Андрей Буторин - Север Страница 9

    Итак, он вроде бы понял, что ехать по левой дороге ему сейчас не надо. На всякий случай он провел пальцем по той «ниточке», что вела прямо. Вел до тех пор, пока та не уперлась в более широкую полоску. Ну да, ее и показывал ему небесный дух, она и вела почти в самый верх карты, где написано крупными буквами «Мурманск». Кстати, Нанас внезапно понял, что он знает теперь все буквы из этого слова. Конечно знает, память-то у него замечательная. А раз так, надо запомнить уже и те буквы, из которых состоят «Ловозеро» и «Ревда» – вот ведь они, только что в них пальцем тыкал. Кто знает, что ему теперь может пригодиться. Вон, дух и про указатели какие-то говорил. А еще... Нанас вспомнил про «дощечку» небесного духа и подумал, что, может, он теперь сумеет прочитать, что написано на ее первом листе.

    Он убрал за пазуху карту и достал оттуда «дощечку». Открыл, посмотрел на первый лист и с огорчением понял, что букв он еще знает все-таки очень мало. Из тех, что ему удалось прочитать, получилось лишь «.невн.к с. ле..енан.а .у..на Семена». Более-менее понятным было лишь последнее слово – «семена». Правда, над второй буквой «е» стояли еще зачем-то две точки. Видимо, эти самые семена небесный дух и нарисовал. Но при чем тут были какие-то семена, для Нанаса так и осталось загадкой.

    Тем более, поломать над ней голову ему помешал Сейд. Пес нетерпеливо гавкнул, будто говоря: что ты нюхаешь эту пересохшую кожу, не пора ли найти более мягкую и вкусную, желательно со свежим сочным мясом внутри?

    Упрек был справедливым. Нанас и сам уже чувствовал зверский голод, а забывать кормить своих животных вообще никуда не годится.

    Он быстро спрятал за пазуху «дощечку» и виновато пробормотал:

    – Все, все, сейчас поедем. А ты смотри по сторонам, ладно? Я буду лук наготове держать, учуешь куропатку или зайчишку какого – гавкни, мы их с тобой легохонько добудем.

    Удача и впрямь поджидала их совсем неподалеку. Нарты не успели проехать и два полета стрелы, как справа от дороги, из молодого ельника, выпорхнуло сразу пять куропаток. Лук у Нанаса был наготове, первую стрелу он пустил, когда птицы еще не успели подняться над невысокими елочками. Выстрелил – и тут же наложил на тетиву приготовленную заранее вторую стрелу. Эта была более тяжелая, с металлическим наконечником; сила и точность удара имели сейчас большее значение – куропатки улетали все дальше. Нанас попал в цель и на этот раз. Хотел было сделать и третью попытку, но не стал, промахнуться теперь было легко, а найти в глубоком снегу между деревьями стрелу – не очень.

    Между тем, Сейд уже сбегал за подбитыми куропатками и положил тушки возле ног хозяина. Нанас потрепал его по круглой белой голове, вынул из птиц стрелы и сунул добычу в самый нос кережи. Теперь нужно было найти подходящее для стоянки место, развести костер и приготовить ужин.

    Далеко в лес он заезжать не стал, снег там был более глубоким и рыхлым, чем на продуваемой ветром дороге, и нарты сильно, по самую кережу, в него проваливались. Да и ни к чему было это делать, вскоре попалось неплохое местечко – небольшая полянка, закрытая с трех сторон густым молодым березняком, через который не сможет бесшумно подкрасться ни один крупный зверь, а с четвертой стороны там вплотную друг к другу росли две старые разлапистые ели, широкие нижние ветки которых были уже готовым шалашом.

    Нанас распряг оленей и привязал их на длинных арканах к деревьям. Обычно он этого не делал, прирученные животные не уходили далеко от хозяина, но сейчас рисковать не стоило, потерять в его положении оленей было бы смерти подобно.

    Еще подъезжая к месту стоянки, он заметил на снегу ломаные дорожки заячьих следов и теперь достал из кережи силья. Если повезет, то за ночь в петлю может попасть заяц, тогда будет и чем подкрепиться утром, и взять какой-то запас в дорогу.

    Нанас достал из кережи сплетенные из ивовых ветвей снегоступы и, приторочив их к пимам, отправился в лес. Пока он устанавливал силья, заодно поднабрал и сушняка для костра. Вернувшись, притоптал снег на поляне, сложил ветки шалашиком, в середку сунул содранной с березы бересты, а под нее – горсть заранее высушенного мха из мешочка на поясе. Потом достал оттуда же кремень с кресалом и умело высек сноп ярких искр. Сухой мох сразу начал тлеть, осталось лишь раздуть его, чтобы вспыхнула береста, а там занялись огнем и ветки.

    Он подложил в костер сучьев потолще и пошел искать еще дров. Сейд хотел увязаться с ним, однако Нанас покачал головой и показал на оленей – стереги, дескать. Сам же снова отправился в лес. На сей раз он забрел чуть подальше и вскоре наткнулся на свежий лосиный след. Проку от этого сейчас никакого не было, он не взял с собой дротик для охоты на крупного зверя, да и ни к чему такая большая добыча – что с ней делать? И не съешь, и с собой не увезешь. Убивать же просто ради удовольствия он никогда не любил.

