Джо Аберкромби - Полукороль Страница 41

Сегодня тренировочная площадка была во дворе цитадели, в углу которого стоял древний кедр. Воины практиковались со щитами, вставали в стены и в клинья и разбивали их. Сталь блестела от бледного солнца, стучала по дереву, было слышно шарканье ног. В холодном воздухе доносились указания мастера Хуннана — сцепить щиты, прикрыть напарника, сделать выпад снизу. Так же когда-то он кричал и на Ярви, без особой пользы.

— Очень много людей, — сказал Ничто, оценивая положение.

— Хорошо тренированных, закаленных в битвах, и на своей земле, — добавил Ральф.

— На моей земле, — бросил Ярви сквозь сжатые зубы. Он повел их дальше, и каждый шаг, каждый камень был все более знаком. — Видишь? — Он притянул Ральфа к следующему узкому отверстию с видом на проход в цитадель. Двери из обитого дерева были открыты, по бокам стояли охранники, а в тени наверху арочного прохода блестела отполированная медь.

— Кричащие врата, — прошептал он.

— Почему их так зовут? — спросил Ральф. — Из-за криков, которые мы издадим, если все пойдет не так?

— Название не важно. Они падают сверху, чтобы запечатать цитадель. Их держит единственный серебряный штырь. Он всегда охраняется, но в комнату ведет скрытая лестница. Когда настанет день, Ничто и я возьмем дюжину людей и захватим комнату. Ральф, ты возьмешь лучников на крышу, чтобы наделать из охраны моего дяди подушечек для булавок.

— Уверен, из них получатся отличные подушечки.

— В нужный момент мы вытащим штырь, врата упадут, и Одем окажется в ловушке. — Ярви представил себе ужас на дядином лице, когда упадут врата, и пожелал, уже не в первый раз, чтобы сделать дело было так же легко, как сказать.

— Одем окажется в ловушке… — глаза Ничто сверкали в темноте. — Как и мы.

Во дворе раздались крики, оттого, что последнее упражнение подошло к концу. Победители кричали громче, проигравшие тише.

Ярви кивнул на молчаливого инглинга.

— Раб моей матери покажет вам пути. Изучите их.

— А ты куда? — спросил Ральф и неожиданно добавил: — Мой король.

— Надо кое-что сделать.

Задерживая дыхание, чтобы никакой звук его не выдал, Ярви пробрался через затхлую темноту к скрытой дверце между ног Отца Мира, прижался к смотровому отверстию и вгляделся в Зал Богов.

Еще не наступил полдень, и король Гетланда сидел на своем месте — на Черном Стуле. Он сидел спиной к Ярви, так что лицо Одема ему было не видно, только очертания плеч и блеск королевского обруча в волосах. Мать Гандринг сидела на своем стуле по правую руку, ее рука дрожала от усилия, сжимая посох министра.

Под помостом виднелось море тускло освещенных лиц величайших и достойнейших людей Гетланда. Лучшие отполированные пряжки и ключи. На лицах застыли подобострастные улыбки. Те же самые люди, которые причитали, когда хоронили его отца, и которые размышляли, будет ли у них когда-нибудь такой же король. Не такой, как его увечный младший сын, разумеется.

На ступеньках перед стулом прямо стояла мать, позади нее виднелся Хурик.

Ярви не видел лица Одема, но слышал, как голос фальшивого короля эхом отражается от стен зала. Такой же спокойный и благоразумный, как и всегда. Терпеливый, как зима, и Ярви почувствовал от него зимний озноб.

— Могу ли я осведомиться у нашей благочестивой сестры, когда она собирается предпринять путешествие в Скекенхаус?

— Так скоро, как только смогу, мой король, — ответила мать Ярви. — У меня есть неотложные дела, которые…

— Ключ от сокровищницы теперь ношу я.

Ярви вгляделся в край отверстия и увидел Исриун, сидящую с другой стороны от Черного Стула. Его нареченную. Не говоря уже о том, что она была нареченной его брата. На ее шее висел ключ от сокровищницы, и по всему было видно, что его вес давил на нее не так сильно, как она боялась. — Я могу разрешить ваши дела, Лаитлин.

Ее голос был мало похож на голос той нервной девочки, что давала дрожащие обещания в этом самом зале. Он вспомнил, как сияли ее глаза, когда она касалась Черного Стула, и увидел, что теперь они так же сияли, когда она посматривала на своего отца, сидящего в нем.

Похоже, не один Ярви изменился с тех пор, как он отплыл из Амвенда.

— Проследите, чтобы это произошло скорее, — раздался голос Одема.

— Так вы сможете стоять среди нас, как Верховная Королева, — добавила Мать Гандринг, и эльфийский металл мрачно блеснул, когда она на миг высоко подняла свой посох.

— Или стоять на коленях, как счетовод Праматери Вексен, — бросила в ответ мать Ярви.

