Олег Верещагин - Не вернуться никогда Страница 9

Мальчишки зашагали прочь — с таким видом, словно охотились в своей личной усадьбе.

Пока не стемнело окончательно, они успели отмахать два километра, отделявшие перелесок от холмов. Уверенно побежкой, плечо в плечо, поднялись на один из них — и так же синхронно замерли — плечо в плечо. Ротбирт еле слышно выдохнул в изумлении — и Вадим его понимал, если честно.

Через узкую долину текла река. И она, и рощи по её берегам уже погружались в темноту, но ещё можно было различить и оценить и красоту этого места — стадо оленей на водопое…

Мальчишки стояли — Ротбирт опираясь на лук, Вадим — руки в бока — пока не стемнело совсем. Только тогда они начали неспешно спускаться вниз…

…Этой ночью, лёжа у догоревшего костра и прислушиваясь к ночным звукам, мальчишки говорили. Ротбирт рассказывал свою прошлую жизнь. Раньше как-то не получалось, хотя слов у него на языке и у Вадима в уме уже хватало, чтобы рассказ стал внятным…

…Его первые воспоминания были связаны со льдом, снегом и низким, негреющим солнцем. После гибели вождя переселения с Анласа — кэйвинга Аларди Бурра, Аларди Ревущего, народ анласов вёл его брат, Эшефард. Шли уже не первый год — пробиваясь через торосы, пересекая ледяные поля, форсируя прозрачные до хрустальности реки, на дне которых лежало золото. Некоторые племена-зинды шли ближе к берегам Ан-Марья, и за серыми волнами, лизавшими чёрные песчаные берега, иногда виднелись берега покинутой родины. Опытные корабелы были среди анласов, но лес не рос на этой земле. И не жил никто, кроме снежных чудищ, белых волков, куропаток, да оленей. Выросло поколение, не видевшее деревьев, не знавшее лета!

Но были они упорным и отважным народом. Страшно медленно, но верно людская река — сто двадцать пять тысяч мужчин-воинов, более восьмисот тысяч стариков, женщин и детей, более двух миллионов голов скота — после семнадцати лет скитаний по льдам вышли в дельту могучего Туснана и хлынула на юг, в безлюдные леса левобережья, где и остановилась в изнеможении и изумлении при виде открывшихся просторов и того, как похожи они на леса Анласа — какими они были до того, как странные и страшные зимние дожди убили деревья. Дальше идти пока что никто не мог, да и не особо хотел — кое-какие зинды начали отделяться. Так возникли Дэлана, Нортасур, Бёрн и Гатар — анласские княжества. Правда, лихие молодцы под началом непоседливых младших сыновей старых кэйвингов уже сколачивали дружины, поднимали новые гордые баннорты и подбивали людей идти и дальше на юг, в земли невиданных народов — но пока что никто не забирался дальше огромного лесного озера-моря, названного пришельцами Сентер. Лишь охотничьи экспедиции по суше выбирались в обширные степи, да новенькие корабли-скиды добрались до каких-то островов в океане… На восток — там, где вдоль издавна гор жили их родичи, а дальше селились славяне — никто не забирался, о тех местах рассказывали недоброе — что там влыдчествуют колдуны со звёзд, и одолеть их простому человеку невозможно…

…Отца Ротбирт не помнил. Ратэст одного из кэйвингов, он погиб в начале похода — касатка проломила припай, на котором отец мальчика и ещё один ратэст из младших ловили рыбу. Мальчишку отважный воин вытолкнул на цельный лёд, а сам попал в пасть морской зверюге… Спасённый назвал мать Ротбирта своей сестрой и заботился о ней и о малыше, пока и сам не погиб в схватке с волчьей стаей.

Слабые и беззащитные у анласов одиноки не бывают. Кэйвинг Радда, которому служил отец Ротбирта, заботился о семье погибшего ратэста. Вырос Ротбирт с детьми других воинов.

