Евгений Гуляковский - Повелительница снов Страница 9

При дворе правителя Захрана, императора Евлампия Второго, существовала должность «Великого ученого». Давно уже никто не помнил, чем именно должен заниматься «Великий ученый», и вступивший в эту должность несколько десятилетий назад Намо Калезский проводил время за составлением медленно действующих ядов, с помощью которых император устранял своих могущественных врагов в тех случаях, когда официальная казнь могла вызвать потрясение в общественном мнении Захрана.

Кроме того, в обязанности Намо входила поставка огненных потех во время празднеств и составление лечебных зелий для самого императора. Всем этим занимались в основном его многочисленные ученики, оставляя для самого Намо уйму свободного времени, которое он посвящал изучению старинных свитков и тайным занятиям алхимией и магией.

Последнее было чревато потерей головы, если бы императорские шпионы донесли его высочеству, чем занимается в своей отдельно стоящей башне «его ученость».

Был ли оправдан такой риск? Намо не испытывал уверенности в этом, но жизнь его уже клонилась к закату, так и не принеся ему ни богатства, ни славы. В конце концов ощущение собственного медленного угасания и твердое осознание того, что мир, в котором он живет, катится в пропасть, подвигли «ученого» на один из самых опасных экспериментов древней магии — вызов дьявола с последующей продажей собственной души за приличную цену.

Намо начал готовиться к эксперименту заранее, хорошо понимая, что в случае успеха главное — не продешевить и не поддаться на хитрые уловки нечистого. Он заранее подготовил свои требования и даже изложил их в письменном виде.

Здесь было сорок кошелей золота, пригородный замок, хорошенькая служанка без лишних амбиций, абсолютное здоровье и, разумеется, бессмертие. Впрочем, последнее требование вызывало у Намо наибольшие сомнения. Какой же идиот согласится подарить бессмертие тому, чью душу он может забрать именно после смерти?

Это очень трудно — перехитрить дьявола, но Намо надеялся на свой изобретательный ум, поднаторевший за долгие годы словесных битв в имперской академии искусств и наук.

Когда список был наконец готов и выверен, Намо приступил к закупкам необходимых для ритуала ингредиентов. Их нельзя было приобретать сразу и в одном месте, не вызвав при этом обоснованных подозрений. Из наиболее редкостных и дорогих вещей ему были необходимы: голова недавно казненного, сушеные корни мандрагоры, особые черные свечи и чешуя дракона.

Он закупал все это и многое другое в разных местах и в разное время, и лишь голову покойника, казненного на центральной пощади, пришлось ждать довольно долго. Не так уж часто император устраивал публичные казни, предпочитая использовать зелья, изготовленные его «Великой ученостью». Собственно, охота за этой головой и подвела несчастного Намо.

То ли он предложил палачу недостаточную цену, то ли по какой-то другой, неизвестной Намо причине палач выдал его одному из дознавателей императора, и в день покупки Намо был арестован, что называется, с поличным.

К счастью, его не отправили немедленно в пыточные подвалы дворца, где производились дознания обычных преступников, а заточили в одной из секретных комнат верхних этажей башни. Это давало некоторую надежду, но вскоре она рухнула, как только Намо узнал, что в его дознании пожелал участвовать сам Евлампий.

Этот тридцатилетний правитель, слишком рано взошедший на престол после внезапной смерти отца, отличался безжалостностью к своим врагам и не брезговал никакими средствами для достижения собственных целей. Намо хорошо помнил, что незадолго до смерти старого императора один из приближенных Евлампия, тогда еще принца Евлампия, закупил у него сильнодействующее зелье, а когда вскоре после этого император заболел и внезапно умер, Намо с ужасом понял, какая судьба его ждет — таких свидетелей не оставляли в живых…

Но время шло, и, казалось, недавно коронованный император забыл о своем ученом, оказавшем ему такую важную услугу. Целых два года, вплоть до сегодняшнего дня, Намо по утрам благодарил бога за то, что проснулся живым. Это и было главной причиной, побудившей его обратить свои взоры к древним свиткам, которые могли ему помочь вызвать дьявола…

Но этот путь привел его в темницу. На первом допросе «его учености» присутствовал сам император.

