Серебряная осень (СИ) - Беляев Николай Владимирович Страница 8

Туман отступал всё дальше — наискосок. Такое ощущение, что именно Старую Дорогу он накрывал сильнее всего. Вот так… не угадаешь. А туда доехали без приключений.

Девчонка, чуть повернувшись, смотрела на разорённые дома, и на лице её был даже не страх или сожаление — смертная тоска.

А ведь это — её город, некстати подумал я. Скорее всего, она именно здесь прожила всю свою недолгую жизнь, и для неё смотреть, во что город превратился — всё равно что серпом по… по одному месту. Мне–то проще, я питерский. Хотя сложно осознать, что Питера больше не существует… причём вообще.

— Как зовут–то? — я тронул девчонку за колено, чтобы привлечь её внимание. Получилось грубовато, но девчонка, кажется, этого и не заметила.

— Маша, — отозвалась она, не глядя на меня.

— Празднуй день рождения, Маша, — отозвался из–за руля Королёв. — И Волку спасибо скажи.

Спасибо… Вот не знаю, что лучше — там и сдохнуть или начать новую жизнь на этом пепелище.

Глава 3

КПП прошли на удивление быстро. Бензовозы почти сразу ушли в сторону Депо — на нефтебазу, нас ещё чуток помурыжили — как–никак у нас «найдёныш». Впрочем, процедура уже была отработана — Маша далеко не первая и, судя по всему, не последняя…

— В управу, там разберутся, — наконец резюмировал дежурный милиционер. — Сопроводите, у нас некому.

Девчонка явно ещё не отошла от шока — реагировала медленно, ничего, кроме имени–фамилии, назвать не могла. На КПП, кстати, аж вытаращились на её зеленоватые волосы — хотя в спокойной обстановке хорошо было видно, что это просто покрашенные пряди. Ну да, тут–то всё остановилось в восьмидесятых, откуда местным знать про молодёжную моду конца две–тыщи–десятых…

В ладошке она так и сжимала мой серебряный патрон.

— Поехали, — распорядился Плотников. — Волк, доведёшь её до управы, твоя крестница. Потом пёхом на Базу.

Ну прекрасно, чё. Хотя… взялся за гуж — не говори, что не дюж. Раз уж не бросил её там — расхлёбывай, Сергуня. Радуйся, что девчонке хуже, чем тебе.

Тьфу ты, что за ерунда в голову лезет. Радоваться такому я почти сразу отучился — когда понял, куда попал.

Соколов подошёл, когда я уже был в машине — ну да, он–то возвращается в свой «офис», на нашей Базе ему делать нечего. С большим интересом смотрел на девчонку — ещё бы, наверняка впервые узрел подобное чудо… И, наклонившись ко мне, шепнул:

— Перед тем боем, в тумане, с вашей стороны опять сверкнуло. Так же…

Он говорил ещё что–то, но Славик уже газанул, и остаток фразы утонул в рёве двигателя.

Вот те на. Это что, получается, он видел опять вспышку моей ауры? Причём такую, что она просматривалась даже во мгле? Или он видел что–то ещё? М-да, всё чудесатее и чудесатее… Надо бы при случае расспросить паренька — в принципе, это не сложно, живёт он наверняка где–то в городе.

Девчонку посадили сзади, и она продолжала сидеть, как кукла, глядя куда–то сквозь меня. Все молчали — о чём говорить–то? Рейс, если разобраться, был рядовым — и даже без жертв.

Королёв тормознул напротив поворота к городской управе:

— Вылезайте, приехали…

— Ребят, карабин мой заберёте, — я показал на укрепленный в держателях мой СКС. Казённый, с серебром, повесил на плечо — вообще по городу с длинностволом никто не ходит, но мне сейчас можно, я на работе. Открыл заднюю дверцу УАЗика: — Пойдёмте, Мария Батьковна…

Маша аж встрепенулась, словно стряхивая с себя одурь:

— Где я?

— Всё там же, — пробурчал от пулемёта Тищенко. — Давай, вылезай, нам некогда.

Девушка опасливо сползла с потёртого сиденья из кожзама и лишь вздрогнула, когда машина отъехала.

Глаза сухие, но видно, что её опять вот–вот начнёт трясти.

— Спокойно, Маша, я Дубровский, — блин, вот нафига мне это, а? — Пойдём, там тебе всё расскажут. Врачи там есть, психологи тоже. И, кстати, патрон отдай. Мне за него отчитываться.

