Александр Быченин - Егерь Страница 8

— Почему нет? — не стал возражать я. — Приходи в гости. Хотя это вряд ли, тебя на техническую палубу не пустят. Лучше мы к тебе.

— Хорошо. А почему его нельзя в спецотсеке перевозить?

— Перевозить можно, только это отрицательно сказывается на его психике, — пояснил я. — Все-таки Петрович уже не просто животное, он мыслящее существо, и оказаться запертым в компании бессловесных тварей для него нешуточный стресс. Можно, конечно, общаться и на расстоянии, но контакт будет слабый. Его это явно не устроит. А в момент прыжка ему лучше всего находиться в непосредственной близости от меня, иначе может «настройка» сбиться, и придется нам еще год на полигоне торчать. Это в лучшем случае. В худшем — связь разорвется навсегда, и кот элементарно сойдет с ума.

— Но почему?

— Потому что он связан только со мной. Партнера поменять не получится. Пары подбираются очень тщательно, с учетом множества параметров, потом долго притираются друг к другу и работают вместе пожизненно. Именно поэтому Петрович — кот. С кошкой я бы не смог наладить полноценный контакт, ментальность разная. Даже если бы и наладил, то скоро бы шизофреником стал: каково, по-твоему, мужику делить собственный мозг с особью женского пола, обладающей интеллектом и непосредственностью ребенка, но с вполне взрослыми желаниями? Тут иногда на Петровича такое находит, что с трудом верится. Он пошляк еще тот, и весьма активный в этом отношении.

— Но ведь кошки недолго живут… У егеря стресс жуткий случается после потери партнера?

— Очень редко, если только кот внезапно гибнет, — покачал я головой. — Это самый неблагоприятный исход. Егерю тогда приходится долго в клинике торчать, пока доктора мозги в порядок не приведут. А вообще охотничьи коты живут около сорока лет, из них порядка тридцати — период активности. Мы с Петровичем уже три года работаем и на пенсию выйдем вместе — я лет в пятьдесят, он соответственно в тридцать с гаком. Опять же без реабилитации никак не обойтись. Но такова наша судьба, и оно того стоит.

— Как все сложно, — вздохнула Галя. — Хотя жутко интересно. А почему у твоего кота имя такое странное?

— Ничего не странное, — вступился я за питомца. — Это сокращение. Он все-таки породистый и по документам числится как Василий Иоганн Петровский Распадок, причем Петровский Распадок — это питомник, откуда он родом. Однако выговаривать это — язык сломаешь. Василий — слишком банально, Иоганн вообще ни в какие ворота не лезет. Вот и прижился Петрович. Ему нравится, и мне удобно. Кстати, странно, почему у тебя на него аллергия — сибиряки ее как раз не вызывают. Может, это у тебя просто условная реакция на любую кошку?

— Ага, у меня психогенная аллергия — чисто психологической природы, — подтвердила девушка. — Поэтому и вылечить не могут, куда уже только не обращалась.

Вот теперь все понятно. Тут способ избавления ровно один — побольше общаться с кошками, и постепенно от аллергии не останется и следа. Был у нас в учебке один паренек с такой же проблемой. За полтора месяца вылечился, пока на волну кота настраивался. Потом стали не разлей вода.

— Может, еще куда-нибудь заглянем? — предложил я, убедившись, что бутылка опустела. — В кино, например?

— Не тянет что-то, — мотнула головой Галя. — Хотя идея хорошая — пойдем, может, и найдем что подходящее.

Система Росс-614, планета Болл, космопорт «Диптаун»,

30 июля 2537 года, день

— Господин Денисов? — Вертлявый коротышка средних лет перехватил нас на входе в пассажирский терминал, я даже толком не успел оглядеться.

— Допустим, — кивнул я, без особого энтузиазма пожимая пухлую ладошку. — С кем имею честь?

— Егоров Викентий Федорович, младший научный сотрудник биолаборатории профессора Накамуры, — отрекомендовался мужчина. — Шеф просил вас встретить. А вы, я так понимаю, госпожа Рыжик, наш новый специалист-зоолог? Весьма польщен.

Викентий Федорович галантно приложился губами к Галиному запястью, для чего повернулся к ней всем телом — шеи у него почти не было, зато имелось задорно торчащее пузо и обширная плешь. Любопытный типаж — этакий живчик плотной комплекции, рубаха-парень и душа компании. Причем с первых мгновений стало ясно, что он такой и есть на самом деле — ни капли притворства, открытый и приветливый. До назойливости. Ладно, переживем. Уж лучше надоедливый записной весельчак, чем скрытная сволочь в маске шута. Самое главное, такие люди обычно не злопамятны, легко идут на контакт и в общении ненапряжные. Можно и послать при случае, воспримет это как должное и через минуту забудет.

— А почему именно вы нас встречаете? — поинтересовался я на ходу, когда мы пересекли терминал и направились к ярко-желтому глайдеру. — Ладно Галя, коллега, можно сказать. А я вам зачем? До кучи?

— А вы еще не знаете? — изумился Викентий Федорович. — Вообще-то мы все коллеги. Вы зачислены в штат биолаборатории. Будете обеспечивать безопасность полевых выходов и добывать образцы.

За-ши-бись, как говорится.

— Значит, мы будем работать вместе? — дошло наконец до Гали. — Как хорошо! Видеться будем часто.

Блин, мне бы твои заботы! Вот чего угодно ожидал, только не того, что придется работать нянькой при биологах. Обеспечивать безопасность полевых выходов! Ха, ха и еще раз ха! Это работа для ребят из батальона, а не для уникального, не побоюсь этого слова, специалиста. Похоже, фелинолога привлекли по прихоти неведомого профессора Накамуры. Тому, видимо, показалось, что будет очень круто иметь в составе лаборатории представителя столь редкой профессии. И по фигу, что молодые ученые страдают избытком энтузиазма, а потому склонны влипать во всяческие неприятности. И уследить за ними просто нереально: такие вот Гали Рыжики без всякого злого умысла умудряются влезать в такую задницу, что диву даешься. И потом искренне недоумевают: а что такого? Живы же все, чего орать-то?! Блин!

— Пристегивайтесь, ребята, — напомнил Егоров, устроившись на водительском месте. — Полетим с ветерком. Вы немного припоздали, челнок из-за вас пришлось задержать. Так что сейчас летим на военный космодром, а оттуда сразу на «мамку». Старт через шесть часов.

— Я думал, у нас еще пара суток в запасе, — хмыкнул я недоуменно.

— Все переиграли в последний момент, — махнул рукой Егоров. — У двигателистов какие-то заморочки начались, они настояли на ходовых испытаниях. Вот и решили раньше стартовать, чтобы в случае чего из графика не выбиться. База недавно с консервации, сами знаете, сто с лишним лет провисела на орбите, вот и сыплется все подряд.