Он восседал в кресле с высокой спинкой, специально поставленном в пыточной камере по такому случаю. Несчастный Намо, пока только привязанный к дыбе и еще не подвергнутый допросу с пристрастием, торопливо и подробно отвечал на вопросы следственного пристава, изредка бросая отчаянные затравленные взгляды на орудия пытки, в изобилии разложенные на столе. Он ничего не знал о существовании этой камеры, предназначенной для допросов особо опасных преступников. Обычных преступников отправляли вниз, в подвалы, и больше их никто не видел, но тех, кем интересовался сам император, допрашивали здесь.

На широкой скамье, рядом с орудиями пыток, лежала голова покойника, доставленная сюда в качестве вещественного доказательства.

Поскольку императора больше всего интересовало, для чего Намо понадобилась эта голова, судебный пристав, проявляя максимальное рвение в присутствии его высочества, уделял все свое внимание именно этому вопросу и уже не раз порывался приступить к пыткам, поскольку ответы Намо казались ему обычными увертками. И только брезгливый отрицательный жест Евлампия заставлял пристава воздерживаться от радикальных методов. Намо отлично понимал, что его уже ничто не спасет. Именно поэтому объяснения «ученого» о сложных медицинских опытах, для которых ему понадобилась человеческая голова, выглядели неубедительно.

В конце концов Евлампию надоело ждать, и, властным жестом отослав прочь палача и дознавателя, он остался один на один с привязанным к дыбе заключенным.

— Я знаю, для чего тебе понадобилась голова. Как я понимаю, ты решился наконец приступить к опытам по оживлению покойников.

Услышав это обвинение, Намо задрожал от ужаса, поскольку вызов дьявола по сравнению с этим преступлением выглядел детской забавой. Между тем император, вперив в Намо суровый взгляд и истолковав его трепет как подтверждение своих слов, продолжал:

— Тебя должны казнить за это. Но отец перед смертью дал мне одно очень ценное наставление: любое начатое дело должно быть доведено до конца. Поэтому я решил дать тебе шанс и не прерывать пока твою никчемную жизнь. Больше того, если твой опыт увенчается успехом, я тебя помилую.

Намо не верил собственным ушам. Древний свиток, описывающий процедуру оживления, действительно существовал, но кара, которая должна была за этим последовать для того, кто осмелится проникнуть в темные глубины смерти, была столь ужасающа, что никто из ученых не решался преступить эту страшную черту, и вот теперь сам император…

Взглянув еще раз на стол с орудиями пыток, Намо понял, что муки, угрожающие ему прямо сейчас, могут оказаться намного страшнее неопределенной кары за попытку оживить покойника.

И даже если древний свиток солгал и опыт не увенчается успехом, это даст ему хоть какую-то отсрочку от немедленной мучительной смерти.

— Я сам буду присутствовать при твоих опытах, — добавил император. — Ну как, ты согласен?

Сил у Намо нашлось лишь на то, чтобы молча кивнуть и пролепетать, что ему могут потребоваться для ритуала различные предметы.

— Тебе помогут их приобрести. Начинай подготовку сегодня же и сообщи мне, как только все будет готово. Я приставлю к тебе специального человека. Он будет даже спать вместе с тобой, не надейся меня обмануть.

— Я и не думал, Великий! Но я должен знать уже сейчас, кого именно придется мне оживлять.

— Лорда Кренга.

— Разве он умер?

— Нет. Но вскоре умрет. Ты сам определишь день, когда это должно произойти.

Оставшись один и придя немного в себя после пережитого ужаса, Намо задумался над тем, для чего императору понадобилось превращать в покойника человека, которого он затем собирается оживить. Объяснение здесь могло быть лишь одно: императору необходимо узнать от Кренга нечто настолько важное и тайное, чего не могли бы вырвать из этого человека никакие пытки. Зомби не умеют лгать. Но, если эта догадка верна, он, Намо, также станет обладателем этой страшной тайны, и его шансы на жизнь уменьшатся настолько, что об этом лучше не думать. Чтобы хоть ненадолго забыть о своей печальной участи, Намо весь отдался работе, и вскоре все было готово к страшному эксперименту.

Воля императора должна была воплотиться в действии, одна мысль о котором заставляла шевелиться волосы на голове «ученого».

Сверив дату с астрологическими таблицами, Намо определил, что ритуал должен состояться в полночь с четверга на пятницу, тринадцатого Урожана, и откладывать это событие дальше было уже невозможно, поскольку после этого дня шли целых пять неблагоприятных лет.