Алексей Бергман - Запомни - все обман![СИ] Страница 9

Сбой подло вдарил по мозгам. Хотя Воронцов предпочел бы жить в хилом теле, но здравом рассудке.

Семь лет назад, выбирая между собственными ощущениями и логикой, Захар — тогда еще Иван Погребняк, убедил себя, что отторжение мира, в котором он очнулся, вызвано опытами, проводимыми над его интеллектом. Н е п р а в и л ь н о с т ь, окружающей его действительности он списал на побочные действия вмешательства в мозг «кролика». Искать иное объяснения он не отважился: иное лежало в области фантастики, эзотерики, мистики, психиатрической лечебницы.

Ученые, противодействуя ощущениям, втолковывал себе Захар, ускорили мои интеллектуальные операционные возможности, «растормошили» спящие зоны мозга, раздвинули пределы оперативной памяти, сделав ее практически безграничной; телесные реакции, рефлексы довели до совершенства.

Как долго интеллект и тело могут существовать в подобном ускоренном режиме — не известно. Захар Воронцов ожидал, что сбой может произойти в любой момент. Однажды он может проснуться и не узнать себя в зеркале. Однажды он может очнуться на вокзале среди бомжей. В камере среди уголовников, обвиненным в убийстве, краже, ограблении. Но самым страшным было б п р о б у ж д е н и е в смирительной рубашке…

Жить под таким прессом — жутко. Жить без обычных человеческих привязанностей — невыносимо. Пять лет Воронцов запрещал себе даже помыслить о семье и дружбе. Мотался по земному шарику, петлял, сбивая со следа возможных преследователей: денег, что он заработал на боях, хватило бы года на полтора скромнейшей жизни. Предвосхищая недостаток средств, месяца через два после побега из европейского отеля, Воронцов вычислил по биржевым сводкам японскую фирму, хиреющую на разработках бытовых приборов, скупил их акции и отправил на электронный адрес японцев кое–что из своих придумок.

Через семь месяцев, как и ожидалось, деньги потекли рекой. Еще в первые дни после «пробуждения» в столовом зале военной базы, Воронцов постоянно изводился ощущением неправильности, архаичности любого кухонного или бытового прибора: будь то жернов кофемолки, щетка пылесоса, шариковая авторучка, прибор для измерения кровяного давления, «дворник» ветрового стекла, аккумулятор, мобильный телефон, вокзальный репродуктор, существование жутких и затратных железных дорог для наземного транспорта, автомобили вообще — готовые железные гробы!..

Все было не так! Все словно бы состряпано наспех, без полета мысли, с отсутствием воображения, без расчета на потенциал.

Воронцов мог бы сплавлять с в о и м японцам гаджеты каждый день и пачками, но не захотел привлекать к раскрутившейся вдруг фирмочке излишнего внимания. Для страховки купил акции подобных европейских и американских фирм и начал «помогать» им тоже. Уравновесил странности на рынке технологий.

Первое время, соблазнившись упорядоченной сытой жизнью развитых стран, Захар жил то в Лондоне, то в Вашингтоне, то в Монако… Чуть позже, ознакомившись с менталитетом жителей, добровольно и с радостью стучавших на соседей, понял — четко структурированные общества не подходят беглецу. И если захотелось уже остановиться где–то на чуть более продолжительное время, осесть, залечь на дно, придется выбирать страну, где жители презрительно относятся к фискалам.

Выбор и подготовка новых документов много времени не заняли. Воронцова почему–то исключительно тянуло к месту, где очнулся. Как будто некая сила внутри Захара, пытаясь управлять им исподволь, влекла его поближе к Крыму, к степям, на побережье Черного моря…

Поселиться на Украине, где в секретных военных файлах обязательно остались приметы сбежавшего «подопытного кролика» Захар не решился. Для длительной остановки был выбран юг России. Тихий сонный городок с нелюбопытными жителями, приветливыми улочками, полноводной судоходной рекой. Менталитет российских граждан, широта и простота души, позволял надеяться на невнимание. Извечную рассейскую беспечность и достославное мздоимство власть имущих.

Не привлекая внимания к деньгам, Воронцов купил две крохотные квартирки в одном доме, но разных подъездах. Квартирки соприкасались несущей стеной. Однажды, во время праздничного майского салюта, старый пятиэтажный домик тихонько дрогнул. Кое–кто из жителей решил — снаряд случайно сбился с траектории, по крыше шандарахнул.

Но пожара и прочих неприятностей не произошло, подгулявшие жильцы списали ба–бах на исключительную силу празднеств.

