Роман Кузнецов - Хранитель Врат Страница 48

– Ложись, – крикнул он.

Раздался взрыв. Гном и Малыш, не сговариваясь, включили прикрепленные к стволам фонари и метнулись к месту взрыва. Когда Спец поднялся, они уже вернулись, волоча за ногу то, что раньше называлось Дроном. Развороченное гранатой тело свалили у расписанного Пауком камня, на котором за отсутствием лучшего применения рубили дрова. Дрон лежал, неестественно подогнув под себя ноги и вывернув оставшуюся руку. От жутких ран отчетливо несло гниющей плотью. Но самым интересным было то, что он был еще жив. Он шевелился, силясь встать. Спец подобрал свой автомат и всадил две пули в изуродованную голову, сопроводив действие длинной сентенцией о межродственных связях в семье Дрона. Череп лопнул, как гнилой орех. Освобожденный мозг брызнул на камень.

– Живучая тварь, – произнес Малыш. – Сказали туше – значит, туше, падла.

– Теперь задумается, – эхом отозвался Гном. – Пораскинет мозгами. Тренер, ты того, морду-то обработай спиртом, что ли. Вдруг он тебе какую заразу занес. Как в ужастиках.

– Ты когда это, превращаться начнешь, того, не тупи, сообщи нам по-братски, мы того, с заменой подсобим.

– Сообщу, сообщу, не переживайте. Как положено, заявку подам, – осторожно ощупывая разодранную до кости скулу, сказал Спец. – Смотрите по сторонам, остряки, второй еще где-то должен ошиваться.

Только сейчас бойцы внимательно оглядели лагерь. Костры по-прежнему горели ярко. У дальней кромки освещаемой территории без сознания лежал Санек. Морро и Док стояли рядом и испуганно водили стволами по сторонам. Больше никого нигде не было видно.

Гном и Малыш подскочили к Саньку и быстро оттащили его в центр стоянки. Спец врубил фонарь и присоединился к Морро, прикрывая отход.

– Жив, но без сознания. Нокаут, глубокий, хотя повреждений не видно, – сообщил Гном, склонившись над телом Санька.

– Что произошло? – спросил Спец. – Что мы пропустили? Почему ничего не слышали?

– Все быстро произошло, – ответил Морро. – Когда этот на тебя напал, мы отвлеклись. А потом второй выскочил как черт из табакерки, схватил Санька и поволок. Мы даже испугаться не успели. Но он дошел до границы и почему-то бросил Санька и свалил. Все.

– А почему не стреляли?

– Так не успели. Быстро все так.

– Вот что значит позиции оставить. Ну эти-то понятно, парни пороха не нюхали, им простительно. А вы-то чего хлеборезки раззявили? За борьбой понаблюдать решили, а надо сектора держать. За помощь, конечно, спасибо, но одного бы за гланды хватило. А так чуть было Санька не проворонили. Хорошо, что этот его бросил. Кстати, – Спец хмуро посмотрел на лежащего на земле Санька, после перевел взгляд в ту сторону, с которой выскочила вторая тень, – почему он его бросил?

– Может, перепутал, не того взял?

– Это с чего это он таким привередливым стал? Тут что-то не так.

– Может, он дефективный какой. Я в кино видел, там зомби больных не жрали.

– Ага, гнилой, как папаша, – проворчал Спец. – Яблочко от вишенки недалеко падает.

– А может, увидел, как вы Дрона разделали, и испугался…

Внезапно очнулся Санек. Он открыл глаза и завыл, долго, протяжно, тоскливо, будто оплакивая утрату чего-то очень дорогого. Так воет мать, потеряв сына, или волк, попав в капкан или потеряв свободу. В его широко раскрытых глазах отражался камень, мокрый от стекающей по нему коричневой слизи, из-под которой зловеще мерцали, переливаясь в отблесках пламени, странные письмена, выбитые их безумным товарищем. Санек испуганно вскрикнул на высокой ноте, встал на четвереньки и побежал к Спецу. Схватив его за ногу, он что-то затараторил, плюясь и шепелявя. Разобрать слова было практически невозможно. Ухо выхватывало лишь обрывки отдельных фраз, общий смысл которых сводился к тому, что его надо спасти и увести подальше от этого проклятого камня и валяющегося рядом трупа.

– Сломался. Не боец. Снимаем с дистанции, – покачал головой Малыш.

– Тренер, помоги его к дальнему костру оттаранить. Там у меня спирт остался, ему сейчас надо. Иначе не отойдет. Слетит с катушек, а нам его еще папе отдавать.

– Неси, – одобрил Спец. – Спирт, воду, тушенку. По пятьдесят грамм нам всем не помешает, не больше. Ему можно. Думаю, до следующей атаки минут тридцать у нас есть. Док, прикрой их. Морро, Гном – со мной за дровами. Затариться надо по полной. Да и это сжечь. – Спец указал на труп Дрона.

