Олег Лукьянов - Железный мир Страница 9

— Старший, — обратились из‑за толпы к ведущему, — почему мы так далеко отошли от замка?

Старший развернулся, оглядел всех бараньим взором, скривил губы, но ничего не ответил. Пошел дальше, лишь прибавив шаг. Ропот на несколько минут оборвался, все, включая меня, начали размышлять над странным поведением начальника, но потом в спину командира полетел шквал совсем уж нелицеприятных слов. Однако, видя что реакции от ведущего никакой, это развлечение всем скоро надоело. Люди давно привыкли подчиняться и идти куда скажут, а бунт, похоже, своеобразное развлечение.

— Знаешь, — обратился вдруг ко мне хлюпкий и сутулый старичок с перекошенным глазом, — в это трудно поверить но я ведь, как и ты, не рождался в этом мире…

— Что?! — встрепенулся я.

— Еще десять лет назад я был командиром лучшего в мире спецподразделения. Мой экзоскелет был самым ярким, самым устойчивым, самым сильным и разрушительным… Мой отряд штурмовал укрепления противника, почти не ощущая сопротивления.

Он замолчал, косые серые глаза не погодам старого мужика в лохмотьях заволокло пеленой воспоминаний. Я не смел перебить его мысли — про экзоскелеты никогда ничего не слышал, но знал, что слово из разряда фантастики.

— Но вот однажды правительство приказало нашему отряду испытать новый снаряд. Невиданное по замыслу оружие, которое убивает все живое на определенном расстоянии. Когда мы нашли базу повстанцев, запустили снаряд через ограждение и… И оказались среди джунглей — этого дикого леса. Сначала мы думали что просто сошли с ума, или быть может, все это побочный эффект нового оружия который перенес нас в другую часть мира…. Но потом, мы увидели местного воина, сначала одного, потом целый отряд…. Наши разрушающие молекулярную связь винтовки, не причиняли им вреда, а они своим первобытным оружием легко вспарывали броню экзоскелетов. Они предлагали нам сдаться, но я приказал перейти в рукопашную и драться до последнего. В том бою погибли почти все мои друзья, и нынче я единственный хранитель памяти о своем мире…

Он опустил голову и замолчал, сбавил шаг и быстро оказался в конце процессии. Не смотря на то, что я был оглушен свалившейся историей, все же понимал, что она была бесполезна. Каждый тут, в касте рабов, как успел убедиться, был со своей историей, историей о сломанной судьбе.

Старшой, наконец, остановился. Встал и весь отряд лесорубов. Старшой закрутил головой, безумный взгляд стал обшаривать кусты и деревья, лесорубы словно насмешничая, повторяли эти движения за ним. А через мгновенье началась бойня.

Со всех сторон из‑за зелени вышли те твари, рыцари, упоминание о которых заставляли трястись поджилки. На конусообразных шлемах редеют красные кисточки, узкие щели для глаз озарялись рубиновым светом, почти игрушечные, на вид алюминиевые доспехи в лучах солнца, пробивающих кроны деревьев, блестели и отбрасывали во все стороны зайчики. Бронированные перчатки сжимают длинные, но тонкие, чуть искривленные мечи, а закованные в сталь ноги ускоряли свои движения.

Люди закричали, заметались, умирать не хотели даже рабы. Но мясники в доспехах были повсюду. Они без жалости кромсали бегущих в тщетных поисках спасения или застывших от ужаса людей, и казалось, будто бы наслаждались происходящим. Когда один из них оказался рядом со мной, я уже приготовился к смерти. Но что‑то произошло рядом. Неведомо как объявившаяся здесь Катя в своих коротких доспехах, молодецким ударом раскроила шлем твари. Я смотрел как медленно падал на землю рыцарь, как медленно угасал красный огонь в глазах. Я хотел, было, стянуть шлем и заглянуть в лицо, но в тот момент не набрался смелости, а потом стало не до этого.

Поляна средь деревьев была заполнена воинами. Капитан что‑то приказывал, одобрительно кричал, воины радостно галдели, под их ногами распластались десятки поверженных рыцарей. Но лужи крови были не их. Я долго оглядывался, всматривался в толпу воинов, но среди них не обнаружил ни одного выжившего лесоруба. Все лежали искромсаны на части. Словно в каком‑то трансе я равнодушно, смотрел на фрагменты человеческих тел, будто был патологоанатомом с двадцатилетнем стажем.

Меня хлопнули по плечу, и от этого удара я чуть не упал. Катя улыбалась счастливо и искренне поздравляла меня с победой:

— Ты просто везунчик! — говорила она. — Ваша бригада была приманкой, и кто бы мог подумать, что в ней выживет хоть кто‑то.

