Анна Виор - Легенда о свободе. Мастер Путей Страница 40

– Но король поддержал восстание… – недоумевала Фенэ. Как ни крути, а Тария – удивительно непонятная страна.

– Да… Но больше потому, что ненавидел Атосааля. Мило горяч, не любит раздумывать, планировать… Теперь власть сменилась, но Король-Наместник как был, так и остается цепным псом Одаренных. При этом Палстор и подобные ему стали говорить чаще и настойчивее о возможности изменить порядок вещей. Такая возможность в будущем, вероятно, уже и не представится. День и ночь Мило внушают, что действовать нужно сейчас, пока Фаэль еще очень юн и отягощен неразберихой в стране. Подозреваю, что наушничают не одному Мило, подогревают недовольство дворянства и простого люда. Засуха? Фаэль виноват! Почему он не послал погодников, которых, как известно, пруд пруди? Эпидемия? Снова нерасторопность Фаэля! Где Целители? Древний уничтожает целые поселения? Как ты думаешь, кого обвинят? В провинциях тоже давно возмущены существующим положением: когда каждый городской Глава под присмотром Одаренного городского Советника… Графы и князья хотят властвовать, а им позволяют лишь вести скромное хозяйство… Никто не верит, что у мальчишки поднимется рука придушить восстание своего же народа, если такое вспыхнет. А не вспыхнуло лишь потому, что зачинщики еще побаиваются Кодонака. Уж тот не сплохует. Но если начнется война, и Кодонак будет занят…

Алиния замолчала надолго, она встала с кресла, подошла к окну, выходящему в сад: створки были распахнуты, и ветер вносил в комнату вечернее благоухание весенних цветов. Опершись о подоконник, королева задумчиво вглядывалась в синий сумрак, заполнивший сад в преддверии ночи, обещающей быть ясной и звездной.

Фенэ тоже задумалась. От откровений королевы ей стало не по себе. Нет, она не боялась интриг и понимала, что при любом дворе их больше чем достаточно, и если бы тарийские придворные не занимались их плетением, она бы очень удивилась, – скорее пауки оставят извечный свой труд. Но здесь все далеко зашло и плохо пахнет. К тому же в опасности человек, которого она считает Каэ-Массом… исцеливший ее. Она обязана ему своим счастьем, будущим своего рода, исполнением мечты ее отца – иметь внука, в чьих жилах будет течь кровь великих воителей. Благородная не должна оставаться в долгу. Если сейчас она не предупредит Вирда Фаэля о грозящей ему беде, то сын ее, родившись и повзрослев, никогда не простит матери невыплаченного долга, притом что возможность такая была. Араец бы не простил…

Гани Наэль

– Эй, Музыкант! Еще балладу! – кричал захмелевший Мило Второй, обращаясь к Гани, будто к уличному скомороху, а Палстор при этом кривил в гадкой усмешке свой почти безгубый рот.

Гани едва заметно скрипнул зубами, учтиво улыбнулся и медленно склонил голову:

– О чем хотел бы услышать мой король?

– Давай «Обманутого короля»! – Мило пьяно рассмеялся и даже, кажется, хрюкнул.

Руки Гани привычно заскользили по струнам: он помнил слова так хорошо, что во время пения мог размышлять о происходящем. Охота превратилась в попойку, и способствовал тому конечно же граф Палстор. За последнее время Гани уже многое понял в том, что творится при тарийском дворе. Главный паук, плетущий паутину, – Палстор, а неуравновешенный, горячий и не очень умный Мило – муха, попавшая в эту сеть. Но Мастер Музыкант уже видел слабое место графа – излишняя уверенность в своих силах, а отсюда наглость и потеря осторожности: он не считает нужным особо скрываться, хотя и думает, что Гани – человек Фаэля. Палстора кто-то поддерживает среди высокопоставленных Одаренных. Ему что-то обещали… Ему гарантировали безопасность… Вирда Фаэля он не боится. А должен бы. Вирд – мальчишка, но не простой: кто, как ни Гани Наэль, знает это! Все-таки – Мастер Путей, и Палстору не по зубам, даже если тому кто-то помогает! Возможно, граф держит связь с кем-то из отступников, не зря эти разговоры о «доброте» Древнего к простым людям. А может, все хуже, и Вирд недостаточно хорошо вычистил Советы: Большой и… Малый.

– Выпей, Музыкант! За «обманутого короля»! – Мило лично протянул Гани кубок, полный до краев, и Музыкант опустошил с улыбкой. Гани пил наравне с королем, в отличие от Палстора, который, как он заметил, выливал бо́льшую часть на землю рядом с подстеленным ковром, на котором возлежал.

