Юрий Волгин - После нас Страница 9

– Мне некогда, Эндрю. У меня там пассажир умирает, ему бы побыстрее в аптеку.

Дикарь вздрогнул и растерянно потер грязный лоб.

– Кто там у тебя?

– Пассажир, мой… гм… друг. Мы путешествуем вместе.

– Старик? Он старик?

– Да, откуда ты знаешь?

Эндрю отбросил бутылку в тряпье и, упираясь спиной в кирпичную стену, окружавшую задний двор заправки, встал. Пошатываясь, подошел к Густаву. Тот снял предохранитель, но не отошел и не дернулся. Пьяный представлял собой слишком малую угрозу, чтобы принимать его за полноценного противника.

От Эндрю несло непередаваемым букетом из запахов старой мочи, спирта, заплесневелого черного хлеба и сгнивших сладких фруктов. Его лицо покрывала жесткая щетина с проплешинами, а под густыми бровями горели карие глаза. Вернее, они постоянно мигали, и Густав не мог уловить момент, когда дикарь смотрел на него ясно и трезво, а когда глаза его вдруг мутнели. С ним определенно творилось что-то неладное.

– Ты странник. Одинокий, мать твою, бродяга. Вроде бы. И приехал сюда со стариком на закорках. Так?

– Да.

– У меня для тебя послание.

– Что?!

– Стой тут.

Эндрю хлопнул Густава по плечу и побрел в угол двора. Встал на колени возле кабинки биотуалета и начал рыть землю. Прямо руками.

– Что за послание, Эндрю?

– Сам увидишь, погоди. Я тут тайничок оборудовал.

Дикарь быстро докопался до куска фанеры, обнаружившегося на глубине сантиметров пятнадцати. С довольным лицом постучал по нему кулаком – раздался глухой звук. Он разгреб землю по сторонам, подцепил фанеру грязными ногтями. Под фанерой обнаружилась ямка с лежащим на утоптанном дне полиэтиленовым свертком размером примерно с половину ладони.

Эндрю достал сверток и пополз обратно к Густаву, даже не вставая с земли. Остановился возле ног странника, восторженно посмотрел на него сверху вниз и сказал:

– Смотри, это тоже я придумал. Чтобы не промокло.

– Что там?

– Сейчас увидишь.

Эндрю вцепился зубами в бечевку, которой был обвязан целлофановый пакет. Густав инстинктивно сделал два шага назад, направил пистолет на дикаря, продолжая наблюдать за его действиями.

Когда с веревкой было покончено, Эндрю осторожно развернул целлофан, внутри которого оказался непонятный черный предмет прямоугольной формы, в свою очередь упакованный в прозрачный пластик. Дикарь протянул его Густаву на вытянутой грязной дрожащей ладони.

– Что это такое, Эндрю?

– Это тебе. Тебе, странник. Тут даже написано – «Густаву».

Колени у Густава предательски дрогнули. Какого черта?!

Густав неуверенно взял непонятный предмет. Легкий. Практически невесомый. На нем действительно была криво наклеена белая полоска бумаги со словом «Густаву».

На другой стороне предмета имелись клавиши управления.

– Это какое-то устройство, – сказал он. – Похоже на плеер. У меня такой на корабле валяется.

Клавиши были сенсорными, а прозрачная упаковка никак не хотела поддаваться. Густав вцепился в нее зубами и с хрустом разорвал по шву.

– Тут нет наушников, – сказал он, посмотрев на Эндрю.

Но тот лишь пожал плечами, не сводя глаз с плеера.

– И как мне его включить, как слушать? Ладно, разберемся.

Густав нажал обычную, не сенсорную кнопку «Power» на боку плеера. И тот включился, тихонько завибрировав. Мигнули синие индикаторы, зажглась подсветка навигации, вспыхнул маленький монохромный дисплей. На нем мелкими черными буквами прокручивалось название текущего трека, на английском языке.

– «For you», – прочитал Густав.

– Фо ю, – как завороженный, повторил Эндрю.

Странник прибавил громкости, и неожиданно с обратной стороны плеера раздался треск. Немного подумав, Густав наконец догадался сдвинуть тонкую декоративную пластину, защищающую внешний динамик.

– Так-то лучше.

Он выкрутил звук на максимум и приготовился слушать. Но ничего не происходило. Только непонятный треск, шуршание и противный писк, повторяющийся каждые пять секунд. Наконец кто-то кашлянул на записи и сказал: «Раз-раз, раз-два».

«Привет, Густав, – сказал голос под аккомпанемент зафонившего микрофона. – В лучших традициях жанра, если ты меня сейчас слышишь, то мое послание дошло по назначению. Скажем спасибо Андрею, надеюсь, что ты его не обидел».

Эндрю восторженно хохотнул и потер кадык. Ему неожиданно захотелось выпить. Хоть что-то, хоть химический реактив. Но лишь бы расслабило.

«Наверное, ты сейчас удивлен. Может быть, даже поражен. Но когда я вкратце расскажу тебе суть вопроса, ты поймешь, что к чему. Мне не хотелось бы держать тебя в неведении, и я прошу прощения за те дни, что ты провел в дороге, не зная того, что тебе предназначено.

