Михаил Кликин - Один Страница 8

– Нам только нужно немного подождать, – вкрадчиво проговорил Минтай.

– Я хочу к маме, – тихо сказала Оля.

В квартире уже ощутимо холодало. Выстывал весь дом. Ток жидкостей в его трубах прекратился, из проводов ушло электричество. Было удивительно тихо – как в деревне зимней ночью. Только в стояках канализации еще что-то шумело: шуршало и булькало.

Огромный восемнадцатиэтажный дом превратился в покойника с бурчащими гниющими кишками.

Тот долгий день, как я сейчас понимаю, многое для нас определил. Это был один из тех ключевых дней, когда мы должны были сделать некий выбор, влияющий на дальнейшее развитие событий. Такое встречается в некоторых компьютерных играх – ты разносишь из крупного калибра лезущих на тебя монстров, и вдруг все замирает, тускнеет, а на экране появляется надпись – куда теперь? Направо, налево? Бросим друга или попробуем отбить его у врага? Примем предложенную помощь или откажемся, опасаясь предательства? Поднимемся на крышу или спустимся в подвал?..

Мы не пошли на крышу. И в подвале нам нечего было делать. Мы решили покинуть квартиру, чтобы найти того, кто сможет ответить на наши вопросы.

В тот день мы еще не осознавали всей опасности подобной вылазки. Мы не собирались выходить на улицу, и потому чувствовали себя защищенными. Мы всего лишь планировали пройти по лестнице, стуча в закрытые квартиры. Но мы не учли, что обесточенный домофон отпирает дверь подъезда, – мы совсем забыли об этом…

Тот долгий день вправил нам мозги и многое расставил по своим местам. Только мы этого тогда еще не понимали.

– Я выхожу первым, – деловито проронил Димка, еще раз поглядев в дверной глазок. – Брюс, ты идешь за мной. На площадке сразу же разделяемся – ты проверяешь четыре нижних этажа, я проверяю четыре верхних. Если все чисто, не задерживаемся и сразу возвращаемся сюда. Остальные ждут здесь, наблюдают и придерживают дверь, чтобы она не захлопнулась. Всем все ясно?

Димка держал в руке четырехзарядную «Осу». Моим оружием была обычная деревянная швабра.

Минтай проворчал что-то – кажется, он был недоволен доставшейся ему ролью. Но менять что-либо сейчас было поздно – Димка уже отпер дверь, выглянул наружу и объявил, не оборачиваясь:

– Все тихо.

Он шагнул за порог. Я поспешил за ним.

Нам потребовалось полторы минуты, чтобы проверить верхние и нижние этажи. Ничего подозрительного мы не заметили. О чем и отчитались, вернувшись к ожидающим нас товарищам (Минтая, понятное дело, товарищем я уже не считал).

– Теперь идем по квартирам, – напомнил Димка. – Стучим во все двери. Если кто-нибудь откликнется, пытаемся вызвать его на разговор. Оля, ты со мной. Брюс, бери в напарники Юрьича…

Наверное, мое лицо здорово изменилось, а может, Димка и сам понял, что сморозил глупость. Он осекся, закусил губу. Я понимал – он хочет быть с Олей; отдать ее мне, чтобы самому остаться с Минтаем, – такой вариант его не устраивал. Выход предложила Катя:

– С Мишей пойду я, – заявила она. – Вы идите втроем. А подержать дверь, думаю, сможет и один человек. – Она кивнула на Таню.

– Пожалуй, – согласился Димка, не слишком, впрочем, довольный моей компанией; он, как-никак, рассчитывал остаться с Олей наедине – у него все на простецкой конопатой роже читалось. Проницательная Катя это, конечно, тоже заметила, ухмыльнулась, подмигнула мне. И я, забывшись, чуть было ей не ответил, но вовремя спохватился, набычился, отвернулся.

