Виктор Кузнецов - Пленники Долины Страница 28

На третий день плавания, изнывая от безделья, Корвин попросила поручить ей хоть какую-нибудь работу. Немного поколебавшись, капитан определил Заред на камбуз – помогать добродушному старине Тому, корабельному коку. Работа выпала нелегкая – драить грязные котлы и жирные баки, но лучше так, чем целый день сидеть запертой в четырех стенах, решила девушка.

Рогана и Ланса поместили в один и тот же отсек отвратительно воняющего трюма. Обычно общение узников начиналось с рассказа, за какие прегрешения некогда свободного человека наградили «почетным» званием рудокопа. Люди присматривались и пытались понять, кого можно «подвинуть», а от кого лучше держаться подальше. Уже через неделю среди каторжан сложились весьма свойственные человеческой натуре отношения: вокруг сильных личностей собрались слабые духом, ищущие поддержки. На этот раз лидеров оказалось двое: Роган Говард и Себастьян Трэхо. Если открытая и независимая натура Рогана притягивала людей, то Себастьян предпочитал их подчинять. В прошлом он возглавлял крупный отряд королевской армии и за годы службы приобрел немалый опыт ломать упрямцев.

К вечеру седьмого дня море стало неспокойным, ветер заметно усилился. «Долгий путь» сильно качало, и капитан приказал поставить фок[10] и контр-бизань[11], сделав корабль более устойчивым. В противовес ночному ненастью, восход солнца был великолепен: порывы ветра стихли, из-за горизонта поднимался золотой диск, и в этот миг казалось, что не ветер наполняет паруса, а солнечные лучи заставляют корабль плыть вперед.

Каждое утро Ланс начинал с молитвы. Каторжане посмеивались над ним – излишняя набожность казалась им тут неуместной, но молиться не мешали. Так продолжалось до тех пор, пока личностью Ланса не заинтересовался Себастьян. На восьмой день пути, утром, встав на колени и готовясь произнести заученные еще в раннем детстве слова, Ланс почувствовал, что сзади кто-то стоит. Обернувшись, он увидел Санчо, одного из прихвостней Себастьяна.

– Поднимайся, святоша. Иди бить поклоны Богу корабельной помпы, – заикаясь и краснея, выдавил из себя тот.

Ланс знал, что сегодня не его очередь выкачивать скопившуюся в трюме воду, не составило труда и догадаться, кто стоит за столь дерзкой речью трусоватого по своей натуре человека.

– Кноул дал нам радость труда, чтобы могли мы в полной мере насладиться отдыхом, ступающим заботам вослед. И не в моих силах лишать человека того, чем наделил его Бог, – невозмутимо ответил посланник короля.

Опешив от услышанного, Санчо замешкался и с надеждой поглядел на Себастьяна. Но казалось, что главарь дремлет, не интересуясь происходящим; ничто не нарушало тягостную тишину. Санчо не нравилась отведенная ему роль, но меньше всего он хотел бы сейчас объяснять, почему дерзкий узник вздумал противиться.

Видя, что Санчо не справляется, раздосадованный неудачей Себастьян подал своим людям знак, и на подмогу поспешили Дэни и Рамон.

– Не желаешь помогать ближнему? – пренебрежительно спросил Ланса Дэни.

– Помощь ближнему – святая обязанность каждого, и ничего, кроме радости, не могу я испытать творя ее, – миролюбиво ответил каторжанин.

– Так ступай откачивать воду! – рассвирепел Рамон и попытался толкнуть упрямца.

Отступив на шаг, Ланс заставил Рамона провалиться, после чего схватил его за кандалы и лишь незначительно увеличил инерцию падения. Этих действий оказалось достаточно, чтобы головорез ударился о ридерс[12] и, оглушенный столкновением, растянулся на настиле. Через мгновение к нему присоединился и его приятель.

Себастьян махнул рукой – еще несколько человек бросились на Ланса. Посланник Конрада прижался спиной к шпангоуту. Даже скованный по рукам и ногам, он все еще представлял серьезную угрозу. Правда, пока что об этом никто даже не догадывался.

Неожиданно две головы в заднем ряду нападавших пропали из вида, затем еще две, и тут Ланс понял причину исчезновения громил – Роган пришел ему на помощь. Здоровяк расшвыривал людей, будто мешки с соломой. Поверженные противники, потирая ушибленные места, более не пытались атаковать – только сумасшедший мог надеяться одолеть Рогана голыми руками. Когда между Роганом и Лансом не осталось никого, взгляды мужчин встретились. В дружеском жесте Роган протянул огромную ладонь:

– Тебе бы не помешало завести друзей. А то все один да один.

– Со мной всегда мой Бог, – смиренно произнес Ланс, отвечая крепким рукопожатием.