Но давай обо всем по порядку. Чтобы ты понял, что я не вру, я расскажу тебе следующее. Ты родился на территории Германии в две тысячи восемьдесят пятом году. У тебя была полноценная семья, отец и мать, все как полагается. Может быть, ты удивишься, но изначально вы жили в городе, и ты не был странником, Густав. Ты был дикарем».

Густав нахмурился и сжал челюсти так сильно, что у него заложило уши. Дикарем? Что мелет этот чепушила, это же невозможно, он хорошо помнил свое детство. Бросил быстрый взгляд на Эндрю: не смеется ли тот над ним? Но тот слушал голос и, казалось, ничего для него сейчас больше не существовало.

«До трех лет в Баден-Бадене жил маленький дикарь Густав. Затем твой отец убил одного странника, который остановился в вашем доме на ночлег. Он болел и не мог вести свой корабль дальше, ему нужен был отдых. Твой отец устроил ему отдых, Густав. Сначала уложил на подушку, а затем положил еще одну подушку сверху. Немецкий бутерброд. Он понимал, что жизнь в городе дикарем – не то, о чем бы он мог мечтать в этом новом мире. Ты вырос весь в него, знаешь ли. Он привил тебе ненависть к городу. Ты впитал ее не с молоком матери, хорошей и мудрой женщины, а с сигаретным дымом отца.

Твой отец курил „Бланш“, Густав. Обычно целый блок этого дерьма бултыхался в багажнике вашего корабля.

Твоя мать умерла от рака. Возможно, его усугубил твой вечно смоливший отец, но я не буду делать необоснованных заявлений. А сам он, Густав, однажды пропал, бросив тебя в корабле. Тебе было двенадцать лет, и в одно прекрасное утро ты проснулся в одиночестве.

Наверное, тебе было страшно, потому что ты плакал и хныкал, стоя на крыше своего собственного, теперь уже, корабля».

– Откуда? Откуда он все это знает?! – воскликнул Густав.

Но Эндрю молчал. Замолчал и голос в плеере.

Странник потряс устройство, но оно работало, из динамика шел мерный гул молчащего микрофона, отсчитывался хронометраж. Густав сел рядом с Эндрю, опершись о каменную стену плечом, и положил плеер на землю, динамиком вверх. Вскоре вещание возобновилось:

«Всю свою жизнь ты думал, что твоего отца похитили дикари. Эти выблядки, живущие в городе и пожирающие своих матерей, они словно рак. Ты даже как-то наведался в тот город, возле которого вы тогда заночевали. В тебе взросло зерно отмщения, ты питался пламенем злобной ненависти. Если бы в тот день тебе встретился хоть какой-нибудь житель города, ты бы убил его, не задумываясь. Любого. Девочку, мальчика, старика. И ты сейчас ждешь, что я назову тебе причину, по которой исчез твой отец.

Но ее нет.

Я ее не знаю.

Я знаю все о тебе, но вот о твоем отце не слышал ничего с тех пор, как ты проснулся под холодным липким одеялом в сентябре две тысячи девяносто седьмого. Один».

У Густава дрогнул подбородок.

«Затем твоя жизнь не отличалась праведностью. Ты воровал, ты крал, ты грабил, ты убивал. Помнишь тех троих на трассе? Каждому из них было не больше двадцати лет. Совсем как тебе. Но это ничему тебя не научило. Ты глуп, Густав. Ты считаешь городских жителей дикарями, но сам не далеко ушел от них. Ты всего лишь странник, который забыл свое дикарское прошлое.

А теперь немного фактов. У тебя есть шрам под ребрами – остался после драки. Ты заезжал к Креку и искал того, кто может сделать хорошую татуировку без заражения. Не знаю, что ты себе набил, но сам факт мне известен. У тебя за всю твою жизнь было одиннадцать женщин. Три из них мертвы! И лишь ОДНА смерть не лежит на твоей совести! Ты знал об этом, Густав?! Ты знал, что Наташу избили ДО СМЕРТИ за то, что она спуталась с чужаком не из общины?! Ты знал, что Стефани, эта малютка с наивными голубыми глазами, вскрыла себе вены после того, как ты уехал от нее, не сказав „Прощай“, ничего не сказав?! Знаешь ли ты это?!!»

– Нет, нет, – зашептал Густав. – Да этого не может быть, просто не может.

«Две смерти только потому, что ты засунул свой член не в те дырки. Ты угроза для этого мира, Густав, для мира, который пропитан смертью, ты – угроза! Только вдумайся! Тебе не страшно?

Мне вот страшно.

Но ты нужен мне. И я готов закрыть глаза на то, что ты совершал раньше. Я не буду тебя наказывать, хотя могу это сделать. Ой как могу.

Сейчас ты двигаешься на запад со стариком по фамилии Марков. Его, кстати, зовут Михаил. Я знаю даже это, Густав. А ты, проведший с ним несколько дней и ночей, спасший его из горящего пекла, не знаешь его имени! Ха! Ты хоть сам себе приятен, скажи мне? Тебе не омерзительно твое поведение? Или страннику все позволено? Что ж, я не буду тебя переубеждать, придет время, и ты сам все поймешь.