Анна Виор - Легенда о свободе. Буря над городом Страница 18

Еще вчера вечером, после призыва Дара, отток едва не убил его, но, как уже много лет подряд, Годже был рядом, чтобы утихомирить Силу и поддержать тело, давно отжившее свое. Эбонадо проиграть не может. Его ставка – жизнь.

Годе Майстан. Высокомерно поднял голову. Годе очень амбициозен. Хочет править, жаждет повелевать. Он желает быть лучше других. Ради этого он сделал свою ставку. Его лицо не выражает ничего, но Годже знает, что Майстан закипает внутри от сладостной близости к своей мечте. Он тот человек, что пожертвует для достижения цели всем чем угодно… и всеми.

Митан Эбан. Мастер Стихий из Золотого Корпуса, заместитель известного Кодонака, правая рука Командующего. Годже плохо знает его. Почему он здесь? Участвуя в этом деле, он предает все принципы своего Золотого Корпуса и своего Командующего тоже предает. А Годже впервые видит боевого Мастера не из Тайной гвардии, готового выступить против Кодонака. Этот смаргов Кодонак наверняка их чем-то опаивает… А может, у него вспомогательный Дар – вызывать у людей небывалую верность и преданность? Но Верховный всегда может найти нужного человека, даже там, где, казалось бы, бесполезно искать.

Динорада Айлид. Красивая миниатюрная Мастер Музыкант из Большого Совета. Черные волосы уложены в безупречную прическу, на ней длинное синее платье с оранжевой окантовкой – цвета́ Тарии. Цинично надевать их в такой день… А глаза у нее хоть и черные, но холодные как лед. По холодности взгляда она может потягаться с Эбонадо Атосаалем. Годже знает, что она сверх меры жадна до славы, могущества и власти, но он любит ее. А когда она берет в руки флейту и, играя, закрывает холодные глаза – она само совершенство.

Пятый – он, Годже Ках. Только его Дар может сделать то, что нужно. Его Дар уникален, хоть он и ненавидит свою Силу. Хочет ли Годже славы? Власти? Долголетия? Могущества? Да! А кто не хочет? Но на самом деле он жаждет что-то себе доказать. Что он способен изменить этот мир, перекроить под себя. Он больше, чем просто Целитель, повинующийся первому зову своего Дара, исцеляя тех, кого ненавидит. Он – больше… чем думают о нем другие… чем думает он сам…

Кроме этих пятерых в сам древний город с ними идут еще трое.

Карей Абвэн – он поможет переместиться в сердце событий, в склеп. Чего не хватает Абвэну? Он красив, за его синие глаза и шелковые локоны женщины готовы на все. Улыбкой и словами он может расположить к себе любого человека и целую толпу. Он обладает Даром, которому можно только позавидовать. Какой еще Дар дает столько свободы носителю, как Перемещение? Он еще молод, и у него есть все шансы стать следующим Верховным. Но он тоже поставил на невероятное могущество, на жизнь, что длится почти вечно. Тот, кто имеет все, хочет еще больше…

Идай Маизан. Чатанский Мудрец. Благодаря ему изготовлен Доа-Джот. И испытан на этих его эффах.

Пятеро пробудят Древнего, и Доа-Джот свяжет их всех с ним… После этого уже ничто не останется прежним.

Ставка так велика…

Афэль Таш. Совсем еще мальчишка. Восемнадцать лет… Он даже не знает, зачем оказался здесь. У него едва развернулся Дар – Дар Оружия. Он смотрит по сторонам большими карими телячьими глазами, гордится тем, что участвует в деле вместе с Верховным и Советниками, хотя не понимает, в чем, собственно, оно заключается. Мальчишку жаль… Он свою ставку не делал, за него поставили другие…

Абвэн, как ни ярок его Дар, не может переместить из Тарии в древний город, а потом обратно восемь человек. Поэтому с ними еще четыре Мастера Перемещений, в том числе белокурая Алсая, которую Абвэн, с неприсущим ему постоянством, обхаживает уже год. Она красива, но на вкус Годже – высоковата. «Прыгунам» ничего не известно, в подробности дела они не посвящены. Они доставят восьмерых в условленное место, откуда дальше перемещать будет Абвэн.

Для всех приготовлены меховые плащи с капюшонами, рукавицы и сапоги. Верховный знает, куда они идут, а для Годже и остальных надевать все это в жаркий летний день – странно.

Почему Мастера Перемещений всегда кладут руки на плечи тем, кого перебрасывают? Годже знал, что можно переместиться, просто дотронувшись до «прыгуна», но они все так делают, почему? Он думает о чем угодно, только бы не думать о том, что предстоит…

Искрящийся туман – и они в снегах. Здесь, посреди снежной пустыни, останутся ожидать их четыре Мастера Перемещений, даже не подозревая, что там, внизу, под толщей снега и льда – прозрачный купол, а еще ниже под ним – город, откуда пришли их предки. Эбонадо оставляет им палатку из непродуваемой плотной ткани и тарийский огонь в переносном сосуде для обогрева, иначе здесь можно легко замерзнуть насмерть.

