Ярослав Коваль - Злое наследие Страница 24

Так, может, по примеру Ианеи и ему стоит обзавестись своей армией (не говоря Аранефу ни слова)? Гадар лениво размышлял об этом на всём пути к столице. Один вопрос его волновал: где бы раздобыть достаточно денег, чтоб платить этим стервятникам, умеющим нормально воевать только на золотом «топливе»? Может быть, просто пообещать, а там уж как-нибудь? Посмеет ли наёмное отребье откровенно требовать от принца деньги? Или всё-таки станет послушно ждать, когда с ним соблаговолят расплатиться?

Утомлённый путешествием, Гадар предпочёл сделать остановку у частного канцлерского особняка, нисколько не сомневаясь, что владелец будет счастлив принимать в гостях двух августейших особ. Сложнее всего оказалось убедить Аранефа в полезности этой остановки. Пришлось изобретать аргументы на ходу. К счастью, именно сейчас Гадару было не лень их изобретать.

Аргументы были просты, как колун: в нынешней ситуации в первую очередь следует поинтересоваться позицией канцлера. Конечно, необходимо узнать, чем же он занимается в нынешние тревожные времена и как действует. Решил ли служить наглой узурпаторше? Остался ли верен королевскому семейству? От этого многое зависит. Аранеф, услышав последние доводы, задумался.

Правда, в особняке канцлера Гадар первым делом поинтересовался меню и спросил, можно ли подать вино с фруктами и сыром на террасу. И что там с ванной? Прислуга соблаговолит наконец проснуться и выполнить свой долг? Или принцы сами должны себе еду подавать и откупоривать бутылки? Аранеф лишь молча проводил его взглядом. Канцлера в резиденции не было. Мажордом сообщил, что его господин в столице, вот только указаний от него не поступало уже несколько дней. Возможно, милорд слишком занят. Нет, о беспорядках в городе никто из них не слышал. И городские ворота, как раньше, открывают на заре и закрывают перед сумерками, и люди живут по-старому.

Всё как всегда.

Но принц ему не поверил. Голос у управляющего дрожал, бледность настораживала, и, кажется, даже руки вздрагивали. От вальяжности, важности и церемонности, которые изначально и по определению характеризуют любого человека, занимающего его должность (или хотя бы подобную), остались одни воспоминания. Но, заметив странность, принц сразу же сделал из неё вывод, что обстановка в столице куда напряжённее, чем пытается представить мажордом. Может быть, он и не лжёт сознательно, просто недопонимает ситуацию. Ему простительно, он всего лишь слуга.

В конечном итоге, плюнув на Гадара, откровенно показывавшего, что кроме вина, закусок да ванны его сейчас ничто не интересует, Аранеф потребовал снова подать экипаж. Он отправился в частный особняк сенешаля – уверенный, что уж тот-то наверняка должен быть в курсе происходящего, даже если пока и не успел сам взяться за наведение порядка в столице. Надо напомнить, что это вообще-то входит в его прямые обязанности. И о намерениях канцлера узнать тоже.

Здесь гостя встретили уверенно и спокойно. Почтительно выслушали раздражённый приказ, заверили, что сенешаль ждёт, проводили в верхние покои. Только когда дверь пустой комнаты затворилась за Аранефом и не открылась на окрики и стук, он понял, что попал в ловушку. И что сенешаля, который держал бы ситуацию под контролем, здесь нет. Хотя поверить в случившееся ему было трудно. Ведь это абсурдно, чтоб кто-либо, кроме короля, посмел запереть представителя августейшего семейства в зальце с фигурными решётками на окнах.

Гадару дали чуть больше времени. Слуги несли на стол один сорт вина за другим, и истосковавшийся по спокойному досугу принц отпробовал все по очереди. После чего уснул так крепко, что не составило ни малейшего труда доставить его в столицу, в стены Лилейного замка. Очнулся Гадар уже в башне, и ещё очень долго не мог поверить, что всё происходящее ему не снится, что это всерьёз. Он даже не знал, кто именно пленил его; это, собственно, мог быть кто угодно, даже кто-нибудь из братьев. Ведь каких-либо объяснений сын короля не услышал, к нему в роскошно обставленную, но всё-таки тюремную камеру приходил только немой слуга, на все вопросы и требования реагировавший только поклонами, кивками либо отрицательными движениями головой. И всё.

