакости. В конце концов, приходилось сильно сожалеть, что открылся этому типу.

Дальнейшая подготовка свелась к покупке лошадей, тянуть с ними было некуда, на что-то приходилось решаться. К всеобщей радости, дело оказалось проще пареной репы. В первую очередь Ярослав решил рвануть на местные конезавод и ипподром, потом, если не удастся ничего купить, поедет по колхозам, соберёт всё едино транспорт. Теперь у него имелось в наличии пять человек, считая целиком семью Георгия, детей у которого оказалось всего один сын Саня, одиннадцати лет. Такое новое положение обязывало иметь больше средств передвижения, чем он рассчитывал ранее. К сожалению, на конезаводе разжиться ничем не удалось. Как и всё в нашей стране, завод умер, испустив протяжное предсмертное ржание, лошади проданы, конюшни приспособлены под склады товаров. Племенной материал переведён на дочерний ипподром и содержится на мизерные суммы от проката лошадей.

Ностальгируя о прошлом, пришлось ехать на ипподром. Лошади там ещё были, но денег для них уже не было. Управляющий пожилой пенсионер сетовал:

— Вот, последних лошадей в хорошие руки передать и закрывать богадельню можно.

— Племенных вы, конечно, продадите, а простых куда денете, колхозы и те вряд ли возьмут? — спрашивал покупатель.

— Дак куда их, сынок, денешь, только на мясо осталось. На мясо. Да и простых не осталось, давно на мясокомбинат в колбасу сдали. Только племя у нас, только племя, — Ярослав был поражен до глубины души, лучших Орловских лошадей вынужден был сдавать старик, вырастивший и выходивший их.

Шагая вдвоём среди стойл, он невольно обратил внимание на молодого серого в яблоках скакуна, необычайно огромного роста и красивой гордой лошадиной стати. Высокие крепкие ноги, низкий продолговатый круп, маленькая голова, и крутая шея выдавали в нём лошадь благородных кровей, с родословной, уходящей во времена Григория Орлова. Каждое его движение исполнено грации, а тело удивительной пропорциональности. Желание его иметь заполнило всю душу.