Сергей Демченко - Ангел Страница 99

Во всяком случае, медикам не было до этого никакого дела. Всю дорогу они, хвала Всевышнему, ни разу не были действительно сильно голодны, а там, куда Герхарда вёл Роек, уж тем более всего, как он уверял, было в избытке. Сам не зная почему, Фогель доверял товарищу. Как тот говорил, им оставалось пройти всего пять кварталов, и они на месте. Лишь теперь профессор догадался, о чём всё это время говорил Роек. Штаб-квартира НАТО. Там, в подземельях старинного особняка, имелось собственное небольшое убежище, и в нём, как понял Фогель, был солидный запас "всякой всячины". Туда они, вероятно, сейчас и держали путь. Для того, чтобы немного — денёк, другой — отдохнуть, привести себя в порядок, запастись провиантом и тронуться дальше. К границе Дании, куда упорно тянул его Роек. Куда конкретно, он не говорил, но там, как уверял он друга, у них будет собственное, пусть и совсем маленькое, но почти «ранчо», на котором им будет уютно и спокойно.

Правда, в здешних подвалах, куда они сейчас так стремились попасть, могли сидеть уже как сами их «владельцы», так и какие-нибудь счастливцы, нашедшие заветную «кладовку» первыми. Но отчего-то Роек был абсолютно на этот счёт спокоен. И когда Фогель в очередной раз, уже здесь, на месте, выглядывая из-за угла древнего здания и зорко осматривая пересекающий улицу проспект, задал этот вопрос коллеге, тот хмыкнул многозначительно и поднял кверху палец в перепачканной смазкой и сажей перчатке:

— Коллега, не забывайте, что мы — врачи высочайшей, академической квалификации. Что для нас, по нынешним временам, равносильно было бы счастью вроде найденного в недалёком прошлом бесценного клада. В наших многочисленных умениях и самой специальности в частности — гарантия и залог нашей безопасности и нашего «благосостояния», если можно сейчас так назвать доступ к пище, крову и одежде. То есть тому, что человеку куда нужнее на самом деле, чем золото, алмазы, дворцы, титулы и яхты. Я, к примеру, не отказался бы от пары свежего нижнего белья, променяв на него загородную дачу. Которой, правда, уже нет, так что вопрос обмена в этом плане теперь тоже весьма сомнителен. — Роек улыбнулся и подмигнул Фогелю. — Нам, безусловно, не стоит соваться во всякого рода сомнительные клоаки, без разбору и в случайном порядке набитые обездоленными, это верно. В них мы будем скорее врагами либо дармовыми рабами. Но именно там, внизу, в казематах штаб-квартиры, по любому могут быть те, кому вечно требуются всякие осмотры, консультации, слёзное сочувствие, мазки, клизмы и анализы. — При этих словах он весьма ехидно ухмыльнулся.

Фогель невольно вторил ему в этом, кривясь довольно, — сам же знал, сколько в своё время он заработал на том, что многие из элиты столь истерически внимательно относятся к своему поистине бычьему здоровью. В отношении которого подобные люди проявляют вечную подозрительность в мгновенном предательстве. При любых окружающих их обстоятельствах и вне зависимости от ситуаций, перед которыми поставила их раком жизнь. А уж сейчас, когда хорошего врача не сыщешь и за сотни километров вокруг… Да они отдадут последнее, лишь бы убедиться, что в их золотой и драгоценной для всего мира моче всё чище, чем в процедурном кабинете! Ну, и простым смертным, если там будут вдруг таковые, вполне может статься, тоже далеко не помешает врачебная помощь специалистов широкого профиля. После того, что им пришлось пережить. И они щедро поделятся с ними в обмен на некоторое лечение. Поделятся буквально со слезами счастья на глазах! Потому как люди, у которых есть чем поделиться, куда спокойнее и щедрее тех, кто изнемогает от нужды. Им вряд ли придёт в голову «запрячь» врачей на дармовщинку. Да теперь они с коллегой почти короли, чего уж там…

Тем временем Роек выходил на не содержащий видимых угроз проспект, весело заканчивая свою мысль:

— И там нас — знают. Просто поверьте, что уж нас-то — точно впустят…

После такого пояснения, против которого и возразить-то было нечего, Фогель успокоился и прибавил шагу.

