Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцфюрст Страница 18

На крыше обзорная площадка, очень милая, плоский пол и невысокий барьер. Телохранители поднялись следом за нами и остановились у входа.

– Хотите открыть? – спросил Эйц. – Давайте я!

– Сюзерен тоже должен рисковать, – сказал я гордо и с подъемом, такое всегда хорошо говорить, когда знаешь, что опасности нет. – Мы все одна команда, пусть и разные по весу и титулам.

– Ох, ваше высочество…

– Мое высочество, – сказал я, – милостиво не отделяет себя от верного ему народа.

Сердце тревожно колотится, советник короля сказал, что Небесной Воды хватит, чтобы защитить целый город, но мог и преувеличить. Правда, я тоже рискую, если эта субстанция весьма легка, то поднимется кверху и даже дворец защитить не успеет. Вся надежда на то, что вода, пусть и самая небеснейшая, все же подчиняется фундаментальным законам и устремится вниз…

Первой мыслью было шарахнуть кувшин о перила, он глиняный, а перила каменные, я ж не очень-то насчет бережности к предметам старины, но вдруг от удара рванет или чего-то еще, так что лучше помягче, помягче, как при разговоре с народом, которого собираешься обложить добавочным налогом.

Телохранители зашевелились, кого-то отпихивая, барон Эйц сказал, не отрывая от меня взгляда:

– Этих двух пропустить! Больше никого.

К нам поднялись Альбрехт и церемониймейстер, а в этот момент крышка кувшина в моих руках смачно чмокнула, отделяясь от горлышка, я все-таки отшатнулся, но ничего не случилось, только наверх полезло нечто вроде теста, только полупрозрачное, как студень желтоватого цвета.

Это отвратительное желе начало стекать по стенкам сосуда. Я торопливо поставил на пол, а там оно пошло расползаться, как мерзкая слизь, просачиваясь в щели и сползая через барьер самой башенки.

Я заметил, что плотная с виду масса на ходу истончается, превращается в густой, но почти прозрачный газ. Эйц вздохнул с облегчением, тоже понял, что, пока доберется до земли, его уже никто не заметит при такой скорости рассеивания.

– Ваше высочество?

Я опомнился от созерцания прекрасного зрелища.

– Да, все сделано верно. Теперь будем надеяться, что защита сработает.

Он спросил тревожно:

– Надолго?

– Мне было видение, – ответил я весомо, – насчет на века. Потом можно повторить. Пойдемте, это неинтоксицидно.

Они дружно топали за спиной, бурно обсуждали, слишком много непонятного, только церемониймейстер подавленно помалкивал, спасение королевства не так интересно, как вот если бы я сел на Трон Древних Королей и сразу бы пришла счастливая пора изменений нынешних церемоний на более пышные, яркие, значительные и внушающие.

Внизу у входа на лестницу нас встретили сэр Растер и сэр Жерар, несколько придворных попроворнее, а впереди Куно, ровный и с серым, как всегда, лицом и таким же серым выражением.

Жерар и Куно склонились, я сказал державно:

– Кстати, Куно… На мой взгляд эстета, в городе недостает величественного памятника.

Он пробормотал:

– Все верно, ваше высочество. Ваше изумительное чувство прекрасного никогда не подводило, а если и подводило… гм… Что изволите водрузить?

– Статую Первого Короля Арндского королевства.

Все затихли, я видел даже, как посматривают друг на друга, дескать, а в самом деле, почему бы и нет.

Куно ответил ровно:

– Будет сделано, ваше высочество. Ничего, если этот Первый Король будет… похож на вас?

– Можно, – согласился я милостиво. – Тем более, что мы в самом деле похожи. Две руки, две ноги… Даже головы у обоих, как оказалось, есть. Могу даже слегка попозировать, это я люблю.

– Все любят, – сообщил он. – Какую надпись на пьедестале?

– Что-нить стандартное, – сказал я, – к примеру, «Королю Андрии от благодарных потомков».

Придворные зашумели, мол, как гениально, да здравствует его высочество, солнце наше.

Куно сказал осторожно:

– Может быть, сделать надпись слегка более адресной?

– Именно?

– Например, уточнить, что от короля Ричарда…

– Я ж не король, – напомнил я.

Он ответил со всем смирением:

– Для выполнения этой важной для обороноспособности королевства задачи нужно отыскать или добыть в каменоломнях подходящую глыбу мрамора, доставить в Геннегау, да и скульптор работает медленно… Вы все поняли, ваше высочество.

Я кивнул.

– Да, конечно. Молодец, Куно! Даже формулировочка у тебя насчет обороноспособности…

– Имя короля Андрии писать?

– Королю Зигмарингену, – сказал я.