Мальчик впервые попробовал хлеб в четырнадцать лет. Он до сих пор помнил это восхитительное, ни с чем не сравнимое ощущение, этот изумительный вкус…

…Мать он потерял при переходе через горы во время обвала — даже откопать её тело, чтобы предать огню, не представлялось возможным. Тот же обвал погубил и Радду, а с ним — и будущее ратэста Ротбирта. Его сын Хэста был на два года старше Ротбирта…

— … Что же дальше? — не выдержал Вадим. Приподнявшись на локте, он смотрел над рдеющими углями костра туда, где лежал замолчавший Ротбирт. Послышался вздох, потом — невесёлый смешок и распевный голос:

— Странное что-тоС кэйвинга дочкойВдруг приключилось.Сватов не слалиК юной девице,Дома порогаНога женихаНе перешагнула.Воины крепкоЕё сберегали,Верностью честноОни клялись —Никто покойЕё не нарушил.Никто не можетВождю ответить,Как это случилось,От кого дочьПонесла вдруг?!.…Своей кормилицеНа меч старинныйНад изголовьем висящий,Чтоб сны покойныУ девы были,Кивая тихо,Открылась только,Шепча украдкой:"Меч этот —Отец ребёнка!Клянусь богами!Меч этот в юношуОборотился,С ним ночь провела я…"Уже проходитДевятый месяц.Вот сын родился……Двенадцать лет минуло.Без отца подрастает парнишка.Но злое словоНикто не смеетМальчику бросить.Ему — двенадцать,А ростом, статью —ПятнадцатилетнемуОн не уступит.Кулак — что молот.Он крепко телом,Он гибок в кости,Как меч хороший,Богами кованый.Глаза парнишки —Стальные цветом.И, если взглядомНедобрым глянет —Он словно острымКлинком ударит.А волосы парняЗолотом сверкают,Словно оковкаНа рукояти.Мать сынаЗовётАрнсакси."Клинок из стали", —То имя значит!За двести ярдовИз лука большого —Из эдлхантанга —Стрелою пареньБыку глаз пронзает.Щит пробиваетЗа двадцать ярдовБрошенным дротом.За сорок ярдовУдаром аксаПерерубает копья он древко.Мечом кольчугуДвойного плетеньяКак мешковину,Он рассекает.Веслом гребёт онОдин часами,Воинам взрослымНе уступая.В бурлящее море,В волны холодныеС прибрежных утёсовБез страха прыгнетИ проплываетШесть перестрелов.Часами можетБежать в доспехе,Со всем оружьем,По лесу, скалам,Через речушки, холмы, овраги.Не уступает парень дорогуНи волку, ни рыси,Ни злому медведю,Ни человеку!В пиру — как взрослый,В любви — как мужчина,В бою — как воин.Лучшим он равен!Дед втихомолкуВнуком гордится.Шепчутся женщины:"Отец ублюдка —Дьяус Однорукий,АстовидатуПобедитель,Образ мечаХитро принявший!"……Как-то под вечерС товарищем лучшимВо дворе домаАрнакси боролся.С сыном верного воина дедова(Тэри мальчишку звали).Чтоб поддразнить,Чтоб раззадоритьДруга на схватку,Тэри смеялся:Мол, ты не знаешь,Кто был отец твой!Не жеребец лиИз деда конюшен?Мол, мастью соловойЕму ты подходишь…Вспыхнул Арнсакси!Гнев разум застил!Не рассчитав сил,Сплеча ударил —Словно не в шутку,Словно не друга,А в бою жаркомВрага побеждая!Череп пробил онЭтим ударом.Лучшего другаВ запале, по гневу,Слепо убил он!!!Видя, что сделал,Пьяный от горя,Кляня свою силу,Коня оседлал онИ прочь помчался,Чтоб никогда большеНе возвращатьсяК дому родному!Чтоб беды большеВ слепом угареНе натворить бы…

Конечно, не обо мне эта история, и сходство лишь в том, что и мне пришлось покинуть родной зинд…

…Хэста проявлял столь дикую и явную радость от смерти отца, что и дружина, и хангмот просто недоумевали. Первым же поднял свой голос открыто именно Ротбирт, навек сохранивший в душе благодарность к кэйвингу. В лицо он, мальчишка, не заслуживший ещё права носить отцовский меч, сказал молодому кэйвингу:

— Негоже тебе, щенок, ничем не прославивший своё имя, занимать место, которого ты не достоин!

Воины просто онемели. Они клялись в верности Хэсте, но были справедливы слова Ротбирта… И пока ратэсты решали, выбирая между долгом и совестью, гнев Хэсты решил и разом и его судьбу, и судьбу Ротбирта.

Вскочив, кэйвинг метнул в Ротбирта нож. Но тот прошёл хорошую школу. Он пригнулся и метнул свой нож в ответ раньше, чем сам успел понять, что делает.