Да как она вообще могла?! С Минтаем! После всего, что между нами было! Да еще тут, когда я находился, можно сказать, за стенкой!..

Я украдкой на нее глянул.

Она продолжала на меня смотреть – пристально, прямо, с улыбкой, с любопытством.

Я вспыхнул, опустил взгляд. Сказал сердито, швабру свою тиская, будто стараясь ее задушить:

– Ладно, хватит тут мяться, пошли уже.

Сейчас я в толпу зомби был готов ворваться, лишь бы не стоять здесь, рядом с веселящейся изменницей. Вот и вышло, что в первую дверь постучал я – сильно постучал, крепко – не рукой, а рукоятью швабры. Прислушался: тишина, как в склепе. Стукнул еще раз. Прокричал:

– Есть там кто?!

В соседнюю дверь забарабанил Димка. Оля стояла рядом с ним, заметно смущалась, – должно быть, представляла, что будет говорить, если на шум из чужой квартиры выглянут незнакомые люди и спросят, какого черта мы тут делаем. Еще больше смущалась Таня – она была похожа на улитку, готовую спрятаться в раковину, и у меня, помню, даже сомнение тогда возникло, разумно ли мы поступили, оставив ее одну сторожить наши тылы, наш единственный путь к отступлению.

А может, это не сомнение было, а предчувствие. Ведь и часа потом не прошло, как мы оказались в ловушке.

Пока же мы бесстрашно стучали в запертые двери, кричали, прислушивались, не раздастся ли какой звук с той стороны. И шли выше, на следующий этаж. Удивлялись вслух, куда могли деться соседи; гадали, почему может быть такая тишина – то ли мы пропустили эвакуацию, то ли все затаились, то ли вымерли разом? Иногда нам казалось, что по ту сторону двери, притаившись, кто-то стоит. Один раз мы слышали какой-то шум, будто упало что-то тяжелое, но не твердое. Пару раз нам чудилось, что кто-то трудно и неровно дышит, прислонившись к двери. А подходя к одной из квартир на двенадцатом этаже, мы успели заметить, как медленно опустилась, а потом так же медленно поднялась дверная ручка, но запертая дверь так и осталась закрытой, и у нас сложилось ощущение, что кто-то просто не может справиться с замком. Мы стучали, звали, просили ответить, спрашивали, что вообще произошло, говорили, что нам нужна помощь, и сами обещали помочь… Никто не отозвался, не откликнулся – ни здесь, ни раньше, ни позже.

Мы прошли уже шесть этажей, считая от нашего, и планировали подняться на седьмой, когда внизу раздался истошный визг. Мы почему-то сразу поняли, что это визжит Таня.

– Бежим! – рявкнул Димка, но его запоздавшая команда была лишней – мы уже неслись вниз, прыгая сразу через несколько ступенек, на поворотах хватаясь за громыхающие перила. Я опередил Димку на целый пролет и первый увидел Таню. Она стояла там, где мы ее оставили; лицо ее выражало крайнюю степень ужаса – у меня волосы на загривке поднялись дыбом, и в животе похолодело, когда я заглянул в ее широко открытые глаза. Таня уже не визжала, из ее перекошенного рта вырывался сдавленный сип, а в горле будто клокотала кипящая вода. Тот, кто напугал девушку, находился здесь же, на площадке – в трех шагах от Тани. Он не двигался, словно оглушенный ее визгом. Дурно пахнущий, грязный с ног до головы, с разбитым опухшим лицом, похожим на страшную маску – он стоял, чуть покачиваясь, и тихо жутко похрюкивал. Его мутные заплывшие глаза ничего не выражали – больше всего они походили на потускневшие поцарапанные пуговицы. Гадать, откуда взялось это существо, не приходилось – дверь в квартиру напротив была распахнута настежь; именно с этой квартиры мы начинали обход, именно в эту дверь я стучал ручкой швабры. Из могильно-черного проема тянуло затхлой кислятиной.