Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй Страница 5

Буривой прокашлялся, горло прочищая. Сам почувствовал, что говорит не как следовало бы говорить грозному воину, военачальнику и владетельному князю.

– Быстро же добрался, сынок… – но и теперь в словах Буривоя, обращённых к Вадимиру, было так мало знакомых ноток, так неузнаваем был ломающийся слабый голос, что княжичу в первый момент показалось, что это вовсе и не отец говорит, а кто-то невидимый, за его широкой спиной прячущийся. И только отдельные – лишь отдельные! – нотки властности оставались прежними, подкармливаемые всегдашней неукротимостью княжеского духа. – Как добрались? Без ненастья в погоде и в людях?..

– Добро добрались, батюшка, – Вадимир постарался говорить мягче даже, чем он говорил обычно, такое сильное впечатление произвёл на него сломленный болью отец. – Торопились, как ты и велел, коней не жалели, мороза с ветром не пугались…

– Садись тогда. Если и есть в ногах правда, то она не наша… – теперь Буривой оттаял совсем. То ли окончательно проснулся, то ли боль на какое-то время отпустила. – И ты воевода, садись тоже. Я тебя специально звал, чтоб с Вадимиром вместе находился, поскольку ты его наставником с детских лет был, тебе, стало быть, и помогать ему, когда нам всем худо… А о здоровье вы, ни тот, ни другой, меня, стало быть, и не спрашиваете?..

Последняя фраза прорвалась вдруг, и почувствовалась в ней капризная обида, но сам же Буривой, видя, в какое смущение ввёл и сына и воеводу, себе больше, чем им, ответил:

– И правильно… Что ж тут спрашивать… И так всё ясно и видно… Не Буривой я уже… Только тень его бессильная осталась на этой скамье, сидит, думает незнамо о чём, изредка говорит, да не всегда впопад… А самого Буривоя уже нет. Нет его больше…

Он выпил что-то из берестяной кружки.

– От Гостомысла вестей нет?

Вадимир и ответить не успел, как дверь отворилась без стука, и вошла Велибора. Тихо вошла, бочком, но тут же поклонилась так низко, насколько ей живот позволил, и к Буривою устремилась, чтобы обнять. Но тот остановил её стремление к проявлению любви вялым жестом – ладонь вперёд выставил, и на сына коротко успел глянуть. И будто бы ситуацию прочитал.

– Я рад, дочка, что и ты приехала, но когда в доме разговаривают мужчины, к ним входить нельзя. Подожди, когда тебя позовут…

Это было сказано предельно спокойно, без обычных резких интонаций, и надо было знать Буривоя, чтобы понять, каких усилий ему стоило произнести фразу так.

Велибора взор потупила, и, пятясь, направилась к выходу. Перед дверью всё же успела не посмотреть, а стрельнуть сердитым взглядом в мужа. Тот сохранял спокойствие и даже, как ей показалось, торжествовал…

– От Гостомысла вестей нет? – повторил Буривой вопрос.

Велибора, конечно же, вопрос слышала, и ей он отдался болью в сердце. Это Вадимир понял по выражению лица жены, медлившей с выходом.

– Нет, батюшка. Но сейчас он уже должен вести переговоры, и я не думаю, что они затянутся надолго. Надеюсь, что брат скоро вернётся. Старец волхв Вандал, которому Гостомысл очень верит, просил его торопиться… И мы все его ждём с нетерпением. И весь Славен ждёт…

Теперь Велибора вышла, сердито закрыв дверь. Впрочем, наверное, это только Вадимиру показалось, что она дверь закрыла сердито. Князь с воеводой ничего не заметили. Но из-за двери голоса раздались. Похоже, княжна хотела у двери остаться, чтобы разговор слышать, но дворовый человек, своё дело знающий, что-то высказал ей. Судя по тому, что продолжения не последовало, Велибора подчинилась. Суровость мужа и приём тестя на неё подействовали так, что она не могла уже вести себя в соответствии со своим привычным норовом.

– Когда собирается порадовать наш дом новый детский крик? – глядя на дверь спросил князь, голосом показывая, что сердце его отмякло при виде живота невестки.

– Ждём уже через неделю, – ответил Вадимир.

– Не надо было её с собой брать… Это я её избаловал… А ты, сынок, в строгости жену держи… Своё место она знать должна… Что в Славене? Рассказывай…

Глава третья

После одновременной гибели двоих сыновей в удачно для вагров сложившемся сражении против франков, у вдового к тому времени князя Бравлина Второго оставалось шестеро дочерей, две из которых по возрасту были пока незамужними. Забота для мужчины, тем более, обременёнными заботами другими и безостановочными, и трудноразрешимыми, немалая, но Бравлин вполне мог оставить громадный дом на Замковой горе, который в народе называли замком, на попечительство многочисленных хозяек без собственного пригляда. Двое из замужних дочерей со своим семейством жили здесь же, но тесноты не создавали. Они же могли и о младших сёстрах необходимую заботу проявить, и любовь им дать. Двое других дочерей жили за пределами княжества. Одна, старшая, была выдана за влиятельного конунга данов Сигтрюгга, и конунг обещал князю прислать в помощь свою сильную дружину, даже не спрашивая, как у данов ведётся, согласия на то короля Готфрида. Вторая дочь была замужем за молодым сакским эделингом, и тот, естественно, являясь подданным короля Карла Каролинга, обязан был поставлять своих воинов в королевскую армию, а вовсе не тестю помогать. Помощь от конунга ждали со дня на день, с эделингом связь прервалась. Но остальные дочери были замужем за знатными Ваграми, находились рядом с отцом, и могли ему служить опорой и утешением, когда ему утешение было необходимо. Впрочем, происходило это не часто.

Сам же князь, любящий в обыденной жизни книжную тишину и уединение, часто размещался в своём городском доме, расположенном стена к стене с палатой боярского сейма, который Бравлин не созывал уже несколько лет, удовлетворяясь помощью и советом только нескольких членов сеймского совета, которым доверял. А уж в опасные военные дни он перебирался в городской дом на постоянное житьё – ближе к дружине, ближе к воям и воеводам, с которыми постоянно приходилось контактировать. Здесь Бравлин становился доступным для всех, кто находил к нему дело, и не только тогда, когда касалось вопросов насущных. Бравлин привык быть в курсе всего, что происходит в княжестве, и потому посетителей у него всегда было много. Но сейчас никто не старался докучать своими бедами и заботами, потому что все понимали тяжёлое положение и самого княжества, и его столицы, и собственные проблемы разрешали собственными же силами. Старгород притих, затаился в молчаливой суровости, не собираясь при этом предоставить врагу безоговорочную возможность решить участь города без активного сопротивления.

Постоянно наводнённый приходящими и уходящими воями дом воеводы Веслава стоял на той же улице совсем неподалёку. Но сам Веслав большую часть времени проводил в доме княжеском, куда к нему и к князю прибывали все вести о передвижении войск франкского короля Карла Великого. И даже каждый рейд отдельных рыцарских отрядов по возможности отслеживался, чтобы знать где и с кем можно встретиться, и чтобы эта встреча не была неприятно-неожиданной. А уж о мародёрах и фуражирах франков Веслав позаботился особо, выставив для этого несколько мобильных дружин, нигде не задерживающихся. И эти дружины уже перебили мелкие группы врага, пренебрёгшие безопасностью ради наживы, и удалившиеся от основных сил.

Сам Карл, как поговаривали, устроил себе ставку в Хаммабурге, где для него специально построили обширный каменный дом, памятуя, что в прошлый приезд в земли саксов, граничащие со славянскими землями, королю пришлось жить за городом в палатке на Песенном холме, потому что подходящего дома, удовлетворяющего королевским запросам, в городе тогда не нашлось. От Хаммабурга до Старгорода восемь часов лёгкого аллюра обычной лошади. Со скоростью лёгкого аллюра могут передвигаться и полки конницы. Если есть необходимость, и есть возможность сменить коня, гонец доскачет за четыре часа. Таким образом Карл и сам находился в безопасном месте, и, в то же время, почти в непосредственной близости от противника.

Отослав сотника Зарубу к жалтонесу Рунальду, князь Бравлин чувствовал себя неуютно, поскольку последние два года сотник постоянно был при нём и исполнял обязанности секретаря и майордома, не занимая этих должностей. Заруба сам решал, с кем он лично может разобраться, кого следует к Бравлину пропустить, а с кем решить вопрос может он сам или кто-то из воевод. И сейчас, в отсутствие сотника, который по неизвестной причине задержался надолго, все шли напрямую к князю, невзирая на время суток, если их не останавливал воевода Веслав. А забот в это тревожное время было у всех много. Конечно, не столько, сколько у Бравлина, тем не менее, достаточно для того, чтобы не успевать или же не уметь их решить самостоятельно.

Но в этот раз присутствие Зарубы и не потребовалось. Веслав пристроился на скамье у окна в приёмной Бравлина, как князь в последние горячие дни с усмешкой называл свою библиотечную горницу, когда в середине ночи прискакали разведчики во главе с немолодым сотником Беловуком. Бравлин с Веславом вообще не собирались ложиться в эту первую ночь войны, и принимали многих, прибывающих с разных сторон, отдавали множество приказов, и планировали каждый последующий день в зависимости от дней предыдущих и от изменений в поведении франков.