Елизавета Дворецкая - Битва колдуньи. Сага о мечах Страница 14

Сосенки слегка качали ветвями на ветерке, и за ними скользил невидимый сумеречный дух, перебегал от ствола к стволу, то прятался, то снова выглядывал, дразня и корча троллиные рожи… Грим постоял, сомневаясь и ругая себя за пьяную неосторожность. Но не возвращаться же…

Наконец он пошел дальше, но уже не пел. Шаг его стал тверже, взгляд острее, рука не выпускала амулета на груди.

На склоне горы снова мелькнуло что-то. Грим бросился к ближайшему дереву и спрятался за ствол.

Из-за деревьев выскочил волк. Грим вцепился в рукоять длинного ножа, мысленно обругал себя, что не взял из усадьбы копье, а еще лучше – пятерых хирдманов. Волк широкими прыжками мчался прямо к нему. Но что-то с ним было не так. Прищурившись, Грим напряженно вглядывался. Ветерок тянул с вершины горы прямо на него, поэтому зверь не мог пока его учуять. Вот он пробежал мимо, шагах в десяти от сосны, за которой стоял Грим, и помчался в сторону усадьбы. Вблизи Грим понял, в чем дело: уши у зверя висели, а хвост приподнимался. Это был не волк, а просто большая серая собака. У Грима отлегло от сердца, но показываться он не спешил: неспроста же пес так мчался. К тому же где собака, там рядом должен быть человек.

Выскочив на дорогу, серый пес остановился, уткнулся носом в землю, стал принюхиваться. Он учуял следы Грима, чужого здесь человека. Пес пошел было по его следу, потом остановился, поднял морду к вершине горы.

Между стволами показалась тонкая человеческая фигура. Это была девушка в сером платье из некрашеной шерсти, с простыми медными застежками на груди, без цепочки, без звенящих украшений и амулетов. Длинные темно-русые волосы густой волной струились по ее плечам; как тень, как лесной дух, она неслась вниз, и ни один сучок не хрустнул у нее под ногами.

«Ведьма!» – подумал Грим. Но тут же вспомнил, что, кажется, эту девушку он еще вчера мельком видел на дворе у Фрейвида. Но что она делает одна в лесу, почти ночью? Зачем ей эта большая собака, так похожая на волка?

А серый пес с лаем кинулся наперерез девушке, завертелся, припадая на передние лапы и оглядываясь в ту сторону, где стоял под сосной Грим. Девушка поняла своего пса. Она прижалась к дереву, замерла, слилась с ним и вдруг пропала. Она исчезла так стремительно, что Грим застыл, моргая и подозревая, что все это – тревожный пьяный сон. Однако, вглядевшись, он различал смутно светлеющие пятна ее лица и рук возле ствола.

Над сосновым склоном повисла тишина, нарушаемая только глухим шелестом ветра в иглистых ветвях. Казалось, здесь не было ни единого живого существа, кроме серого пса. Хёрдис ждала, прижавшись к сосне, как к плечу надежного друга, какого у нее никогда не было. Мельком заметив за деревом человека, она испугалась, и от этого испуга, как бывало с ней от всякого сильного чувства, весь мир вокруг стал прозрачным и ясным. Зрение и слух ее резко обострились, она ощущала каждое движение ветки, каждый толчок крота, ползущего под землей. Земля и лес словно протянули к ней тысячи невидимых нитей, она сама стала живой частью леса. И человек, стоявший под сосной, был виден ей так же ясно, как самой той сосне. – Кто там прячется? – вдруг крикнула девушка.

Грим вздрогнул, но промолчал, только крепче прижался к стволу. Казалось, с ним заговорило дерево. А может, тролль, которому не следует отвечать!

– Если ты нечисть, то поди в землю, где твой дом! – строго крикнула девушка. – А если ты человек, то стой где стоишь и не смей двигаться! Сосновый корень связал тебе ноги!

Грим возмутился: кто она такая, кухонная замарашка, чтобы отдавать приказы ему, ярлу, родичу конунга! От возмущения страх прошел, он хотел отойти от ствола, но почему-то не смог. Руки словно приросли к сосне, а ноги будто пустили корни в землю. Он не мог пошевелиться или хотя бы подать голос. Сосна опутала его невидимой сетью силы, почему-то взяла сторону девчонки… Это ведьма! Грим попытался хотя бы тряхнуть головой, но даже это ему не удалось.

А девушка медленно отошла от дерева и сделала несколько шагов вниз по склону. Серый пес бросился вперед и в несколько прыжков оказался подле Грима. «Разорвет!» – только и успел подумать Грим. Отчаянным усилием воли он постарался протрезветь, проснуться. А серый пес все так же скакал перед ним, припадая на лапы и заливаясь яростным лаем.

– Тише, Серый! – строго прикрикнула на пса ведьма, подойдя ближе. – Ты хочешь созвать и всю усадьбу, и всех гостей! Дай мне поглядеть, кого это мы поймали?

