Сергей Демченко - Ангел Страница 84

Дик с трудом разлепил едва различающие окружающие предметы глаза, не спеша прислушался к себе, с досадой и сожалением чувствуя, как к нему быстрым галопом возвращается так удачно утраченная было чувствительность. И уже громкий, несдержанный стон разбитых внутренностей мгновенно напомнил ему, что он жив. Дик тут же и от всей души проклял это болезненное состояние бесконечного страдания, называемое почему-то жизнью, и медленно, очень медленно и осторожно перевернулся на спину. Сил встать он в себе не ощущал, как и не мог пока ещё сориентироваться относительно того, где он находится, что произошло накануне, и почему его рычащее от боли тело расположено таким вот странным, горизонтальным, образом.

Сержант попытался напрячь память, чтобы в её разупорядоченных недрах наскрести хоть толику понимания происходящего, однако это усилие стоило ему немалых страданий в виде новой дикой пляски крови в подкорке.

Кровавая пелена на несколько мгновений застлала ему глаза, и он с неимоверным усилием удержал себя в сознании. Хотя и сам не понимал, для чего это ему так нужно цепляться за эту столь негостеприимную реальность, если там, откуда он только что вернулся, к его услугам все мыслимые наслаждения вечного и сладостного покоя.

Неожиданно перед его мысленным взором возникла чёткая, сухая картинка: полугнилая рожа Робинсона, его мерзкие глазницы, заполненные скользкой жидкостью непонятного цвета…

И тот сокрушительной силы удар снизу, куда-то в область ноющей сейчас печени, задевая нижние рёбра. "Вероятно, они сейчас оч-чень качественно сломаны вглубь брюшины", — подумалось отчего-то Брэндону, и он аккуратно попробовал вдохнуть поглубже, чтобы проверить свои невесёлые догадки. До определенного предела он ещё мог терпеть болевые спазмы спокойно, но когда лёгкие стали заполняться более чем наполовину, в грудине снизу и в кишечнике что-то смачно чавкнуло, и его окатило удушливой волною умопомрачительного жара. Словно кто-то здоровый и дикий, какой-то средневековый садюга из пыточных застенков, всадил в его тело здоровенный тупой кол. И с торжествующим злорадством заворочал им там среди крошева костей и зверски отбитого «ливера». Рот наполнился пузырями прогорклой на вкус пены, и сержант с горечью подумал, что нижняя часть правого лёгкого уж точно пробита, а содержимое желчного пузыря мало-помалу находит себе новые пути в его теле. И если не принять через какое-то время медицинских мер — он не жилец. Вот только почему к нему до сих пор никто не пришёл? В режимном-то месте?! Сколько он тут так вот лежит? Минуту? Две? Десять?

Дик был одновременно с этими мыслями потрясён также тем, с какой силой Робинсон нанёс ему этот один-единственный удар. Удар, которого ему, Дику, хватило за глаза для того, чтобы надолго украсить собою не метеный с ужина пол. Значит, решил сержант, если у него не достанет сил встать самому, скоро в столовую в любом случае придут кухрабочие. Уборку-то им делать нужно, вон на столах сколько крошек и засохших круглых пятен от тарелок и стаканов! Понемногу восстановившееся зрение давало возможность не щуриться кротом беспрестанно от света и видеть всё, что происходит вокруг. Нужно предупредить персонал и Хору о том, что там по коридору бродит… Тут Дик округлил глаза, на миг представив себе, как же он преподнесёт капитану всю эту бредятину, которая, не исключено, ему просто привиделась. И вполне ведь может быть, что всего этого просто не было?! Брэндон растерялся. Но как же тогда объяснить то, что с ним случилось?! А объяснения давать придётся, это вам не дома, брякнуться гадко на улице. Не мог же он вот так просто упасть, ломая рёбра и повреждая сам себе, своим небольшим весом, внутренние органы просто о ровный пол! Ни перед ним, ни сзади, ни спереди него не было и в помине ни стульев, ни столов. Ни других опасных для здоровья предметов. Дик лежал недалеко, метрах в двух от распахнутой настежь двери, куда его, вероятно, и забросило ударом. До ближайшей мебели оставалось ещё метра четыре. Значит, это не сон и не бред. И если это был Джим, то откуда у него вдруг взялось столько силищи? Этот вопрос тоже вполне резонно задаст Хора, зная Робинсона как отъявленного слюнтяя и хлюпика. И тогда он, Дик, просто должен, обязан будет рассказать капитану от том, что Спящие… Стоп! Снова всё это выглядит полным идиотизмом! "Господи, ахинея получается. Но и всё же я это видел!" — Дик словно старался доказать самому себе состоятельность собственных доводов. В это время в коридоре раздались негромкие шаркающие шаги. Дик моментально сосредоточился, с усилием приподнял голову и прислушался. Так и есть, сюда идут для уборки! Кричать и звать не имеет смысла, всё равно через двадцать секунд сюда войдут. Да и при всём желании сержант не мог бы этого сделать. Даже собрать силы для вдоха, а потом ещё и резко вытолкнуть в крике воздух из лёгких — для него всё это было равносильно пытке. И всё равно, даже решись он на эту явную глупость, вместо крика вышло бы лишь жалкое хрипение. А потому Дик успокоился. Он обессилено уронил враз занывшую от приложенного усилия голову на пол, и расслабился. Его замутило и словно закачало на размашистых, расхлябанных качелях, — тело то взмывало вверх, то обрушивалось с неимоверным ускорением вниз, заставляя несущееся во весь опор сердце сжиматься в разогретый на солнце пластилиновый комочек.

