Ксения Медведевич - Сторож брату своему Страница 104

Вдруг Рами с железным шорохом обнажил кинжал – ух ты, у него, оказывается, и кинжал есть…

– Стой, где стоишь, – тихо, но очень внятно сказал сумеречник ветреной тьме.

Из тьмы раздалось сиплое и жалобное:

– За что вы так, господин? Это же я, верный раб шейха, Азам!

И высокий зиндж выбрался на каменистый гребень.

– Скажи этому безумцу, чтобы убрал нож, о племянник! – рассудительно предложил Азам, с опаской косясь на сумеречника.

Рами стоял, зло поджав губы и сверля зинджа взглядом, – рука с кинжалом поднята и согнута в локте, готовый к удару клинок поблескивает перед грудью.

И тут Азам увидел кобылу:

– Вах, какая красавица!

Антара почему-то попятился и зачем-то вцепился в чумбур.

– Опусти нож, – неожиданно жестко приказал Азам сумеречнику.

Из-за спины зинджа встали тени в хлопающих на ветру бурнусах. Много теней.

Рами скривил губы в своей неулыбающейся улыбке. У Антары в животе стало пусто и скользко.

– Сам Всевышний послал нам такую добычу, о Антара! – захихикал зиндж, и юноша только сейчас заметил, что тот взвешивает в напряженной руке окованную железом корот-

кую булаву. – Шейх Авад не зря сказал: где убудет, там прибавится.

– Ч-что? – растерянно пробормотал Антара, не отпуская взглядом оружие в руках у дяди. – Азам, ты что…

– Прими лошадь, – сухо приказал зиндж одной тени.

Коротко кивнул остальным:

– Свяжите его.

И ткнул пальцем в Рами.

Тени нерешительно двинулись вперед, гримаса на лице Стрелка окончательно утратила сходство с улыбкой. Антара ахнул и встал между лезвием кинжала и сородичами. Вскинув булаву, Азам холодно проговорил:

– Отойди, несмышленыш. За самийа гвардейцы приехали. Ты же не хочешь, чтобы твой отец пострадал? Да еще из-за хали? Отдай повод Рейхану. Все равно не по тебе лошадка. А женщину мы тебе дадим, не бойся. Пока к Афаф походишь, а потом и сосватаем кого…

Азам успокоительно бормотал, покачивая булавой, – и не переставал зыркать по сторонам. Рейхан, бочком и осторожно, стал подкрадываться – слева. Не выдержав напряжения, зиндж сорвался на крик:

– Антара, отойди!

Слева хрипло крикнули – и забулькало.

Ночь взорвалась воплями:

– Сволочь! Он убил Рейхана!

Антара тупо пятился, глядя на дрыгающегося на земле невольника, тот скребся пятками и булькал, булькал, горло влажно темнело, зажимающие шею руки тоже блестели…

– Сумеречная сволочь! Где твое слово!

Рами, хищно пригнувшийся, с мокрым черным кинжалом в руке, поворачивался, вглядываясь в сжимающийся круг теней, скалился и шипел:

– А где ваше? Кто обещал мне воду? Хотите выдать? Тогда нет уговора!..

Тени молчали. К Стрелку шагнули – с копьем, Рами слился с тенью, тень взвякнула и осела, копье с деревянным стуком покатилось по камням, хоровод фигур распался, кругом выли и смеялись шакалы – хи-хи-хи… ой-ой-ой…

– Предатели… – скаля острые зубы, прошипел Стрелок, сутулясь и покачиваясь, как кобра. – Я убил, защищаясь…

Клинок двигался в согнутой, поднятой руке, как смертоносное жало. Вокруг мялись, ругались, топтались и шумно сопели. Дахма нетерпеливо фыркала, била копытом и пыталась сплясать.

– Полезай на кобылу, – прошипел Рами, и Антара не сразу понял, что шипят ему. – Полезай и гони к своей Абле!

– А ты?

К сумеречнику снова скользнули – по-умелому, так же, по-змеиному, целя ножом. Вскрик, стон, шорох оседающего тела. Тишину смыло воплями:

– Сволочь! Подлая мразь! Ты не стоил его сандалий!

Сейчас скопом бросятся, для храбрости орут, что же делать?!

– Рами, я тебя не брошу!

Стрелок рявкнул:

– Гони, я сказал!!! Я справлюсь! Гони к Абле, потом в Мариб!

Лезвие с шумом рассекло воздух, Антара визгнул, закрывая лицо руками. Ладони залило теплой чужой кровью.

– В Марибе встретимся! Гони!

Булькающие стоны умирающих он больше слышать не мог. Антара прыгнул – животом поперек кобыльей спины, Дахма зацокала, затопталась, вокруг орали, ногу, ногу, давай, Антара, задирай и перекидывай ногу – сел!!!

– Гони!!!

В голове принялось опасно смеркаться, кругом вдруг замельтешили огни, факелы, откуда здесь всадники… Истошное ржание Дахмы привело его в чувство, Антара дал шенкелей, и кобыла – помчалась!

Изо всех сил обжимая бока идущей карьером лошади – да знал он, знал, что, чем крепче колени сжимаешь, тем шибче пойдет, но стремян-то нет! – юноша сквозь свист в ушах и громкий топот слышал гаснущие за спиной крики.