Она подошла к застывшему Гриму шага на три, вытянула шею, склонила набок голову и стала рассматривать его. Ее любопытный, бессовестный взгляд встретился с взглядом Грима, и его пробрала дрожь, словно в саму его душу просунулась чужая рука с обжигающим факелом. Ему было неловко, страшно и стыдно: он, родич конунга, оказался вдруг пленником какой-то ведьмы! Вот и прогулялся вечером Середины Лета! Но страх перед ведьмой был сильнее уязвленной гордости. Да, именно ее-то он и видел в кухне Прибрежного Дома. Эта девчонка – дочь Фрейвида от рабыни. А все женщины этого рода обладают колдовской силой. Фрейвид Огниво часто этим хвастал и, как видно, не сильно преувеличивал. Но это еще не основание без всякой причины связывать знатных людей по рукам и ногам!

– Я не причиню тебе зла, добрая девушка, – с трудом ворочая языком, промолвил Грим, и против воли речь его получилась заискивающей. – Отчего ты испугалась?

– Ах, знатный ярл! – радостно воскликнула Хёрдис. Она тоже его узнала, и в ее глазах мелькнуло ехидное торжество. – Вот как нам с тобой привелось встретиться! – воскликнула она голосом радушной хозяйки, встречающей дорогого гостя. – Это я-то испугалась? На кого ты охотился в моем лесу? На троллей? Этого добра всегда полно, только они ни на что не пригодны. Туповатое племя! Или тебе нужны фьялли? Так фьялли водятся южнее, на песчаной отмели! И не следовало тебе выходить в сумерках одному – в ночь Середины Лета вся нечисть особенно опасна! Что же ты молчишь? Или разговаривать с дочерью рабыни ниже твоего высокого достоинства?

От этой дерзкой речи Грим разъярился. Он не был большим храбрецом, но подобное нахальство уязвило его самолюбие, гнев потеснил страх. Грим напрягся, попытался высвободиться из невидимых пут и сумел чуть-чуть пошевелиться.

– Мерзкая ведьма! – крикнул он. – Это тебе дорого обойдется! Отпусти меня сейчас же! Я сверну тебе шею!

– Да разве я тебя держу? – изумленно воскликнула ведьма. – Ты волен делать что хочешь!

И тут же невидимые путы пропали. Грим в ярости бросился к ведьме, а она вскрикнула и кинулась бежать. И Грим разом устыдился: ему показалось, что невидимые оковы померещились спьяну. Должно быть, от пива фру Альви он уснул, прислонясь к дереву.

– Эй, погоди! – крикнул он ей вслед. – Я тебе ничего не сделаю!

Девчонка остановилась, обернулась, на лице ее был испуг.

– Поклянись, что ты не тролль! – потребовала она.

– Я? – изумился Грим. Только что он то же самое готов был требовать от нее.

– А кто же? – опасливо отозвалась Хёрдис, глуповато тараща глаза. Давно ей не случалось так веселиться. – Зачем бы человеку бродить ночью в лесу? Да еще одному! Да еще прятаться за деревьями!

Грим был окончательно сбит с толку. Девчонка говорила так убедительно, что он и сам подумал: «А я ли это, Грим сын Бергтора, или какой-нибудь тролль в моем обличье?»

– Да нет же, я не тролль, клянусь Одноруким Асом! – сказал он, не столько девчонке, сколько самому себе, и вынул серебряный амулет Тюра. – Я Грим ярл. Разве ты меня не знаешь? Я тебя знаю. Ты – дочь Фрейвида. Тебя зовут Гьёрдис?

– Меня зовут Хёрдис, – с обидой отозвалась девушка. – Гьёрдис – это из другой саги[16]. Если я дочь рабыни, это еще не значит, что можно путать мое имя.

– Я вовсе не хотел тебя обидеть, – примирительно произнес Грим. Теперь он пришел в себя и готов был отнестись к замарашке снисходительно. – Иди сюда, не бойся. Чего ты бродишь здесь одна?

– Я не одна, со мной Серый. – Хёрдис кивнула на пса. – А зачем я здесь брожу… – Она скосила глаза, потом заговорщически посмотрела на Грима, будто колебалась, открыть ему важную тайну или не стоит.

Она сама еще не знала, что бы такое ему наплести. Ей казалось забавным напугать и подурачить знатного ярла, брата самой королевы, но она еще не придумала, какую пользу можно извлечь из этой встречи.

– Должно быть, у тебя здесь свидание с каким-нибудь парнем! – грубовато хохотнул Грим. – Не бойся, я не выдам.

– Вот еще! – презрительно фыркнула Хёрдис, но тут же добавила жалобным голосом: – Да что ты, добрый господин, кто же посмотрит на дочь рабыни? Всем подавай благородных девушек. А я…

Она грустно склонила голову и, казалось, вот-вот готова была заплакать от жалости к себе. А ведь она так хороша – молода, стройна и волосы ее струятся густым потоком до самых колен! Ее лицо нельзя было назвать красивым, но во всем облике было что-то дразнящее, раздражающее, и Гриму чудилось, что каждое движение, каждый взгляд девушки рассыпает вокруг снопы горячих искр, которые попадают прямо в душу и долго еще жгут изнутри.