Дважды рожденный (СИ) - Антон Юрьевич Перунов Страница 8

Обе части его личности и памяти сошлись краями впритирку, без зазоров и противоречий. Что и неудивительно. Он остался самим собой, родившись второй раз, но в новом мире. До совершеннолетия знание большей части прежней жизни оставалось скрытым, возможно, чтобы не ломать психику ребенка, не превращать его в маленького монстра. И правда, лишиться детских, таких искренних и ясных переживаний и чувств, подаренных судьбой, он и сам бы ни за что не захотел. Да и существовать половозрелому уму в теле мальчишки, тем более младенца — думается, весьма мучительно и опасно. Все же тело и мозги ребенка развиваются, и не факт, что готовы чисто физически и физиологически работать в режиме взрослого.

Что же до характера, то он проявлялся в полной мере с началом новой жизни в Мире, особенно лет с пяти, как только он стал хоть что-то соображать.

Вторым бонусом стали почти идентичное телосложение, физическая сила, с учетом возраста, конечно, отличная реакция и скорость движений, общая рисковость и некоторая бесшабашность. По факту, даже в прошлой жизни с возрастом это не прошло. Независимый норов, помноженный на несколько язвительное чувство юмора, никогда не обеспечивали ему успехов в карьере. Всегда хотелось летать. Вот он и летал. Жил небом. Но даже и перевалив за сорок, остался лишь майором и в начальники не выбился. Зато воевал настоящим образом. Северный Кавказ, Африка, Сирия и Украина. Как раз для серьезной драки характер у Двойдана оказался самый подходящий. Если Родина позвала, пятисотиться и включать заднюю точно никогда бы не стал.

Одно плохо, в Мире никакой авиации не наблюдалось. Даже «кукурузников». Правда, имелись еще рахдониты… Ни разу их не видел, но слышал немало. Вот, с кем бы повстречаться.

А сейчас ему до смерти хотелось пить. Еще раз обшарил жадными глазами окрестности в надежде отыскать целую фляжку. И в степной тишине услышал чьи-то слабые стоны. Отвлеченный последними событиями и ошеломляющими открытиями он совсем забыл осмотреть родичей! А кто-то из них определенно живой!

На дороге неподвижно лежал в луже засохшей крови убитый аргамак Григория, тот ехал последним, вроде как прикрывал тылы. Видно, конь принял на себя первые пули, и брательник [1] Марта смог укрыться за мертвым скакуном. Даже некоторое время вел бой. Недолго, вон даже подсумков открыть не успел. Каменистая земля вокруг была густо испещрена выбоинами от пуль. В седле и боку вороного тоже хватало отметин. Лежал Гриня ничком, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Вроде и не дышал уже, кровь на ранах потихоньку продолжала сочиться. Ему стало жалко родича просто до невозможности.

— Гриня, братан, ты там как, живой? Слышишь меня? — перевернув тяжелое, безвольное тело на спину, он приложил ухо к груди и постарался услышать: бьется ли сердце. И спустя пару долгих и томительных мгновений услышал тихий, едва различимый удар. Потом еще. Пусть и медленно, но насос работал. Даже вроде ритм не сбивается. Брадикардия, конечно, адская. Но он парень тренированный, мышцы мощные.

— Гриня, ты справишься, держись! — обрадовался Март, сосредоточившись на оказании помощи раненому.

Первым делом следовало остановить кровотечение. Требовались давящие повязки, жгуты для рук-ног и бинты.

Ничего такого рядом не наблюдалось и он, помянув чью-то мать, принялся импровизировать. Наудачу в седельной сумке чистоплюй Григорий вез запасную и, что характерно, чистую белую рубаху.

— Повезло тебе, братка, что пуля прошла скользом по черепу и кость толстая. Выдержала. Видать, она тебя, нашего лучшего наездника, и уработала. Вколоть бы тебе обезбола, только, извиняй, нет ничего.

Порвав без сожалений ткань на бинты, Март замотал все ранения, особое внимание уделив глубокой борозде на голове слева над ухом.

— Все, Гриня, жить будешь, отдыхай пока.

Кровотечение ему удалось в целом остановить, шансы Григория дотянуть до города и помощи хирургов росли прямо на глазах.

Пока занимался медициной, даже не заметил, как пробежало время. Все, что мог, Март сделал. Поднялся от первого пациента и поглядел на результат, довольный собой как слон.

Солнце продолжало шпарить с небес прямо-таки совершенно бессовестно. Ему сразу вспомнилось и про воду, и про жару. Пить захотелось уже просто адски.

— Да что же это такое? Как лишенец! Собираюсь, собираюсь и никак не могу сделать! Вся терпелка кончилась!

И только теперь Март додумался поискать флягу у раненого брата. Она оказалась не повреждена! И увесиста. Надо же, как бывает. В нетерпении открутил крышку и жадно присосался, опрокинув разом больше половины. Пробыв столько часов на горячем солнце, она не потеряла прохлады, свежести и чистого вкуса. Или ему так показалось. Осушил бы и до дна, но сам себя остановил. Божественная влага приятно взбодрила, и он разом ощутил прилив сил и позитива.

— Хорошо! Теперь можно Ефима поискать, — сам себе обозначил новую задачу.

Последнему из их бравой четверки почти повезло. Ефим ехал в передовом дозоре, что было логично. Со спины его горбача обзор открывался наилучший. Здоровенный черный зверь нахватал в мгновение ока не меньше полуфунта свинца с гладкоствола и нарезняка. Все его брюхо и зад были в кровавых отметинах, но, будучи упертой и живучей скотиной, он повалился в пыль не сразу, а пробежав еще несколько шагов. На истоптанной копытами, изъезженной колесами фургонов колее осталась дорожка, обильно политая его густой темной кровью.

Зато его всадник, скатившись с высокого седла, сумел отпрыгнуть за камни и хорошо повоевал. Боекомплект свой растратил подчистую, включая и лимонки. Жаль, без особого толку. Может, кого и зацепил, но не сильно. Как подсказывала память, в клане Ефим был парнем башковитым и деловым, но отнюдь не стрелок. Как и Мин, занимавшийся большей частью организацией обозов, но никак не их охраной. Вот и получалось, что из четверки только Гриша являлся настоящим воякой с немалым опытом, сам же Март — натуральный новичок, пусть и ловкий с пистолетом, а двое остальных больше изображали воинов, чем ими являлись.

Когда барантачи покончили с Гриней, то обошли последнего из обозников с трех сторон, закидали гранатами и добили оглушенного бойца из пистолетов, расстреляв в упор.

Попаданий в нем оказалось много. Март даже считать не стал. Сколько он не пытался отыскать в брательнике признаков жизни, вдохновившись недавним успешным опытом, ничего так и не добился. Вроде был тот и не холодный, но и не дышал. Все равно раны, как смог, Вахрамеев перевязал. Оставлять родича в его планы не входило, надо отвезти тела домой.

— Русские своих не бросают. Это закон. А на будущее даю себе зарок порешать в семье за медикаменты, бинты и прочие ништяки.

Главное, что