Я закрыл глаза и отошел в сторонку… А что еще оставалось?

Глава 4

Иногда человек чувствует себя щепкой выброшенной приливной волной на песчаный берег. Так бывает когда он остается без помощи и поддержки, знакомых, родственников, любящих людей, просто прохожих — один наедине со всем миром.

В последующие дни я не чувствовал себя щепкой, я просто был ей, был ничтожным кусочком мертвого дерева, бессмысленным, бесцельным и бесценным. Моя жизнь не имела цены — для окружающих она не стоила ничего…

Обрадованный успешно проведенной операцией капитан, не глядя на трупы лесорубов, велел Кате доставить меня в другую бригаду. Для него я оставался ресурсом — если меня бросить в огонь, сгорая, мое тело отдаст немного тепла.

Катя вновь стальной перчаткой хлопнула по плечу: иди мол, я следом. И я пошел.

— Ненавижу! — закричал я шепотом, когда мы остались вдвоем в гуще леса. — Как же ненавижу вас всех: этот мир, этих людей, чванливого капитана, и то во что ты превратилась Катя.

За спиной хмыкнула некогда прекрасная девушка:

— А за капитана можно и по роже получить…. Иди давай быстрее, мне еще возвращаться на построение. Завтра, послухам, планируется кое‑что серьезное…

Больше мы не говорили. Катя передала меня в бригаду работающую недалеко от замка, молча развернулась и скрылась в лесу. Хмурые и о чем‑то догадывающиеся лесорубы ничего не спрашивали. Они просто боялись услышать подтверждение своим догадкам. А я тоже не трепал языком — остаток дня проработал крепко сцепив зубы.

Наверно от физиологической и умственной усталости, на следующее утро не мог вспомнить ни одного лица из бригады в которой провел все эти дни. Словно после смерти рабов их образы изглаживаются из памяти. Вот только в душе остается томящая пустота…

С первыми криками петухов, ворвавшиеся в барак надзиратели подняли бездарных пинками, раздали скудную еду и выстроили перед порталом ведущим в лес. А вот тут мне вновь стало не по себе: день пошел не по обычному сценарию — на площадь рядом с человеком в черном капюшоне, надзиратели отовсюду, почти из всех изб, стали выгонять других рабов. Кроме лесорубов тут собрали и свинопасов и рабов — личных слуг воинов и прочих бездарных оборванцев. Они будто опешив от неожиданной смены обстановки, вертели головами и смотрели на всех так, что мне даже стало стыдно — будто в чем‑то перед ними был виноват.

Вышедшие из вечно запертого бревенчатого дома надзиратели несли в руках охапки блестящих железок. С удивлением вперемешку со страхом, понял, что в их руках холодное оружие — нечто среднее между средневековыми мечами и длинными ножами. Надзиратели стали раздавать оружие бездарным, а когда в свою очередь я протянул руку к оружию, разносчик ножей нахмурился и показал куда‑то вниз. Я глянул и рефлекторно присвистнул, только сейчас дошло, что у меня как у лесоруба уже был топор…

Я так свыкся с этой тяжестью в руке, что практически не замечал, что таскаю его большую часть дня. И то, что я не выпустил его из рук даже вчера, когда на бригаду напали красноглазые твари, осмыслил только что. Забавно.

Всю вооруженную толпу бездарных погнали через портал. Там моя бригада построилась в общую колонну, состоящую по его прикидкам сотен из двух рабов. Сами надзиратели вооружились острыми серпами и внушительного вида плетями и встали позади всех. Люди нервничали, от всех тел в воздух исходили осязаемые флюиды страха — слух о том, что воины вчера послали бригаду лесорубов на верную смерть, и использовали их как приманку, не мог ни облететь деревню пред замком.

Но долго нервничать людям из касты рабов не дали — скоро на портале стали материализоваться надменные воины, среди которых выделялась женской фигурой Катя, а затем появился и капитан. Что‑то в этой грозной личности было не так, я долго морщил лоб, пока не понял причину своих сомнений. Когда по прибытию в этот мир впервые его встретил, передо мной предстало лицо греческого типа, все, включая морщины и глубоко посаженные глаза, выдавали свирепый характер их обладателя. А теперь ко всему этому добавилась еще одна черта: на правой половине лба капитана, в гуще глубоких борозд, красуется глубокий шрам в форме кратера вулкана — след от пули милиционера. Шрам останется с ним на всю жизнь, своим видом будет напоминать мне о неуязвимости и безжалостности этого… существа. Оглядев рабов хозяйским взглядом, он приказал воинам вести всех за ним.