Молчаливая ночь сеяла над горами свою вековую печаль. На короткое время из-за тучи выглянула луна, заливая мир бледным нездоровым светом, лишь под валунами оставалось угольно-черно. Ночь шумела, шуршала, подвывала за пределами лагеря. Где-то в стороне закричали непривычно металлическими голосами ночные птицы. За большим камнем слышался треск и сопение – там спешило по своим неотложным делам какое-то зверье. Потом раздался далекий заунывный вой, к нему присоединился еще один голос, но сорвался на нездоровый кашель. Спец, Гном и Малыш сидели спина к спине у камня с рунами. Морро и Док хлопотали вокруг впавшего в ступор Санька чуть поодаль. В него влили не менее трехсот грамм чистого спирта, прежде чем тот перестал трястись и начал проявлять первые признаки разумного поведения. При этом ничего внятного, кроме потока нецензурной брани, от него добиться не удалось. Потом пришел откат, и Санек впал в ступор. Так и сидел, завернувшись в спальник, со спиртом в большой металлической кружке, уставившись немигающим взглядом в пространство.

Спец и его команда использовали предоставленную им передышку на всю катушку. Они натаскали дров, упорядочили костры, сожгли труп того, что раньше называлось Дроном. Первая победа добавила им уверенности в своих силах. Враг стал понятен, а потому не так страшен. Что бы то ни было, но оно умирает, проверено на практике. Это вселяло надежду. Жизнь вернулась в прежнее русло. Волшебная сказка, приоткрывшая на миг таинственный полог реальности, продемонстрировав демоническую ухмылку темного мира, задернула занавес. Мир опять стал прост и понятен, тем более что ужасная ночь подходила к концу. Она уже не выглядела непроглядно черной. Пусть с трудом, но уже можно было различить очертания деревьев на тропе. Осталось подождать еще немного, пока рассвет наберет свою силу и можно будет начать движение домой, подальше от этих проклятых мест.

Рука Спеца непроизвольно нащупала нательный крестик, подаренный покойной супругой. В памяти немедленно всплыл похожий вечер, когда он впервые поцеловал свою первую и единственную настоящую любовь, ту, которая стала целью и смыслом его жизни, к ногам которой он был готов бросить весь мир, ту, ради которой смог бы умирать хоть каждый день, но которой он не сумел уберечь, и в итоге она умерла за него, оставив в душе незаживающую кровоточащую рану… Только тогда она еще не была его. Более того, он изо всех сил противился этой великой силе. Он искренне и от души ненавидел эту женщину. Ах, как она издевалась над ним, какие словечки подбирала, все норовила ужалить побольнее… Тот вечер волею судьбы свел их вместе. Они вынуждены были провести ночь под одной крышей, пусть и в разных концах большого дома. Она всю неделю измывалась над ним, а в тот день особенно. Полночи он пил с товарищами, стараясь вином затушить пожар души, а потом решился. Резко встал, чуть не опрокинув стол, и, обведя мутным взором помещение, твердым быстрым шагом направился на балкон. Даже в дверь попал с первого раза, лишь слегка повредив локоть о дверной косяк. Спец не знал, где она находится, но чувствовал, что идти надо именно туда. Его трепещущее сердце бежало впереди, не позволяя помутившемуся сознанию потеряться в лабиринтах особняка. На балкон он не вошел – ворвался, едва не сорвав дверь с петель. Она стояла в углу, пристально всматриваясь в начинающее сереть небо. На грохот двери резко повернулась. В глазах промелькнул страх и еще что-то непонятное, но почему-то до судорог волнующее.

– Ты? – лишь успела произнести она.

Он не ответил, медленно подошел и схватил ее за руку. Она попыталась высвободиться, но он был намного сильнее. Могучим рывком притянул ее к себе, сжал плечи как тисками с такой силой, что с ее губ сорвался непроизвольный стон.

– Уйди. Убери руки.

Он захохотал, с наслаждением прижал ее к стене, чувствуя свою полную власть. Она беспомощна как овца, что ведут на веревке. Он сделает с ней все, что захочет! Спец приблизил свое лицо и взглянул ей прямо в глаза. Взглянул и утонул в них. В горле застрял горький ком. Дыхание сбилось. По телу пробежала жаркая волна. Руки сами по себе ослабили хватку. Он тонул в колдовских озерах ее глаз и понимал, что уже не сможет выбраться назад. Он даже не почувствовал, как его губы приближаются к ее губам, как от его грубых ласк ее губы набухли и вздулись как спелые, нагретые на солнце вишни, как она обмякла и по ее телу прошла сладкая дрожь.

Он с огромным усилием, словно разрывая толстые цепи, отстранился и с удивлением обнаружил, что пальцы его правой руки нежно держат ее голову, словно она могла сломаться от неосторожного движения, а пальцы левой осторожно и ласково касаются ее покрытой румянцем щеки, гладят выбившиеся локоны.