Глаза девушки расширились, и она только сильнее сжала кулачок.

— Ладно, не хочешь — оставь себе.

Отбрехаюсь как–нибудь. Да можно и правду сказать, потом спишем расходник… Ну как её заставить реагировать–то, а? Так и будем стоять? Славик мог бы и ко входу подвезти, там бы дежурные помогли…

— Я умерла? — наконец выдавила из себя девчонка. — Это… ад?

В корень зрит. Хотя…

— Если сейчас пойдём вооон к тому дому, — я кивнул на здание городской управы, едва видное из–за разросшихся деревьев, — я тебе кратко всё расскажу. Согласна?

— Согласна, — сказала обречённо, словно в воду бросилась.

Я перешагнул через лужу — дорога подсыпана щебёнкой, но в колеях после дождя вода всё равно собирается. Подал руку:

— Давай сюда… Какой сейчас год?

— Две тысячи семнадцатый…

— Ну вот. Год тот же, а мир другой. Как это… параллельный.

— Так разве бывает?

— Бывает, только не все верят, — машинально ответил я фразой из мультика, и увидел, как она вздрогнула — значит, тоже смотрела. — Бывает, увы…

— И… как же так? Что должно произойти, чтобы всё стало… таким?

— Ядерная война, — просто ответил я. — Тридцать с лишним лет назад. Питера, Москвы, других крупных городов просто нет. Этот городок сохранился — по нему не было ракет.

— Я не маленькая, читала про ядерную войну, — почти спокойно сказала девчонка, перешагивая своими испорченными кроссовками через полосу грязи. — Те, по которым вы стреляли — мутанты?

— Нет. Нет… Хуже — нечисть.

— Как так?

— А вот так… Похоже, никто такого не прогнозировал. Всемирный катаклизм, одновременный массированный ядерный удар по половине земного шара. Как я понимаю, смоделировать такое невозможно — особенно тогда, в восьмидесятые. Что–то где–то сместилось, то ли связи между реальностями порвались, то ли ещё что… В этот мир хлынула нечисть, так что сейчас тут смесь постапокалипсиса, — девчонка удивлённо воззрилась на меня, явно услышав знакомое слово, — …и страшных сказок на ночь. За три десятка лет что–то устаканилось, что–то нет. Люди — живут. Но только в таких вот цитаделях, про одиночек за стенами мало что слышно.

Вот так, Маша. Вот тебе краткий курс новейшей истории — почти точно так, как его год назад преподнесли мне.

— Компьютеров нет, — продолжал я. — Мобильной связи, спутников, джи–пи–эс — нет. Радио на большие расстояния не работает, какие–то искажения в атмосфере. Дорог почти нет. Большинство перевозок в наших местах — по реке. Что уцелело в мире — толком никто не знает.

— Мрак, — пробормотала Маша.

— Мрак, — легко согласился я. — Зато практически все, кто родились уже после войны, получили паранормальные способности. Их быстренько окрестили «колдунами» и начали феномен изучать. Так что поздравляю — ит’c мэджик тут присутствует, дорогая моя.

Девчонка вдруг резко остановилась, внимательно посмотрела на меня. Надо же, а взгляд–то почти нормальный — неужто в себя приходит?

— Стоп, — она прищурилась, что вкупе с её хаотичной причёской смотрелось весьма своеобразно. — Что–то вы говорите совсем не как тот, кто застрял в восьмидесятых!

Бинго, дорогуша. А девчонка не дура, быстро сложила два и два. Ну, я и сам постарался — специально перечислил всё, что ей должно быть знакомо.

— А мы с тобой коллеги по несчастью, — я поправил на плече ремень карабина. — Тоже попал в «пробой», как и ты, только год назад…

— Пробой?

— Дыра между измерениями, — пояснил я. — Не спрашивай, сам не знаю, как оно работает. Знаю только то, что мне самому рассказали… Заходи уже, пришли.

Городская управа, резиденция городского Совета, располагалась в старом здании — кажется, построенном ещё до Великой Отечественной (слово «довоенный» тут в целом имело несколько иной смысл). Вроде раньше здесь был то ли техникум, то ли общага техникума, и здание сохранило чисто советский, если не сказать «сталинский» колорит — длиннющие коридоры и просторные комнаты, большинство из которых были разделены деревянными перегородками на небольшие кабинеты. Кстати, большинство городской «верхушки» жило по соседству — в здоровенной П-образной сталинке, построенной примерно в то же время.