Последовала пауза, а потом Одем мягко сказал:

— Бывает судьба и похуже, сестра. У всех нас есть свой долг. Мы должны делать то, что лучше для Гетланда. Позаботьтесь об этом.

— Мой король, — выдавила она через сжатые зубы, кланяясь, и, хотя Ярви часто мечтал увидеть ее униженной, теперь он почувствовал закипающий гнев.

— Теперь оставьте меня с богами, — сказал Одем, взмахом руки отпуская подданных. Двери открылись, знатные мужчины и женщины поклонами демонстрировали свое безграничное уважение и друг за другом выходили на свет. Мать Ярви была среди них, Хурик подле нее, Мать Гандринг за ними, и последней вышла Исриун. В дверях она обернулась и улыбнулась отцу так же, как когда-то улыбалась Ярви.

Эхом отразился удар закрывающихся дверей, опустилась тяжелая тишина, и Одем со стоном вырвался из Черного Стула, словно тот жег его. Он обернулся, и у Ярви в груди перехватило дыхание.

Лицо дяди было в точности таким, каким он его помнил. Сильным, с суровыми морщинами на щеках и серебром в бороде. Таким же, как было лицо отца Ярви, но с мягкостью и заботой, которую в лице короля Утрика не мог отыскать даже его собственный сын.

Должна была хлынуть ненависть и унести все страхи Ярви, утопить все изводящие его сомнения о том, что вырвать Черный Стул из когтей дяди не стоит той крови, которую, несомненно, придется пролить.

Но вместо этого сердце Ярви предало его, когда он увидел лицо своего врага, убийцу его семьи и похитителя его королевства, и он почувствовал удивительный прилив любви. Потому что это был единственный человек в его семье, кто когда-либо был добр к нему. Давал почувствовать, что он кому-то нравится. Давал почувствовать, что он заслуживает того, чтобы нравиться. А затем пришла удивительная печаль оттого, что он потерял этого человека, Ярви почувствовал слезы на глазах и положил скрюченные пальцы на холодный камень перед собой, ненавидя себя за свою слабость.

— Прекрати на меня пялиться!

Ярви отпрянул от отверстия, но взгляд Одема был устремлен намного выше. Он медленно шел, и звук его шагов эхом отражался в густом сумраке огромного пространства.

— Вы оставили меня?! — крикнул он. — Как я оставил вас?!

Он говорил с янтарными статуями под куполом. Он говорил с богами, и его треснутый голос был каким угодно, только не спокойным. Теперь он снял королевский обруч, который когда-то носил Ярви, и с содроганием потер оставленные им следы на лбу.

— Что я мог поделать? — прошептал он, так тихо, что Ярви едва мог его слышать. — Все мы кому-то служим. За все есть своя цена.

И Ярви подумал о последних словах Одема к нему, которые в его памяти были острыми, как ножи.

Ты был бы прекрасным шутом. Но действительно ли моей дочери нужен муж — однорукий слабак? Увечная кукла на нитке его матери?

И теперь его ярость, горячая и обнадеживающая, вскипела. Разве он не поклялся? Ради своего отца. Ради матери.

Ради себя.

Со слабым звоном кончик меча Шадикширрам покинул ножны, и Ярви положил шишковатый кулак левой руки на скрытую дверь. Он знал, один хороший толчок ее откроет. Один толчок, три шага, и удар меча сможет все закончить. Он облизал губы, пошевелил рукой на рукояти, напряг плечи, кровь стучала в его висках…

— Довольно! — взревел Одем. Зазвенело эхо, и Ярви снова замер. Дядя подхватил королевский обруч и надел его обратно. — Если вы хотели, чтобы было иначе, почему вы меня не остановили? — Он крутанулся на пятках и зашагал из зала.

— Они послали меня, чтобы я это сделал, — прошипел Ярви, убирая меч Шадикширрам обратно в ножны. Не сейчас. Еще рано. Не так просто. Но его сомнения выгорели.

Даже если понадобится утопить Торлби в крови.

Одем должен умереть.

34. Битва друга

Ярви изо всех сил тянул весло, зная, что над ним занесен хлыст. Он тянул и рычал, напрягая даже обрубок пальца бесполезной руки, но как он мог сдвинуть весло один?

Мать Море бурно ворвалась в трюм «Южного Ветра», и Ярви отчаянно нащупывал лестницу, глядя, как люди натягивают цепи, чтобы вздохнуть в последний раз, а вода поднимается над их лицами.

«Умные детки тонут в точности так же, как глупые» — сказал Тригг. Из ровной раны в его черепе текла кровь.

Ярви, спотыкаясь, еще раз шагнул в безжалостный снег, поскользнулся и зашатался на горячей скале, гладкой, как стекло. Как бы он ни бежал, собаки всегда кусали его за пятки.