Дальше перебрасывает Абвэн. Здесь темно. Так темно, что даже искры в тумане перемещения кажутся ослепительными. Верховный знал, где они окажутся, он знал, как тут все устроено, знал, что нужно брать с собой. Он достает два тарийских светильника и отпускает их парить под потолком. Свет выхватывает из тьмы очертания прямоугольной комнаты. Эбонадо ставит около себя еще один сосуд с тарийским огнем – здесь так же холодно, как и снаружи.

Внутри нет ничего, кроме черных, как будто втягивающих в себя свет, стен и огромного ложа по центру.

Свет позволяет хорошо разглядеть почивающее на ложе существо. Оно похоже на человека, мужчину – лицо, руки, ноги… Но он не меньше десяти футов ростом, его кожа – высохшая и твердая, как кора дерева, плотно обтягивает костяк, глаза закрыты, черты лица резкие и заостренные, он очень худ, на нем нет почти никакой одежды, кроме золотого ожерелья-воротника, усеянного драгоценными камнями, прямоугольник из золотых пластин, плотно прилегающих друг к другу, прикрывает чресла, на руках наручи, тоже из золота, на ногах сандалии, в вытянутых мочках ушей длинные, до самых плеч, серьги. Волосы у существа длинные, как у Эбонадо, он лежит на них и укрывшись ими, но они не седые, а черные, словно вороново крыло.

Ногти существа на руках, что сложены крест-накрест на животе, – длинные, изогнутые, но не перекрученные, как было бы у человека: они напоминают лезвия кинжалов. Грудь его не вздымается, и похоже, что он не дышит.

– Древний, – говорит Атосааль, нарушая священную тишину склепа.

Ужас сковал всех. Годже видел на своем веку нечто и похуже мертвеца, слишком высокого и слишком исхудавшего (тем паче что черты лица необычного существа отнюдь не отталкивающие – будь Древний не таким худым, его можно было бы назвать более красивым, чем Абвэн), – но Ках тоже чувствует этот ужас. Морозными щупальцами животный страх проникает в плоть и кровь, в мозг и душу, перекрывает дыхание, останавливает течение крови в жилах. Ужас, передавшийся от первых людей, ужас, пришедший из снов… Чего Годже боится? Потерять огонь жизни? Потерять огонь Дара? Потерять самого себя?

Правильно ли поступают они? Еще шаг по этому пути – и назад не повернешь…

– Кто это? – шепчет насмерть перепуганный парень – Афэль Таш. Он ребенок… совсем еще ребенок. – Он мертв?

– Он не мертв, – отвечает ему Верховный торжественным баритоном, – он спит.

– Но он не дышит. – Тот же перепуганный шепот Таша.

– Нужно ли ему дыхание, когда он спит? – холодно, как дуновение северного ветра, говорит Атосааль. – Но мы пробудим его!

В ужасе Афэль отпрянул от Верховного, а в глазах того загорелся безумный огонь.

Верховный расставляет их в том порядке, в котором будут действовать их пять Сил.

В ногах Древнего становится Митан Эбан – Мастер Стихий, Разрушитель, его Сила разобьет оковы сна.

По левую руку, со стороны сердца, занимает место он, Годже Ках – Целитель Созидатель, он восстановит течение крови в жилах и биение сердца Древнего.

По правую руку – Годе Майстан, Мастер Полей, а иначе – Мастер Роста, он даст силу Древнему вернуть своему телу прежний вид, но это произойдет не мгновенно, а спустя некоторое время.

У изголовья – сам Эбонадо Атосааль, он скажет нужные слова, используя Дар Мастера Пророка. Сила слова пробудит Древнего.

Рядом с ним Динорада Айлид, она будет играть и вдохновлять. Ее музыка сплетет сеть, которая объединит усилия их всех и проникнет глубоко в сущность Древнего, воззвав того к пробуждению ото сна.

Атосааль достает из ножен кинжал, которому больше чем шесть тысяч лет. Кинжал этот предназначен для Таша, и он протягивает оружие мальчишке.

Едва рука Афэля касается кинжала, как глаза его меняются – он, как всякий с Даром Оружия, слышит песню, призывающую напоить клинок кровью, но не кровью врагов, а собственной… напоить с радостью и во имя Древнего. Он еще слишком юн, он совершенно не умеет контролировать свой Дар, да и этот кинжал, что выкован во славу Древнего еще во времена царствования этих существ, очень силен. Справился бы с таким клинком опытный боевой Мастер, еще не известно.

Годже думает о том, что едва Таш пронзит свое сердце кинжалом, как его собственный Дар потребует исцелить мальчишку… Он все испортит!