В темноте нападавшие орали, толкались и мешали друг другу – но у них были копья. Поэтому, когда на него снова побежали все скопом, Тарег прыгнул. Подпрыгнул, перекувырнулся в воздухе и приземлился за спинами кучи-малы.

Прямо перед Азамом.

Зиндж шагнул, занося булаву:

– Выродок!..

И сумел уклониться от рассекшего воздух лезвия – один раз. Потом его удалось полоснуть по руке, а потом – по лицу, глубоко. Зиндж с хрипом осел на камни.

Куча-мала, вопя, покатилась, и пришлось снова прыгать.

Воевавших на западе с альвами учили: если альв прыгает вверх, кувыркаясь, – это хорошо. Тебе. А альву – плохо. Значит, не справляется с круговой обороной. Кстати, сородичи Тарега знали эту закономерность и, описывая трудность схватки, говаривали: «Пришлось мне попрыгать». Наоборот, то есть «Даже покувыркаться не пришлось», не говорили. Потому что все знали: этот фокус сходит с рук один. Ну два. Ну три раза. Но, если ты уже кувыркаешься, а помощи нет, значит, дело плохо. Даже самого ловкого «танцора» можно достать копьем, если он устал.

Тарег устал. Шлепнулся под брошенное – в грудь метили, уже не до шуток – копье, покатился по камням. Последний раз он так прыгал в Красном замке. Но в Красном замке его выручил человек. Аммар.

Земля под ним затряслась – налетали конники. Новые вопли, резкие крики, свист.

– Вон они! Бейте воров! Они угнали нашу лошадь!

Люди Азама заорали в ответ и бросились кто врассыпную, а кто наперерез нападающим.

Мутайр нашли, где переправиться через вади. Отлично, теперь людям Азама будет чем заняться и без сумеречника. Все, красавцы, разбирайтесь без меня.

Тарег пригнулся и быстро побежал, лавируя между дерущимися. Прочь, прочь отсюда. В становище гвардейцы, в пустыне – обозленные хозяева Дахмы. Нужно держаться подальше от тех и других.

Отбежав на приличное расстояние в ночь, Тарег с облегчением выдохнул и ссыпался на землю, оползая спиной по одиноко стоявшему высокому камню.

Камень оказался теплым и мягким, зашевелился, сдвинулся, и нерегиль упал навзничь.

– Ты очень вольно толкуешь свои обещания, рррр… – Из темноты склонилась огромная, красноглазая, капающая слюной морда Манат. – Давал слово не бросаться, а бросился, ррррр…

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза – он, лежа на спине, она, нависая, как над цыпленком.

– Я что говорр-рила?! – наконец, прорычала Манат, и Тарег заорал, потому что когтистая лапища вцепилась ему в волосы и вздернула на ноги:

– Уважаемая! Ай!.. Что вы делаете?!..

– Я тебе перр-редала, чтобы ты стоял и смотрррел!.. – проклацала пасть. – Перр-редала, что сама все сделаю! А ты не выполнил мой пр-риказ! Бр-росился на людей!

И Манат нагнулась, проходясь по брылям длинным розовым языком:

– Рррр…

– Почтеннейшая! – глупо задрыгался Тарег, тщетно пытаясь отвернуться от надвигающихся, обвисших слюной челюстей. – Что за шутки! Мы на такие услуги не договаривались! Найдите себе другого охотника целоваться!

Если не загрызет сейчас – значит, никогда не загрызет. А если загрызет, то сейчас, не откладывая. Такой наглости, как у тебя, Полдореа, боги не спускают.

– Д-дурр-рак! – рявкнула богиня, на мгновение замерев. – Я тебя не поцелую! Я тебя загр-рызу!

И, разинув пасть, прихватила зубищами горло.

Мустафа, скособочась на спине лошади – достали дротиком в бок, суки, да и вся грудь в кровище, исполосована, рубаха клочьями висит, – повелительно махал рукой: давайте, давайте, мол, скорее, обдирайте трупы и убираемся отсюда!

Они узнали самое главное: Дахму угнал Авадов черномазый сынок. Хотел завернуть в становище, но – прохрипел зиндж-невольник, прежде чем испустить дух, – поспорил со своими и решил убраться с бесценной добычей подальше. Ну что ж, далеко не уедет – все посредники, способные выложить деньги за кобылу-жемчужину, сидят сейчас в аль-Румахе. Дальше ярмарки не уедешь, Антара ибн Авад. Кобыла приметная, как приведешь ее – сразу пойдут разговоры. И мы тебя сцапаем.

А чтоб папаша твой был посговорчивей, а посредники пословоохотливей, мы еще и живности вашей прихватим. Либо шейх пожелает скотину вернуть и сам отыщет Дахму и накажет непутевого сыночка, либо посреднику пригоним стадо барашков, и ему разом станет выгоднее вернуть Дахму законному владельцу.

Мустафа, кривясь от боли, важно кивал горячащим лошадок сыновьям:

– Аяз, ты ведешь верблюдов, остальные пусть гонят коз и баранов!