    Насобирав большую охапку дров, он отнес ее на поляну, вырезал толстый прут и рогатину и повесил над костром плотно набитый снегом котел. Наломал елового лапника, чтобы не сидеть на снегу, а пока талая вода закипала, он, подбрасывая в котел снег, ощипал и выпотрошил одну куропатку. Вторую сразу же отдал Сейду. Пес утащил птицу под елку и начал хрумкать ее, судя по звуку, вместе с костями и перьями.

    Пока варилась куропатка, Нанас сходил еще раз за дровами, а заодно нашел и срезал трутовник – березовый нарост – для чая. Потом достал из мешка с провизией небольшой берестяной туесок с высушенной и перемолотой в муку белой сосновой корой, что он наскоблил с ошкуренных деревьев еще по осени, и добавил две горсти в котел. Затем раскопал снег, отыскал брусничник, нарвал горсть красных, будто капли крови, ягод и тоже бросил в кипящее варево.

    Когда похлебка была готова, он снял ее с огня, а над костром повесил набитый снегом маленький котел – для чая. Сам же уселся перед большим и вспомнил, что забыл достать ложку. Но ударивший в ноздри запах еды так возбудил его, что он, не утерпев, шипя и охая, голой рукой залез в горячую воду, достал кусок мяса и, обжигая язык, губы и нёбо, впился в ароматное, нежное мясо зубами. С куропаткой он разделался едва ли медленней, чем Сейд, а потом все же поднялся и сходил к нартам за ложкой, и похлебку съел уже по-человечески, особо не торопясь. После этого покрошил и заварил в маленьком котле трутовник и с большим удовольствием напился чаю.

    Между тем, быстро стало темнеть, и пока Нанас чистил снегом и убирал в нарты посуду, наступила настоящая ночь. Олени, наевшись ягеля, который в избытке отыскался под снегом, уже улеглись между сугробами, так, что их стало не видно – различались в свете костра лишь торчащие над снегом рога, да и те легко можно было принять за ветки. Сейд тоже давно сопел под еловыми лапами, и только Нанасу, несмотря на прошлую бессонную ночь, спать совсем не хотелось; события минувшего дня крутились в его голове снова и снова. Тепло огня, уютный по-домашнему треск горящих сучьев, звездочки искр, взлетающие к черному небу, – все это помогало неспешным, спокойным раздумьям.

    Чтобы не сидеть истуканом и чем-то занять руки, пока мысли плетут свой задумчивый танец, Нанас решил сделать дротик, благо что у него теперь имелись найденные в каменном коробе ножи, один из которых можно было использовать как наконечник. Срезав ножом небесного духа стройную молодую березку, Нанас вновь уселся перед костром и принялся ее аккуратно ошкуривать. И теперь уже дал своим мыслям полную волю.

    Времени прошло совсем немного – с прошлого вечера по нынешний, а случилось всего столько, сколько не происходило, пожалуй, за всю его жизнь. Во всяком случае, прежде не случалось ничего такого, что полностью бы эту жизнь меняло. Но самое главное – он избежал смерти, то есть – сбежал от нее. Правда, еще неизвестно, не нагонит ли она его вскоре, ведь едет он туда, где у смерти, похоже, самые обильные охотничьи угодья. Но не ехать – умереть еще скорей, и уже наверняка; с духами не спорят, им подчиняются. Так что о том, что будет дальше, можно сейчас не размышлять – что будет, то и будет. А вот о том, что было, – пожалуй, подумать стоило. Взять того же нойда Силадана... Он, Нанас, еще сегодня утром полагал, что тот их обманывает. Оказалось, что нет. То есть, обманывает, конечно, но не в главном. Да и то, скорее, потому, что и сам точно не знает, как оно есть на самом деле. Странно, конечно, ведь нойд на то и нойд, чтобы общаться с духами и узнавать от них истину. Вот, сам же он, Нанас, совсем не нойд, однако повстречался с духом и многое от него узнал. Так может, Силадан и не нойд вовсе? Может, он обманул их всех уже в этом? Ведь недаром старейшина Ародан называл его странным именем – Силантий и разговаривал с ним попросту, как с обычным человеком, а не нойдом, и Силадан вовсе на это не гневался, называя старейшину не менее странно – Андреем, а то и вовсе прозвищем – Кожухов. Правда, разговор у них шел наедине, они ведь не знали, что Нанас лежит в сугробе в двух шагах от вежи. А узнали – убили бы сразу, не дожидаясь наступления дня... Ладно, вспоминать об этом не хочется, да теперь это уже и не важно – сыйт далеко, вряд ли он в него когда-то вернется. Но в том подслушанном разговоре было еще кое-что важное. Тогда он не понял, о чем шла речь, а сегодня, в Ловозере, все встало на свои места. Ародан просил у нойда разрешения взять двух-трех человек и сходить в один из поселков. Нанас, хоть и не мог сообразить, о чем идет речь, запомнил слова старейшины дословно.