Шаги приближались, и Дик, переборов накатывающую тошноту и слабость, повернул голову в сторону двери, ожидая узреть в проёме двух приветливых здоровяков из хозяйственной бригады. И он даже приготовился тоже слабо им улыбнуться в знак приветствия. Будь что будет, но он сразу потребует к себе капитана. Уж лучше пусть над ним немного посмеются-потешатся, а потом спишут на горячку после переломов и ушибов, чем оставить эту ситуацию совсем без внимания. Пусть потрясут Робинсона, пусть подымут его с кровати, покатают ватой по полу, поколотят башкою о спинку кровати. Пусть выкручивают ему пальцы и загоняют иглы под ногти! Да что угодно пусть делают, если он снова притворится бесчувственным. Лишь бы вытрясти, даже выбить, из него правду! Нет смысла миндальничать с ним, старательно делающим вид, будто находится в глубокой коме. Он и так мертвец, а мертвецу это сделать несравненно легче! Не нужно даже притворяться. В том, что Джим — Спящий, Дик более ни на секунду не сомневался. Уж слишком чётко он видел его лицо, глаза; слышал и помнил все его слова и голос…

Это не могло, ну не могло это быть иллюзией, плодом воспалённого воображения! К тому моменту Брэндон был абсолютно здоров и вменяем…

И когда неспешные и какие-то рваные шаги в коридоре, — словно человек нёс на себе что-то тяжёлое, — когда эти шаги поравнялись с откосом двери, он протянул руку в сторону входа, словно приветствуя почти вошедших в столовую солдат.

Однако вместо них в проёме двери возник капитан Хора. Неожиданно высокий, он едва не доставал до верха дверного косяка. Всё внимание Дика сосредоточилось на верхней части туловища Хора. Стоял он, а точнее, висел над полом, чего Дик не видел, почти по стойке «смирно», высоко задрав голову. И при этом выглядел настолько жутко, что Дик едва снова не потерял сознания от заползшего в душу страха. Синюшное, одутловатое лицо, лишённое всякой мимики и со скорбно опущенными вниз уголками чёрно-жёлтых губ. Растрёпанные влажные волосы на голове без форменного кепи. Неловкими плетьми повисшие вдоль тела руки. И смотрел при этом капитан перед собою совершенно невидящим, абсолютно мёртвым взглядом. Остекленевшие и начавшие уже подёргиваться смертной поволокою глаза не мигая взирали мимо лежащего на полу человека прямо в противоположную стену. Из горла несчастного, на выходе из-под самого подбородка, торчал длинный и толстый щепастый деревянный обломок, — скорее, оторванная "с корнем" ножка стула. Войдя ему точно в затылок, кусок дерева пробил насквозь кости головы, перелопатив, буквально разобрав на отдельные позвонки шейный отдел, смешал их с густым киселём мозга — и вышел наружу. И теперь на измочаленном, игольчатом от бахромы древесных волокон изломе висел, уже начиная подсыхать, огромный, длинный и тягучий сгусток бордово-фиолетовой крови, вываливающийся из нанизанной на огрызок ножки, как на шампур, прорванной трахеи…

…Капитан вдруг медленно поднял правую руку… и поднёс её ко лбу, отдавая честь!

Дик едва не поперхнулся внезапно наполнившей рот кислой слюною, и лишь невозможность набрать полные лёгкие воздуха избавила его от порыва отчаянно и безысходно завизжать.

Первая мысль, ударившая его молотом в покрытый обильной холодной испариной лоб, истошно и настойчиво вопила о том, что и бедолага капитан стал Спящим. Этого Дик вынести уже не мог. Он засучил ногами и, враз забыв о боли, где-то неосознанно преодолевая её, где-то абсолютно не чувствуя, постарался хотя бы отползти, отодвинуться от этого ужасного «посетителя», "часового смерти". Он обернулся назад от себя, ища глазами направление своего возможного бегства. Что будет дальше, он не задумывался. Подальше, просто подальше отсюда, ради всего святого!!! Пелена безумия накрыла его с головою, растворив остатки соображения в подымающейся выше "девятого вала" панике.