С Аранефом было сложнее. Он быстро сообразил, кто стоит за случившимся, и сам угадал, в чём главное затруднение злоумышленника. Не так-то просто взять под стражу принца и заставить своих людей охранять его, конвоировать и не подчиняться приказам узника, если тот додумается их отдать. Да, среди доверенных людей Кавира (а в том, что постарался именно он, Аранеф совершенно не сомневался) могла найтись парочка отчаянных голов, готовых для дела даже в Пламя плюнуть. Но сколько таких с ходу можно наскрести по сусекам?

Сын короля смутно понимал, что время пройдёт, и если он лично не примет суровых и скорых мер, королевская кровь перестанет быть священной, как она есть. И в среде развоевавшейся, оторвавшейся от корней и традиций молодёжи появится много тех, в ком не останется уже ничего святого.

Однако пока…

Принц и банкир осознали всё это примерно одновременно, независимо друг от друга, хоть и каждый со своей точки зрения. И если Кавир при этом задумался о поисках выхода (как бы так перевести пленника из особняка сенешаля в надёжный замок, да чтоб он не смог отдать охране приказ – вдруг возьмут да и подчинятся его высочеству!), то Аранеф устремил внимательный взгляд на служанку, которая приносила ему обеды и ужины.

– Ты ведь понимаешь, что должна служить благословенной Пламенем королевской семье, и это намного важнее, чем твой долг перед господином. Не так ли?

Девица, похоже, побаивалась нарушать категорический запрет, но её взгляд сказал принцу многое. В следующий раз ему прислуживала уже другая девушка, нескладная, пожалуй, даже просто уродливая. И косноязычная. Пленника это встревожило едва-едва, он уже знал, как именно следует действовать.

Причём быстро, потому что расположение комнат в этом особняке Аранеф знал получше, чем Лилейный замок. Отсюда, как он надеялся, удалиться будет проще… Ну нельзя же было, в самом деле, серьёзно называть это побегом! Бежать принцу не пристало. То, что всякие торгаши никогда не будут иметь права заключать под стражу принцев, а значит, и избавление из такого плена должно называться как-то солиднее, чем просто «побег», конечно, понималось по умолчанию.

А ещё Аранеф ждал, что отец королевской вдовы захочет побеседовать с ним. Он много что смог бы сказать Кавиру, который, кажется, об этом догадывался, потому что являться на встречу не спешил. Сын короля был уверен, что теперь, когда банкир переступил границу дозволенного, его братья сочтут момент удобным, чтоб избавиться от выскочки, уже не церемонясь с ним. Кавир же мешает сейчас всем членам королевской семьи, без него вдовушка вряд ли решится на что-то претендовать, и следовательно. Следовательно, братья воспользуются появившимся поводом.

Аранеф, конечно, учитывал и такую малоприятную ситуацию, что выручать себя придётся самостоятельно. Допустим, торгаш рассчитывает держать принцев в плену как заложников. Идея напрашивающаяся. А значит, лучше и самому побеспокоиться о своём освобождении.

Какого-нибудь опытного интригана удивило бы, почему это принцу не пришла в голову мысль, что его вообще-то могут убить. Сын короля смотрел на мир так же, как и все другие обитатели Лучезарного и Опорного миров. Он не менее, чем подданные государя, верил, что рождён в священном семействе, и кровь в его жилах – священная кровь. И что даже отказ подчиниться ему – уже святотатство.

Такая уверенность и в окружающих будит убеждение, что иначе просто не может быть.

А Конгвер тем временем знать не знал, что на свободу его братьев кто-то покусился. Он был единственным принцем на свадьбе Лары, но и его мысли бродили в пространстве, далёком от темы брачного торжества. Говорились положенные слова, совершались положенные жесты и движения, но на ум приходили лишь соображения касательно того, как организовать оборону и как нападать, если потребуется, и что может вынудить Овеяние к миру.

Конгвер был сравнительно молод и совершенно неопытен. При жизни отца его волновала только учёба, да и всё. Он изучал историю Династии, войн с Опорным, возведения действующей ныне магической системы, законы и многое другое, что только могло понадобиться в жизни аристократу высочайшего происхождения. Никогда всерьёз и даже в мыслях принц не примерял корону, в лучшем случае видел себя в числе доверенных помощников действующего правителя, в роли которого ему виделся только отец. Чего ж необычного – короли живут долго, ведь они благословлены магией.

Только после смерти родителя, осознав, какая неразбериха начинается, задумался о том, на что способен сам.

Его тревожила неуверенность в себе, но гордость не давала этого показать. И Конгвер успокаивал себя математической стройностью расчётов, с помощью которых пытался конструировать свои планы. Поведение людей практически невозможно свести к цифрам и упихать в формулу, но всё-таки по большей части политика поддаётся прогнозированию, и те или иные действия приводят обычно к определённому результату, известному заранее.