Хроники Ламмеры: Летучий Фрегат - Sunon Boy Страница 8

В Фаросе стали призывать на оборону западных границ всех взрослых мужчин, одним из которых был кот-зверолюд Пэйт Кно. Этот фаросец 2 кольца сражался против Виллионцев с честью рыцаря и отвагой яростного сердца, однако в последнем письме, которое прочёл сын, не было ни единого задорного словечка или подбадривающей фразочки, а только одно горькое предложение: "Мы так долго держали виллионцев за стеной, но всё кончилось, когда вмешались шандийцы из Лакшата, а я больше тебя не увижу: меня скоро затолкают в повозку с рабами и увезут в Ламмеру, далеко от дома и в неволе."

Акт 2. "Тайфун из нижнего мира"

Глава 6 "Такие жестокие люди"

Дзин Пан и Мариам Лакшата уже были в пути к деревушке на юге Ламмеры, но во время возведения ночлега, когда юный тёуган устал, между ними пробежал один кроткий диалог:

— Спасибо, Дзин. Ты хорошо держишься для человека твоего возраста, можешь отдохнуть, а я тут пока закончу всё. — говорила Мариам, затягивая веревкой палатку-кокон на дерево.

— Какого такого возраста? — положил на пол вещи, которые тащил для палатки, чтобы важно возразить в закрытой позе. — Я уже давно большой и сильный!

— Правда? — пыхтя выдавила Мариам, почти затянув на нужную высоту кокон. — Ну подожди… — ей в голову пришла отличная идея, как сыграть на самоуверенности Дзина, но палатка сама себя не зафиксирует. — Раз, два… — и готово! Теперь Мариам во всеоружии. — Какой ты у нас взрослый, Пандочка Дзин, а щёки надул как ребенок!

— Неправда! — подбоченился и покраснел от такого возмутительного удара.

— А конфету хочешь? — ехидно улыбнулась Мариам.

— Да! Ты брала конфеты в поход? Как здорово! — гнев сменил Дзин на милость.

— Ну точно ребенок. Не брала я конфет. — засмеялась Мариам, разбив радость мальчика, что уже давно не вкушал ничего сладкого, но тот старался показать непреклонность.

— Жаль, я то уже хотел их продать и купить чего полезнее. — нахмурил брови и закрыл глаза, сделав очень, ну очень серьёзное лицо.

— Ах ты! — только ещё больше порадовалась Мариам от защиты, что должна была разбить её представление о "мальчике". — Какой проказник! — Мариам, неожиданно для Дзина, в этот же момент легонько стукнула его по блестяще лысой голове.

— Хорошо, я понял! — сдался Дзин, закрыв макушку ладонью. — Может, я ещё молод, но силы ого-го! Без меня тебе не построить палатки!

— Ох, твоя правда, Пандочка, что же я без тебя буду делать. Давай, силач, за дело!

После этого лёгкого и веселого разговора Дзин и Мариам закончили приготовления и на закате легли спать, чтобы проснуться на рассвете и продолжить путь, но в тёмной ночи тёугану не слишком спалось, ибо тот постоянно ощущал на себе чей-то взгляд — и неспроста. Это Дзин понял, когда решил убедиться в своём предчувствии, и выйдя из палатки, тот увидел на толстой ветке дерева худощавого престарелого мужчину, что застыл в страхе и неуверенности и чуть ли не плакал от своей беспомощности, представ перед своей жертвой тревожным и уязвимым. Дзин не испугался этого вида и даже не подозревал, что этот человек способен нанести вред. Но когда мужчина заметил Дзина, тот уронил в болото свою дубинку и схватился за голову, приговаривая: "Как я могу ударить ребенка?" Только тогда наш юный тёуган понял, что с человеком что-то не так, и спросил об этом напрямую. После чего мужчина, вытирая слёзы, назвался Дуроном и ответил, что его семье угрожает опасность, и тот хотел похитить парня, чтобы откупиться от солдат, которые грозятся уничтожить родную деревню. Его одолевал тяжелый выбор: кого подставить под удар? Невинного ребенка или свою родину? Дзин понял это и решил взвалить на свои плечи бремя этого старикана, согласившись пойти за ним к солдатам.

Тогда мужчина повёл Дзина сквозь почти беспросветную тьму проросших джунглей, но безопасной тропой до деревни, где солдаты Лакшата уже держали в заложниках всех жителей. Дзин был настороже, но полностью уверен в том, что всё это закончится быстро, и Дурон со своей семьёй будет в безопасности. Тогда к нему подошёл один из солдат и задал вопрос: "Тёуганишка, скажи-ка нам, где сейчас Тянь Шан? Ты же всё равно там больше не живёшь, угадал? Так говори, где пролетает сейчас главный остров?" Тогда Дзин понял всю опасность ситуации, ибо ещё будучи совсем ребенком он запомнил слова монахов о том, как важно сохранять от чужаков местоположение Тяньшан в строгой секретности, ибо это может уничтожить всё, что предки строили для войдеров ветра. Тогда Дзин решил соврать, сказав, что давно не был там и не знает, куда уже полетел остров, но даже если бы это было правдой, солдаты не собирались с ней мириться: "С самой высокой точки Ламмеры тебе вспомнятся родные виды, узкоглазый." И не успел Дзин отреагировать, как эти слова стали последним звуком перед тем, как другой солдат отключил мальчика сильным ударом по голове.

Расплывчато, с искривлённым звуком и мыслями что-то проявлялось в видениях, смешанных в воспоминаниях, пахнущих жжёной сухой травой. Дзин сидел перед монахом со всеми остальными молодыми тёуганами, что были с головы до пят покрыты чёрной смолой. Часы тикали, а капли вязкой тёмной жидкости двигались к макушке, пока Дзин ощущал на своём языке вкус Горечи — божества, что повелевает страданиями безвольных. Движения были настолько же невозможны, насколько и утомительны, тщетны, ибо сидели все и внимали словам монаха с пузырящимися ушами: "Наше государство — колыбель среди жестокого мира. Только здесь люди и зверолюди могут спокойно сосуществовать, не думая о деньгах и какой-либо вражде. Они отрезаны от остального мира, здесь безопасно…" После этих слов Тяньшан стал падать в самые холодные глубины мира, и пока все остальные тёуганы молча слушали шумы, тело Дзина замерзало и раскалывалось во льдах. Только тогда Дзин сумел пошевелить губами и избавиться от вкуса Горечи, крикнув что есть силы монаху: "Оставаясь здесь, ничего не изменится ни в одну сторону!" После чего абсолютно весь мир потерял голос, но высший монах сумел обрести часть силы Горечи и ответить наглому юнцу, чьё тело вот-вот распадётся на осколки.

Рот монаха раскрылся, внутри которого появился водоворот тёмной крови, и из центра этого мрака кинжалом вылетела смертельная речь, вырывавшаяся звуком треска льда и чавканья плоти. Эти звуки едва ли не до смерти напугали Дзина, но тот сумел через трещину мироздания сказать живые слова: "Слишком холодно, где мне согреться?"

Глава 7 "Спасение