Он даже не повел бровью, услышав имя, что не упоминается ни в одной из древних рукописей.

– Будет сделано, ваше высочество, – произнес он. – Место на площади укажете сами?

– Нужно обязательно посоветоваться со специалистами, – сказал я. – Дизайнерами, визажистами, архитекторами и прочим народом… но, конечно, место укажу сам, я знаю лучше.

Глава 13

О странном происшествии в главном здании дворца говорили бы долго, но не накануне большого турнира, когда в город ежедневно приезжают группы нарядных рыцарей, а весь город бурлит слухами о богатстве, вывезенном из Гандерсгейма его победителями.

Отец Дитрих отправил троих священников, чтобы те освятили все мечи, нейтрализовав наложенные на них чары и заклятия. Той же процедуре подверглись доспехи, кони, упряжь.

Еще двое священников по краям поля, откуда будут въезжать поединщики, следят, чтобы никто и ничто не помешали доблестным рыцарям извне, ибо колдун может затаиться и за сотни шагов в стороне.

Я, как и все, обратил внимание на внушительных размеров конный отряд с развернутыми знаменами, едут плотно, словно в самом деле спаянные. Поднятые к небу копья настолько неподвижны, будто над землей плывет одна длинная стальная щетина.

Меня сопровождает, как и положено, группа наиболее близких деятелей, сэр Жерар пробормотал за спиной:

– Турнедцы… Чего им в Гандерсгейме не сидится?

– А что им там делать? – возразил я.

– Вы же наделили землями!

– Не всех, – ответил я. – Большая часть остается в государственной собственности, то есть в моей. Стратегический резерв, а также источник обогащения.

Он взглянул вопросительно.

– Казны?

– А я как сказал?

– Вы в благородной задумчивости крупного государственного деятеля это слово… опустили.

– Просто недоговорил, – ответил я с достоинством. – Именно в благородной и даже благороднейшей задумчивости о великих свершениях крупнейшего… не стесняйтесь, не стесняйтесь, обо мне можно!.. и великого государственного деятеля. Казна или мой карман – неважно, ибо государство – это я!..

– Понял, ваше импера… ваше высочество.

– Для остальных, – велел я, – надо придумать рабочие места. И даже создать. А то будут отираться при дворе, затевать дуэли от безделья.

Он оглядел их оценивающе.

– Крепкие и свирепые. В Сен-Мари таких нет.

– Мы сами с Севера, – напомнил я. – Потому и победили сен-маринцев. И подбирать в войско будем северян.

– Но оружие пусть куют здесь, – уточнил он.

– И доспехи, – добавил барон Альбрехт. – А из Вестготии привозят вообще такое, что просто сказка!.. Даже Растер не мог разрубить вестготский панцирь.

День солнечный, цветные одежды смотрятся особенно ярко и празднично, а в цветных все, никаких полутонов, мужчины предпочитают ясные четкие цвета, такие же навязывают и женщинам.

На арене уже гарцуют молодые рыцари, демонстрируют умелое обращение с конями. Некоторые сшибаются в схватках, но пока ажиотажа нет, новичков сразу видно, все в нетерпении ждут выхода настоящих бойцов.

По обе стороны от моего трона с двумя креслами справа и слева тянется крытая галерея для особо благородных, приближенных к двору, а остальные степенно рассаживаются на добротных лавках из свежеоструганного дерева. Красить не красили, лаком не покрывали, так что у кого-то штаны могут прилипнуть к выступившему из щелей древесному клею.

Женщины держатся стайками, так они смелее и даже нахальнее, молоденькие, раскрасневшиеся от мужского внимания, с блестящими глазами, стреляющие ими во все стороны, ненадолго задерживая хитрые взгляды на молодых и статных рыцарях.

Розамунда блистает дерзкой и отточенной красотой, золотая корона на ее пышно взбитых волосах не в состоянии соперничать с блеском ее глаз и задорной улыбки.

В большом тронном кресле она выглядит взрослеющим ребенком, куда могла бы взобраться с ногами, а то и лечь, свернувшись калачиком.

Она хлопала в ладоши, радовалась, кричала пищаще-задорно, размахивала голубым платочком.

Я поглядывал на нее с той нежностью, которую испытываешь к детям, чьи невинные радости так просты и незатейливы.

Она как-то перехватила мой взгляд, чуть смутилась.

– Ваше высочество… я что-то делаю не так?

– Все так, – успокоил я. – Все замечательно.

Она сказала, оправдываясь:

– Сегодня последний день не только в этом кресле… но и вообще в Геннегау. Мы с будущим мужем будем жить в его имении, это почти у Стены, что отделяет нас от Вестготии.