Роган усмехнулся:

– Нет Ему до нас дела. Если бы было, вряд ли допустил, чтобы по земле ходили такие, как губернатор.

– Ты ошибаешься, – беззлобно возразил Ланс. – Бог внутри тебя. Ты рождаешься с ним и с ним же умираешь.

– Тогда почему я не ощущаю его помощи?

– Бог определил твое место в жизни, и все, что с тобой происходит, нужно принимать как урок. Только так ты сможешь прийти к Богу.

– Обвинительный приговор – это тоже урок? Не понимаю, какую идею я могу тут извлечь.

– Ищи ответы не у людей, а внутри себя, – Ланс сложил ладони вместе и склонил голову. – И помни: все, что касается тебя, касается и Его. Для Бога великая отрада воспитывать тебя, и ниспосланные Им трудности – доказательство этому.

– Легко сказать, «ищи внутри себя», – засомневался Роган. – Может быть, на какое-то время отступим от правил и зададим несколько вопросов не себе, а вон тому неуемному господину? – указал он взглядом на Себастьяна. – Сдается мне, что для этого самое время.

Ланс не испытывал большого желания указывать Себастьяну, но посчитал, что заручиться поддержкой такого могучего союзника, как Роган, будет совсем нелишним.

– Не помешает, – согласился он, и мужчины направились к старавшемуся держаться раскованно «главарю».

Даже утомительная дорога в душном фургоне казалась теперь Заред увеселительной прогулкой. Ей еще повезло, что капитан определил на камбуз. Тут не так сильно воняло протухшей водой и существовало некоторое подобие свободы. Однако корабль по-прежнему оставался миром мужчин. Во все времена матросы считали, что женщина на корабле – верный признак грядущего несчастья. Большая часть команды могла бы еще смириться с присутствием Заред в качестве заключенной, но на правах второго кока – никогда.

Камнем преткновения для любой женщины во время плавания становилась необходимость справлять естественную нужду. Дощечку с прорезью по центру, закрепленную на релингах[13], Заред исключила сразу. Непосредственность непосредственностью, но на глазах у толпы раскачиваться за бортом, придерживаясь руками за ванты[14], даже для закаленного мужчины удовольствие сомнительное. Данное действо, исполняемое кем-то из членов корабельной команды, нередко сопровождалось грубым хохотом их товарищей. Как-то случайно став свидетельницей подобного, Заред с ужасом представила, что начнется, если на дощечку сядет она!

Благо командный состав пользовался другим способом. Для капитана, его помощников и боцмана в носовой пристройке корабля были вырезаны специальные отверстия. Но и здесь дела обстояли не слишком гладко. Особенно во время качки, когда присевший возле отверстия человек, рисковал получить назад то, что он только что благополучно отправил вниз.

И еще один момент корабельного быта доставлял Заред огромное неудобство – тут нельзя было нормально помыться. Воды всегда не хватало, и использовать ее для мытья считалось преступлением. Заред очень удивляло, что люди предпочитают ходить засаленными и дурнопахнущими, нежели искупаться за бортом. Сама же она, наоборот, с удовольствием каждый день поливалась морской водой, услужливо подогретой теплым летним солнцем. Лишь для лица и волос приходилось клянчить у Тома пинту[15] пресной.

Кок ворчал, но никогда не отказывал. Старина Том был добродушным и по-детски наивным толстяком с небольшим дефектом речи – кок несильно пришепетывал. Честный малый, он охотно делился секретами, как из нехитрых корабельных запасов испечь лепешек или приготовить любимое лакомство матросов – корабельный пудинг. «Для этого, милая, – рассказывал Том, сидя на своей любимой скамье, – потребуется смешать муку, сахар, изюм и топленое сало. Чуть погоди, залей все это водой и тщательно размешай. Полученную массу помести в парусиновый мешок и опусти в кипяток. Вари столько же, сколько варишь рис».

Но лепешки и пудинг готовились лишь по выходным или праздникам. В обычные дни команда, и даже сам капитан, страдали от еды невысокого качества. Солонина в бочках быстро портилась; воду набирали из рек, не проверяя ее качества. Для предотвращения гниения скоропортящихся продуктов использовали соль и перец. Пересоленное мясо требовалось перед употреблением вымочить в пресной воде. Но ее запас на корабле был строго ограничен. Недостаточно вымоченное мясо не лезло даже в самую «луженую» глотку.

Пытаясь внести разнообразие в дневной рацион, матросы придумали некрасивое на вид, но сладкое кушанье. Для этого они растирали сухари, смешивали их с салом, сахаром и разбавляли получившееся тесто водой. «Собачье лакомство», – называли они плод своей фантазии. Заред как-то довелось попробовать «эту гадость» – так окрестила она сладкое жирное пюре.