Антон Орлов - Крысиный Вор Страница 3

Это смахивало на обыск, с той разницей, что обыскивал он самого себя. Кроме пары увесистых кошельков обнаружились кожаные перчатки с теплой подкладкой, расческа, чистый носовой платок, кастет и несколько штук ножей, спрятанных в потайных карманах. Сплошь холодное оружие, но ведь бывает какое-то еще… Ну да, боевые амулеты, огнестрельные ружья и самострелы.

Один из стилетов особенный: небольшой, изящный, с притягательно мерцающими на узком клинке то ли узорами, то ли рунами.

Это для ближнего боя… Или нет, вообще не для боя. Надеюсь, не придется им воспользоваться.

Разложенный на кровати арсенал наводил на интересные выводы касательно его работы. Наемный убийца?.. Догадка ему не понравилась, но в то же время мелькнуло представление, что его когда-то обучали ремеслу такого рода.

Хм, а это что? В потайном кармане куртки обнаружился цилиндрический кожаный футляр, внутри свернутый в трубку документ. Написанная каллиграфическим почерком грамота на бумаге с водяными разводами, с двумя печатями, сообщала, что за подателя сего гостевая въездная пошлина в ларвезийскую казну уплачена. Надо беречь, вдруг пригодится.

Вновь рассовав находки по карманам, он весь день читал, прерываясь лишь для того, чтобы сходить в трапезную. Питались тут по монастырскому распорядку. Его со страшной силой тянуло в город – побродить еще по улицам Аленды, увидеть побольше, но монахи отговорили: если у тебя нелады с памятью, до консультации с магом лучше никуда не ходи, а то не ровен час, опять что-нибудь забудешь и заблудишься. Он решил обождать до завтра.

Ближе к ночи его охватило беспокойство, которое скорее будоражило, чем угнетало. В окно заглядывала полная желтая луна – это ведь, наверное, она выманила его на прогулку в прошлый раз? Уже наученный горьким опытом, он преодолел искушение и остался в гостинице, а наутро с облегчением обнаружил, что хотя бы вчерашний день помнит во всех подробностях.

После завтрака они с Джамо отправились к Суно Орвехту на улицу Розовых Вьюнов. Было пасмурно, температура около нуля, сугробы раскисли, с крыш капало – обычная для Аленды зимняя погода.

Стоп, что значит – «температура около нуля»? Опять чепуха в голову лезет. Или это сочетание слов все же что-то означает, хотя нипочем не вспомнить, что именно?

От этих размышлений его отвлекло зрелище, открывшееся за очередным поворотом: дворцы всех оттенков белизны, с колоннадами, башнями, воздушными галереями, статуями на фронтонах и золочеными шпилями. Этот великолепный ансамбль раскинулся на добрый десяток кварталов по ту сторону свинцово-серого канала, словно городской мираж, окутанный блеском проглянувшего в прореху меж облаков зимнего солнца.

– Это и есть резиденция Светлейшей Ложи?

– А что же еще? – с гордостью отозвался Джамо.

Улица Розовых Вьюнов находилась неподалеку от этого средоточия магии и власти. Возле нужного дома стояло два фургончика, на одном были намалеваны груша и яблоко, второй украшала узорчатая надпись «Гирлянды, маски, драпировки». Возницы ругались между собой, выясняя, кто кому перегородил дорогу. Их обоих костерила с крыльца богато одетая женщина, худощавая, остроносая, тонкогубая, с пронзительным властным голосом:

– Хватит уже горлопанить, остолопы, давайте-ка выгружайте то, за что вам деньги плочены!

Монах, улучив момент, оробело спросил, нельзя ли увидеть господина Орвехта.

– Братец Суно еще не вернулся, приходите завтра. А ну, хватит базлать на всю улицу, как недоеная скотина! Заносите товары в дом по очереди, второй раз повторяю. Если повторю в третий – пеняйте на себя!

Спорщиков проняло, и те подчинились, продолжая глухо переругиваться, чтобы сохранить лицо.

Присмиревший Джамо потянул спутника за плащ, и они ретировались, мимоходом поймав обрывок разговора в небольшой толпе зевак, собравшейся поодаль:

– У них уже который день кутерьма, племянницу господина Орвехта выдают замуж.

– Барышню Хеледику, ведьму?

– Да не путайте, барышня Хеледика – воспитанница почтенного Орвехта, а замуж выходит его родная племянница из деревни, барышня Глодия. Услышали боги-милостивцы наши молитвы, уж теперь-то здесь вполовину тише станет…

– Вы так думаете? У них еще барышня Салинса осталась непристроенная, и они с маменькой будут разводить такой же тарарам, покуда у господина мага терпение не лопнет и он их не выставит. Ох, за что же милостивцы наказывают нас такими соседями…

– Известно за что – за грехи. А свадьбу, говорят, с размахом закатят, чего только не накупили для торжества!

– Бедняга жених…

– Жених тоже хорош бедокур, два башмака пара.

– Несчастный парень недурен собой, а барышня Глодия на лицо истинный страх, вылитая матушка…

– А вы потише, потише, а то госпожа Табинса услышит. Она за квартал чует, когда ей кости полощут.

– И ведь никто не верил, что хоть одну из этих ужасных девиц сбудут с рук, а вот же на тебе! Эх, надо было об заклад побиться…

Когда повернули за угол, он помотал головой, чтобы поскорее избавиться от остаточного дисгармоничного мельтешения – не перед глазами, даже не в мыслях, на каком-то ином уровне.

– Не отчаивайся, – с некоторой напыщенностью посоветовал Джамо. – Сходим завтра, а сейчас пошли обратно.

– Я погуляю по городу, вернусь к вечерней трапезе.

– А ну как опять все позабудешь? – Монах даже руками всплеснул.

– Не забуду. То, что со мной случилось, уже случилось, это была однократная опасность. Впереди ничего похожего нет, я чувствую.

– Да что ты можешь чувствовать, если даже не знаешь, как тебя зовут?!

Своей интуиции он доверял, но внятно объяснить ничего не мог. В конце концов Джамо сварливо пробормотал: «Что ж, Кадах заповедал нам радеть о тех, кому нужна помощь, но не докучать заботой!» – и отправился по делам, а он опять остался наедине с Алендой. Он словно опьянел от этого города, большого, старинного, по-зимнему пестрого – россыпью карнавально-ярких пятен среди грязноватой рыхлой белизны.

Только почему – старинного? По сравнению с чем? Наверное, с чем-то, оставшимся позади, за снежным занавесом забвения… Впрочем, Аленде не меньше трех тысяч лет, местами попадаются совсем древние постройки и скульптуры, так что это определение для нее в самый раз.

Порой он озирался, высматривая вчерашнего четвероногого знакомца, но тот так и не появился. Зато облако над дальними крышами напоминало очертаниями кудлатую вислоухую собаку, словно плывет по небу сам Северный Пес в своей облачной ипостаси… Он подумал об этом не всерьез, но в то же время с ощущением, что так и есть, и в течение некоторого времени щурился, вглядываясь. Потом отвлекся на еле различимый посреди серой хмари крылатый силуэт: кто там – крухутак или какая-то птица?

Миновав небогатые кварталы с обветшалыми горохово-желтыми домами, полными снежной каши извилистыми улочками и похожими на пустые клетки летними верандами чайных, он вышел к обшарпанной кирпичной ограде, из-за которой доносился людской гомон. За ближайшим входом – точнее, проломом – виднелись торговые ряды, в воздухе плавал дым жаровен. Рынок. Там ему делать нечего.

Вдоль ограды сидели на подстилках закутанные в тряпье попрошайки. Чувствовалось, что они мастера своего дела, и это мешало ему проникнуться их жалким видом – театр ведь, а прохожие нет-нет, да и бросали мелочь.

Тех, кого по-настоящему задавила нужда, здесь не было, профессиональные нищие гоняли чужаков со своей территории. Настоящая голытьба искала пропитание на помойке за рынком. Он забрел туда случайно: поворот – и впереди тупик. Дощатый «мусорный домик», несколько доверху полных замызганных корзин, разбитая телега без колес, россыпь мерзлого подгнившего лука.

В отбросах рылись трое изможденных оборванцев, им досаждала стайка мальчишек в красных и зеленых курточках. Эта шантрапа кривлялась, толкалась, кидалась луковицами и снежками, один выхватил из-под носа у тощего парня с забинтованной шеей хлебную корку, отскочил в сторону и начал приплясывать, дразня находкой, другой совал своим жертвам в лицо дохлую крысу и глумливо приговаривал: «А хочешь крыску? Вку-у-усная крыска! Не дам тебе крыску!»

В следующий момент он разглядел, что никакие это не дети, а взрослые карлики, на редкость уродливые. А еще через пару секунд до него дошло, что они вовсе не люди.

Их длинные вислые носы напоминали сизые баклажаны, а непропорционально крупные головы покрывала вместо волос черная щетина, жесткая и колючая – она переходила на загривки, придавая коротышкам зловещее сходство с гиенами. Кроме щегольских курточек на них были потрепанные штаны и тяжелые деревянные башмаки, у одного поблескивала в ухе золотая серьга в виде массивного кольца.