Пить-то он пил, но ни разу в жизни Гани Наэлю еще не удалось напиться: иной раз он думал, что это его проклятие, особенно тогда, когда горе хотелось залить вином. Поэтому, как обычно, руки его твердо перебирают струны, язык не заплетается, а голос звонок; он бы и по канату сейчас прошел с легкостью. Но Палстор не знает об этой его особенности. Может, притвориться? Пусть граф думает, что один трезв из всей собравшейся компании. На охоту с Мило отправились еще с дюжину придворных, не считая Палстора и Гани, женщин среди них не было. Гончие погоняли немного зайцев по рощицам на берегах озера Сон, и Мило Второй после неоднократно озвученных жалоб о том, что настоящая охота – только в Тарийском лесу, а до него неделя пути, с подачи графа решил сделать привал, и обильными возлияниями «отпраздновать» неудавшуюся охоту.

Вся дюжина молодцов, что опустошают сейчас кубок за кубком, – люди Палстора, доверенные лица, к тому же не отличающиеся умом и благородством. В их обществе Гани было очень неуютно, уж лучше отбиваться от провокаций королевы и принцессы. Но Мило сто́ит вытянуть из этой паутины, он не злой и не подлый человек, но легко попадает под влияние.

За время пира, организованного прямо на расстеленных на земле коврах, Мило несколько раз требовал, чтобы Гани подсаживался к нему поближе, и теперь король уже орет ему в самое ухо, заказывая новые и новые песни.

– Спишь с королевой?.. – спрашивает вдруг Мило серьезным, тихим и почти трезвым голосом, наклонившись к Гани. Тот нахмурился, не переставая играть, посмотрел на короля. – Ничего… Кто только с ней не спит… Но если дотронешься до Агаи!.. Я шкуру с тебя спущу и не посмотрю на то, что ты человек Верховного!..

– Ваше величество ввели в заблуждение, я не осквернял вашего супружеского ложа, и Агая для меня под запретом. Но то, что она, по ливадскому обычаю, ищет себе подходящего мужчину для первой ночи – для меня не секрет, и вашему величеству стоит поговорить с ней об этом.

Мило не так пьян, как хочет казаться… а значит, он не так прост, как выставляет себя… Король скрипнул зубами, затем заорал во всю глотку так, что у Гани заложило уши:

– Вижу, вы не пьете! И ты, Палстор, наливай полный кубок! И пей, чтобы я видел! До дна! До дна – я сказал! – Этот кубок графу по-настоящему пришлось выпить – король внимательно наблюдал.

– Так Алиния еще не затащила тебя в постель? – обратился к нему Мило вновь тихим и трезвым голосом, никто их разговора не слышал. – Клянешься?

– Клянусь.

Мило хмыкнул, усмехнулся:

– Я не ревную… Но все же приятно, что хотя бы с тобой она мне не изменила… Так Агая, говоришь, ищет себе мужчину?

– Возможно, это была лишь шутка, ваше величество. Королева Алиния любит подшутить над придворными, и я не исключение.

– Думаю… не шутка. Эти ливадки… не знают стыда! А Агая очень уж привязалась к моей дорогой женушке.

– Опять не пьешь?! – вдруг орет король громче прежнего, оборачиваясь к навострившему уши Палстору, и поднимает кубок: – За Тарию!

– Скажи мне, Музыкант, что за человек этот Вирд Фаэль? – склоняется к нему король, вновь трезвея волшебным образом. – Как давно ты служишь ему? И кому служит он?

– Ваше величество не верит, что я сказал правду о том, как познакомился с Вирдом Фаэлем? Что ж… в это действительно сложно поверить… Но я не утаил ничего, хотя стоило бы: многим не по нраву, что Верховный провел десять лет в арайском рабстве. Одно я могу сказать: Вирд-А-Нэйс Фаэль вам не враг.

Мило Второй фыркнул, сделал большой глоток из кубка, окинул взором своих попутчиков. Бароны Дейко и Хаон уже засыпали, приклонив головы друг к другу; они пошатывались и почти заваливаясь на землю, оба разом вздрагивали, вновь выпрямлялись и продолжали невероятным образом комично удерживать равновесие. Рыцари Инше, Лавли и Тамбей орали в три глотки только что завершенную Гани песню, повторяя раз за разом куплет:

Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть,и встать не мог великий король – осталось ему умереть.

Лавли так проникся, что не сдержал пьяных слез. Прочие охотники вгрызались в прихваченные с королевской кухни окорока, налегали на сыры и рябчиков, но больше пили… Сейчас только три часа пополудни, до заката еще далеко, но к вечеру тут не останется ни одного способного стоять на ногах, кроме, конечно, Гани Наэля, а может, и… короля. Что до хитрого Палстора, то пить он не умел, и после того как Мило вынудил его опустошить три или четыре кубка, не пролив при этом ни капли, он уже икал и смотрел косо.