Подгадавший тайную перепланировку к салюту, Захар тем временем, спокойно убирал обломки кирпичей в образовавшемся проходе. При помощи швеллера, перфоратора и самолично изготовленной крио–установки (на установку ушли остатки холодильника «Ока», две медицинские капельницы и кое–что из запчастей автомобиля Запорожец), Воронцов пробил в несущей стене несколько шурфов, заполнил их подходящей для заморозки жидкостью… Выполнил приготовления, точечный удар по каменной кладке — бах! и небольшой проход соединил квартиры.

Потайную дверцу беглец спрятал за просторным шкафом. В одной квартирке обустроил личные, непритязательные апартаменты скромного холостяка. В другой — лабораторию, от вида которой разрыдались бы завистливо профессора большинства заштатных институтов. Пять лет Захар боялся подвергнуть себя медицинским исследованиям, не доверял больницам, опасаясь выделиться из числа обычных пациентов — ждал. Ждал, когда представится возможность осесть где–то надолго, найти помещение для размещения лаборатории с самолично изготовленной аппаратурой для подробных тестов организма. Голову терзали опасения: Воронцов всерьез предполагал, что некая хитрая настройка, данная ему в военной лаборатории однажды засбоит, и стоит быть готовым к неприятностям любого рода. Будь то диарея кишечника, неконтролируемые мысленные извержения или приступ пароксизма. Повод для подобных опасений был более чем серьезен: отправной точкой воспоминаний служило место — столовая военной базы. То есть: «сбой» произошел неконтролируемо, внезапно, в людном месте. Захар отлично помнил, как просидел в заполненном офицерами помещении добрых полторы минуты, прежде чем за ним явился обеспокоенный мужчина в белом халате и не начал заговаривать зубы засбоившей «боевой машине».

И это было против логики. Если бы память «подопытному кролику» стирали намеренно, он о ч н у л с я бы не просто в лабораторном корпусе, а конкретно, в том самом кабинете, на том самом кресле, окруженном медицинским оборудованием, куда его вели. Но его привели в медицинский кабинет гораздо позже через открытое пространство плаца. И это — факт. «Боевая машина», продукт военных технологий в н е з а п н о вышла из строя — на свою способность в построении логических схем, Захар никогда пожаловался, иного объяснения событиям он не находил.

Так что, необходимо, важно, познать с е б я и быть готовым обойтись без официальной медицины. Опасаясь внезапной потери памяти, Воронцов наклеил на стенах и зеркалах несколько записочек на языке, который жил в нем с первой минуты п р о б у ж д е н и я в столовой. Записочки напоминали Захару кто он такой и как очутился в этих помещениях и направляли его к нижнему ящику письменного стола, где в тетрадке, исписанной теми же странными письменами хранилась необходимая информация для человека, потерявшего — себя.

…Место под лабораторию было расчищено. Соседи думали, что в двух квартирах поселились разные молодые люди: в первом подъезде странноватый очкарик в пыльной беретке и всепогодной серой хламиде на двух разномастных пуговицах, во втором — аккуратный молодой мужчина, с короткой стрижкой и мускулистыми руками.

Немного обустроив «лежбище», Захар занялся поиском работы.

Работать ради пропитания, Воронцову не требовалось совершенно: он мог бы день–деньской торчать в лаборатории, мастерить необходимую аппаратуру, заказывая запчасти россыпью и блоками по Интернету, валяться на диване с книгами в руках… Но представляя подобную жизнь анахорета, Захар так же понимал, что чокнется быстрее в четырех стенах. Одиночество — изводило. Стены давили молчанием. Временами хотелось задрать голову вверх и словно волк–одиночка на луну, завыть на люстру.

Это состояние накатывало все чаще, однажды утром Захар буквально выбежал из дома и, радуясь каждому встреченному на улице лицу, «пошел в народ». Ощущая себя немного идиотом, бродил по городу, толкался в магазинах, локтями чувствуя л ю д е й. Беглец догадывался, что он дошел до края. Жизнь одиночки сведет его с ума быстрее любых сверхперегрузок интеллекта.

На глаза попалась вывеска «Ремонтная мастерская». На скромном рекламном плакатике изображение утюгов, пылесосов и телевизоров. Воронцов подумал лишь секунду и храбро вошел в небольшое помещение ателье.

Длинную как пенал комнату разделял надвое прилавок. За прилавком сидел немолодой лысоватый мужчина с внушительным вислым носом и, прищурившись, глядя в глазную лупу, длинной отверткой ковырялся во чреве древнего транзистора. За его спиной стояли стеллажи с принятой к ремонту и уже починенной техникой. В углу, в огромной телевизионной коробке лежала груда всяческого хлама: резисторы, транзисторы, останки лампового радиоприемника, магнитофон невиданной модели, с корпусом, обклеенным рисунками полуголых красоток в доисторических купальниках, разнообразнейшие мотки разноцветной проволоки и прочая, прочая восхитительная дребедень.