…Перед ними из непроглядной пелены ещё усилившегося снега вставала неслабо усечённая разрушениями громада ратуши. За ней, во дворе, обнесённым высоким глухим забором, стояло приземистое здание из жёлтого бута. Конечная цель их пути. Оставалось осторожно пройти через небольшую площадь — и они на месте. Следов на снегу по-прежнему не было, хотя их могло и замести. А посему — осторожность никому ещё не мешала. Внимательно вглядываясь в круговерть бархатных снежинок, они почти бегом двинулись через площадь, старательно глядя себе под ноги. Всего под снегом, конечно же, полно. Всякого мусора и хлама. Не увидишь, но переломать ноги тоже не хотелось бы… Когда до кажущегося угрюмым в белесом мареве снегопада здания оставалось не более пятидесяти метров, в начавших быстро сгущаться сумерках компаньоны заметили какое-то движение. Мимолётный росчерк тёмного тела — и вновь ничего. "Показалось?" — мысли Роека лихорадочно скакали в голове, пытаясь выстроить цепочку необходимых к принятию в данной ситуации мер. Он поднял оружие на уровень глаз, топчась вокруг себя и быстро поводя тупорылым автоматом, пытаясь уловить в перекрестье плохо видимого прицела ещё хоть одно свидетельство наличия в пороше живого существа. То же старательно, хоть и не так профессионально, делал рядом Фогель. Но сколько ни вглядывались они в мельтешащих перед лицом снежных бабочек, "горизонт был чист". Почти поверив в это, они опустили стволы и совсем уж было начали двигаться дальше, когда за их спинами абсолютно спокойный баритон уверенного в себе человека мягко произнёс:

— Доктор Роек? Доктор Фогель?

При этих словах профессора вздрогнули и замерли с напряжёнными спинами.

— Да… — почти одними губами выдохнул Фогель. — Мы…

Роек кинул быстрый взгляд на напарника, словно негодуя о том, что тот так быстро, с готовностью открыл незнакомцу их имена, однако тут же успокоился сам, поскольку подумал, что тот, кто непонятным пока образом, но узнал их в такую непогоду, вряд ли будет сегодня стрелять в них.

— Да, это наши фамилии. — Роек неохотно, но чётко подтвердил слова товарища и уже более расслабленно ждал, — что же за этим теперь последует?

— Прошу вас, повернитесь ко мне. И ещё, — не стоит при этом вдруг начинать стрелять. Могут пострадать присутствующие здесь, со мною, невинные люди. — Голос незнакомца вроде не сулил им неприятностей, а потому они оба почти синхронно развернулись, ожидая узреть кого-то вроде одетого в камуфляж, с внушительным оружием в крепких руках…и неожиданно для себя оказались почти под самым подбородком очень высокого, атлетически сложенного человека, чьи длинные, развевающиеся на вдруг разыгравшемся ветерке волосы усердно присыпал нахальный снегопад. Колючие глаза того, кто был одет в шикарный чёрный плащ, ниспадающий каскадом длинных складок от широких и могучих плеч, смотрели на них спокойно, немного грустно и строго, но без признаков какой-либо враждебности.

При всё при том в руках этого странного «модника», как тут же мысленно окрестил его Фогель, абсолютно ничего, представляющего оружие, не было. Если не считать того, что левая рука незнакомца придерживала широкий кожаный ремень длинного и довольно толстого чехла. Чёрного же, как и всё его одеяние, цвета. Чехла, что спокойным грузом висел за спиною этого довольно ещё молодого парня…

Нервы у Герхарда всё же сдали, и он совершил очередную свою глупость, проявив присущую ему в жизни неспособность вести обычную беседу, когда дело не касалось медицины или науки. Он как-то по-детски улыбнулся, поправил на переносице заиндевевшие на дужках очки, и с интересом пьющего слесаря, интересующегося аспектами работы замордованного гастролями продюсера, спросил:

— Это у Вас, как я вижу, музыкальный инструмент, молодой человек?

Роек возмущённо фыркнул, поднял к небу в шуточной мольбе глаза, и зло бросил сквозь зубы:

— Ну да, там у него большая, просто огромная флейта, коллега! Он же ею в опере сегодня вечером, в Венской, играет! Принёс тут нам пригласительные на распоследний в этом сезоне концерт. Если поторопимся, аккурат успеем. Вам — в первом ряду. Нет, прямо в оркестровой яме, идиот…, - и негодующе отвернулся, досадуя придурковатостью друга.

Кровь привычно бросилась в голову «отличившегося» профессора, и он с тоскою в который уже раз подумал, что из-за такой вот своей глупости, из-за неумения вести беседы "за жизнь", или неспособности при этом хотя бы держать в случае необходимости язык за зубами, он так и не женился…

Каково же было его удивление, когда стоящий перед ним так, казалось, уместный сейчас здесь, среди руин старой Праги, герой из средневековых преданий посмотрел на своё левое плечо, за которым покоилась его ноша, вновь перевёл взгляд на сконфуженного врача, и совершенно серьёзно, не спуская цепкого взора с лица Фогеля, ответил: