Сергей Антонов - Стабилизатор. Минск 2041 Страница 5

Мужику было лет сорок на вид. Чисто выбрит. Темные с проседью волосы пострижены очень коротко. Карие глаза, в глубине которых таилась какие-то подозрительно озорные искорки. Возможно, хлебнул на дорожку. В таком наряде противопоказано щеголять трезвым. Куры обхохочутся.

Пухлые губы мужика продолжала кривить улыбка. Словно лицо свело судорогой. Он ждал продолжения беседы, но Вербицкий уже потерял всякую охоту вступать в контакты третьей степени. Пусть тричетвертянин продолжает лыбиться.

Вставая, Марат заметил, что из накладного кармана синего комбинезона торчит сложенная газета. В названии были заметны только буквы «А» и «В». Еженедельник «Гав» для собаководов? Или… Жаль, что «говно» пишется через «о». Газетенка с таким названием весьма органично вписалась бы в облик улыбчивого мужичка.

Через два сиденья расположились женщина и пацан лет девяти. Марат видел их только со спины, но уже знал – они тоже будут ему улыбаться. Недаром же мальчишка напялил на себя уменьшенную копию знаменитого комбинезона, его мамаша, обряженная в синее платье с матросским воротничком, держит в руке ту же газету, что и мужик.

Чуть дальше, лицом к Вербицкому сидели две девицы. Блондинки в одинаковых бело-синих блузках. Само собой с матросскими воротничками. Тоже улыбаются, чтоб им пусто было. Прям, не поезд, а крейсер «Варяг» перед затоплением. Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает… Не надо себя обманывать, мистер мыслитель. С вокзала призраков ты попал в поезд идиотов. Если не хуже. Разве не видел за окном полустанок странного вида, обозначенный цифрами? А сам вагон?! Признайся, Маратушка, что эти жесткие сиденья, дешевая бесцветная пластмасса на потолке и стенах, сводящий с ума аскетизм во всем оформлении вагона ты видишь впервые. Новый вокзал, новая станция, странные пассажиры в однотипной одежде с одинаковыми газетами и белыми пластиковыми пакетами без рисунка! Ты вляпался… Вот только во что?

Вербицкий опустился на ближайшее сиденье. Положил папку себе на колени. Вытащил из кармана сотовый телефон и наушники со спутанным в немыслимый узел проводом. Музыка. Вот, что поможет ему успокоиться.

Дверь вагона откатилась в сторону. Вошла женщина в форме железнодорожницы. Ничего страшного, что цвет пиджака и юбки синий. Проводницам положено носить такую форму. А что до улыбки… Им на роду написано улыбаться и быть приторно-вежливыми. Марат искренне обрадовался появлению проводницы. Вспомнил, что так и не купил билет. Наблюдая за приближением вагоновожатой, выудил из кармана мятую купюру.

– Девушка, будьте добры. Один до Минска.

С девушкой он явно переборщил. Бабе было под пятьдесят, а собранные в тугой узел волосы и полное отсутствие косметики делали ее еще старше. Брови железнодорожницы поползли вверх. Глаза округлились от удивления. Вцепившись в ручку сиденья, она смотрела то на «десятку» в руке Марата, то на его сотовый телефон.

– Вам чего, гражданин?

– Билетик, гражданка, – Вербицкий нервно хихикнул. – А вы думали интимных услуг? Так это – немного позже.

– Оставайтесь на месте, гражданин. Вам помогут, – выдав эту тираду, проводница поджала свои и без того тонкие губы и повторила для пущей вескости. – Вам помогут.

– Что?!

Не удостоив Марата ответом, железнодорожная богиня поплыла в конец вагона. Ее породистая, обтянутая синей тканью задница качалась, когда поезд дергался на стыках рельс. Вербицкий с трудом подавил желание нагнать гражданку и пнуть ногой. Нельзя. Шутки в сторону. Оставаться на месте. Ему ведь помогут. Ага, так он и остался. Дайте только подтянуть штаны и начистить бляху. В ожидании помощи.

Насвистывая, чтобы придать себе беззаботный вид, Вербицкий направился к выходу. Минуя девиц, заметил, что каждая держит в руках по газете. Пусть себе читают, раз уж помешались на периодической прессе.

Выйдя в тамбур, Марат воткнул наушники в уши и прислонился к стене. Нажимая кнопки телефона, он заметил, как дрожат пальцы.

Мы стояли на плоскости, с переменным углом отражения.Наблюдая закон, приводящий пейзажи в движения.Повторяя слова лишенные всякого смысла, но без напряжения…

Спокойный голос Бориса Гребенщикова вселял надежду. Очень робкую надежду на то, что когда он сойдет с поезда, все образуется. Странности объяснятся. Сдвинувшиеся устои мироздания вернутся на прежнее место, а закон, приводящий пейзажи в движение, начнет действовать.

Марат увидел прямо перед собой дверь туалета. Надавил на ручку. Ни по-маленькому, ни тем более, по-большому Вербицкому не хотелось. Просто в этом поезде он чувствовал себя пришельцем, изучающим незнакомый мир. Так почему бы не узнать побольше о месте, где улыбчивые люди в одинаковой одежде отправляют естественные надобности?

Дверь качнулась и открылась. Всего на четверть. Марат увидел фонтанчик с питьевой водой. Точную копию того, из которого пил на вокзале. Рот, согласно закону Павлова и его собак, тут же наполнился сладковатым, приторным вкусом. «Дай мне напиться железнодорожной воды», – сказал поэт. Не эту ли воду он имел в виду?

Вагон качнуло. Дверь открылась полностью и… О Боже! Мочевой пузырь Вербицкого изъявил сильное желание воспользоваться толчком. Вот только место было занято. На унитазе, свесив руки между раздвинутых колен, восседал Жженый.

Его покрытая уродливыми шрамами лысая голова была опущена, но Марату не требовалось видеть лицо, чтобы узнать своего личного Фредди Крюгера. Выцветшая грязная рубашка цвета хаки, штаны с дырами на коленях и черные резиновые сапоги. Нет! Спутать Жженого с кем-нибудь другим было просто невозможно. Откуда здесь человек, которого он безуспешно искал столько лет?

Вербицкий попятился. Не стоило ему открывать дверь сортира. Любопытной Варваре… Перед тем, как проскользнуть в вагон, Марат набрался храбрости и вновь заглянул в туалет. Никого. Толчок был девственно пуст. Возможно, Жженый просто привиделся. Так же, как и Глухин. Но искушать судьбу Вербицкий больше не стал. Пусть вагон наполнен улыбчивыми идиотами, но они, по крайней мере, не призраки, а люди из плоти и крови. Из двух зол, как говорится…

Марат потянул ручку двери и, опасливо поглядывая на туалет, отступил в вагон. Он еще не видел, что делается за спиной, но уже понял – там его ждет новый сюрприз. Не ошибся. Обернувшись, оказался нос к носу с рослым детиной. Первое, что заметил Вербицкий кроме тяжеловесного подбородка, маленьких глазок и пегой кляксы усов под носом, был берет. Парень лихо сдвинул его на затылок, демонстрируя миру поразительно узкий лоб. На берете красовался двухцетный флажок и белая надпись «СНС». Из-за плеча узколобого выглядывал еще один красавец в черном берете. С таким же не обремененным мыслительным процессом лбом, бычьей шеей и блестящими, словно испачканными жиром толстыми губищами.

Вербицкий отступил в тамбур. Эсэнэсовцы последовали за ним. Только теперь Марат понял, насколько огромен пегоусый. Настоящий громила. Когда он вошел в довольно просторный тамбур, там сразу стало тесно. Вербицкому пришлось спуститься на одну ступеньку у двери и прижаться спиной к стеклу, игнорируя надпись «Не прислоняться».

– Капрал Байдак, – прогрохотал усач, козыряя. – Служба Национальной Стабильности. Вашу карту!

Теперь Вербицкий видел представителя СНС во весь рост. На черной, как вороново крыло форме отсутствовали знаки различия. Ни шевронов, ни петлиц. Гимнастерка с парой накладных карманов, узкие штаны, берцы с вентиляционными дырочками. Талию капрала туго перетягивал блестящий черный ремень. На одном боку висела кобура, на другом – резиновая дубинка угрожающего вида и тускло поблескивавшие наручники.

– Вытащи эту хрень из ушей! – рявкнул Байдак. – Карту, тебе сказано!

Карта у Марата была. Собираясь посетить Национальную Библиотеку, он купил красочный проспект с описанием этого белорусского чуда. К проспекту прикладывалась схема проезда и поэтажный чертеж самой библиотеки. Проспект лежал в папке, папка была в руке. Вот только Вербицкий сильно сомневался, что служитель стабильности имел в виду эту карту.

– Одну секундочку…

Нажатием кнопки Марат прервал музыкальные откровения Гребенщикова сунул наушники в карман джинсов и собирался отправить туда же телефон, но Байдак протянул свою лапищу и вырвал «Нокиа».

– Дестабилы совсем оборзели, – сказал он, рассматривая телефон. – Смотри, Петя, с какими штуками разгуливают! Правильно Верховный Председатель говорит: душить эту мразь всеми доступными силами и средствами.

– Ты на футболочку его посмотри! – согласился Петя неожиданно писклявым для своей комплекции голоском. – Ше… Ше Гуевара… От бля, дает! Ставь эту падлу раком, пакуем!

– Спиной ко мне, – приказал Байдак. – Руки вместе. И не дергайся, если не хочешь дубинкой по загривку.

Вербицкий наблюдал за волосатой лапищей Байдака. Она тянулась к наручникам. Выполнить приказ и надеется, что там разберутся? Где там? Кто разберется? Марат задавал себе эти вопросы только для проформы. Он уже знал, что не станет подчиняться людям в черном. Они за стабильность. Он – нет. Наоборот, как раз сейчас его состояние было крайне нестабильным. В глазах потемнело. Кровь прилила к вискам и стала молотить в них, как молот. Такое случалось с Маратом не раз. Когда его оскорбляли несправедливо и незаслуженно, Вербицкий впадал в своеобразный транс. Ладони его сжимались в кулаки. В груди холодело. Сила и численность противников переставали иметь значение. Марат, что называется, терял голову и бросался в драку, не задумываясь о последствиях. Пару раз получал по шеям, но… Чувства все равно брали верх над разумом. Так было и сейчас. Вместо того, чтобы повернуться к Байдаку спиной Вербицкий от резко выбросил руку вперед. Он стоял ниже противника. Это делало позицию выигрышной. Кулак Марата впечатался точно в солнечное сплетение громилы. Капрал охнул и завалился на спину, задрав подбородок. Упускать такой шанс было просто преступлением. Новый удар Вербицкий нанес в подбородок. Клацнули челюсти.